Это цитата сообщения Ma3x Оригинальное сообщение

Здравствуйте многоуважаемая любимейшая и от всей души почитаемая мной редакция журнала «Абасака»!
Пишет вам преданный и искренний поклонник вашего творчества Степаныч. Поводов для написания в ваш журнал у меня появилось сразу несколько.
Во-первых, я очень сильно обеспокоился тем, что моим дражайшим корреспондентам приходится из номера в номер выдумывать письма читателей. А это, знаете ли, очень сильно отвлекает от творческого процесса. Поэтому я и решил, что в вашем издании должно появиться хоть одно настоящее письмо от настоящего читателя, чтобы у моих любимых корров оставалось больше времени для написания статей и проведения журналистских расследований.

Во-вторых, я очень обеспокоился грамотностью моей обожаемой редколлегии. Когда журналист не отличает слов «надеть» и «одеть» - это, понимаете ли, страшно, грустно и обидно. Впрочем, я ни сколько не сомневаюсь, что мои юные акульчики пера прекрасно знают другое слово – «раздеть», и всегда пишут его в правильной орфографии. Хоть это меня немного, да радует.

Ну, и, наконец, в-третьих. Дражайшая редакция, искренне прошу вас в перерывах между пьянками редколлегии, мордобитием задротов говноблогеров-копипастеров и траханьем с известным хреномерщиком Дие_кто_то_там обратить внимание на культурную сторону жизни в нашей любимой ЛиРушечке.
А творится в этом вопросе настоящий пиздец, мои дорогие. По достоверным источникам, унылое говно из сообществ «Пейсатели ЛиРу» и «Паэты ЛиРу» готовит массовую атаку на любителей блестяшек и прочей розовой хуйни. А потому по прогнозам подпольного предсказателя ЛиРу (свое имя он попросил держать в секрете) в скором времени эти унылые бездари заполонят нашу ЛиРушку по самый хуй. Ожидается, что в ближайшем будущем этот скучный пиздец с многоточиями и непонятными рифмами начнет внедряться в умы и сознание добропорядочных ЛиРушников, которые умеют рифмовать слово «хуй» не только со словами «куй», «жуй» и «вдуй», но и с такими редкими и оригинальными рифмами, как «оболдуй» и «смакуй».

А потому искренне прошу моих горячо любимых обожаемых корреспондентов провести более тщательное культурное обозрение ЛиРушки, чтобы истинным ценителям сурового жёсткого стиха было неповадно соваться в эту псевдоинтеллектуальную хуйню.

С превеликим уважением, ваш ревностный ценитель брутального творчества Степаныч.

Снова хуячу бездарный свой стих,
Ведь голос внутри всё ещё не утих.
Хочу напиздеть я вам вновь об одном:
Хуёво живётся мне в мире таком.

Много божков расплодилось на свете,
Отъебать бы их всех, пиздюков, в туалете!
Новые боги вещают с трибун,
И ведут за собой всех людей табун.

Эти божочки на сцене поют,
Косят бабло, а нас всех ебут!
Сидят в интернете и пишут в блогах,
Чтобы собрать комментарии многих.

Считают они, что Бога уж нет,
А им поклоняется весь белый свет,
Любят бабло и пишут про хуй –
Говнища у них, да хоть жопой жуй!

На что разозлился, вы спросите, я?
Да мне надоела вся эта хуйня!
Мечтал я когда-то дарить людям свет,
Но только мне скажут, что всё это бред!

Людишки забыли, что где-то есть Бог,
Считают они, что давно уж он сдох.
Совсем не живёт он у них в душе,
Да и не нужен он людям вообще!

Жестоко очень трахали
Мы наших девок в рот,
А после грузной поступью
Шагали мы на фронт.

Врагов мы всех давили
Грязным сапогом,
Чтоб девки снова дали
Хороший секс потом.

Уёбков мы громили –
Аж в жилах стыла кровь,
Судьбу благодарили,
Что можем трахать вновь.

Смывали мы кровищу
С огромных сильных рук,
Но не могли отмыться
От мерзости вокруг.

А в поле перед боем
Мечтали об одном,
Чтобы девицы наши
Оттрахали нас ртом.

Мы слышали на фронте,
Громкий хруст кости,
Но бравые солдаты
Всё могли снести.

А к дому возвращались
И драли своих жён,
Лишь те, кто в жизни этой
Судьбою бережён.

Хотелось бы мне очень
Стихи в себе убить,
А, может быть, и вовсе
В порыве вены вскрыть.
Уж очень мне противно
Вновь путаться в словах,
Но снова я проснулся
С рифмой на губах.
Я знаю, что стишки мои –
Полное дерьмо,
Но слишком уж настойчиво
Просится оно.
Хочу дать по ебалу
Поэтам гадким я,
Уж очень омерзительна
Их полная хуйня.
Я оторвал бы пальцы
Всем тем, кто пишет стих,
О, как я ненавижу
Плохую рифму их.
На мнение чужое
Мне полностью насрать,
Но стихотворцам хочется
С размаха в рыло дать.
Когда-нибудь, наверно,
Я выброшусь в окно,
Но только бы не видеть
Стихов моих говно!

Говорят, что в жизни нынче
Очень модно быть циничным,
И тогда-то у тебя
Всего будет дохуя!
Надо пиздить, предавать,
Кулаками в нос давать,
Обязательно тогда
Тебе телки скажут: «Да!».
Не трясись, забудь приличия,
Будь же сволочью циничной,
Помни лишь слова всегда:
Или хуй или пизда.
Будь уверен, смелым будь,
Телку трахнуть не забудь,
Поскорей найди другую,
Погрудастее такую.
Расскажи, что ты крутой
И похвастайся еблей
С обалденною моделью,
А не кралей из борделя.
Наплевать нам на обычаи,
Хорошо ведь быть циничными!

Стишок для Ильюши, моего дружка лирушного, о том, какой же он бездарный талантливый гондон поэт!

Всю жизнь поэтов ненавидел,
В гробу гондонов этих видел,
А уж лирушные писаки
Похуже будут всякой сраки.

И вот однажды встретил я,
Писаку с именем Илья,
Уж очень этого «поэта»
Хотелось сжить мне с бела света.

Божком лиру себя он мнил,
А сам был мерзок, черств и гнил.
Три слова мог зарифмовать,
Сплошные: хуй, пизда и блядь.

Писал он только о ебле,
А это всё противно мне!
Считал себя он охуенным
И ебарём весьма отменным.

О, как людей я ненавижу,
Когда всю мерзость эту вижу,
И мне им хочется сказать:
«Иди ты в жопу, сука, блядь!»

Илью решил я подъебнуть,
В нутро хотел его копнуть,
Какой же нахуй он поэт,
Ведь в нём таланта вовсе нет!

Решился написать стишок,
Чтобы повергнуть его в шок,
Свой опус быстро нахуячил
И в бложик тут же зафигачил.

Хотелось очень поглядеть,
О чём начнёт Илья пиздеть,
И убедиться в том, что он,
Какой же в сущности гондон!

Но нахуячив злобный стих,
Мой гнев уж быстро поутих,
И сам «поэт» всё в шутку свёл –
Илья и глазом не повёл.

И вот теперь уж стыдно мне,
Что накосячил в полусне.
На том закончим этот сказ
О силе добрых ясных глаз.

Эй, девчонка, погоди, постой!
Давай замутим этой ночью секс с тобой.
Узнаешь ты, какой я охрененный,
И хуй мой очень необыкновенный.

Мужлана лучше тебе просто не найди,
И можешь ты хоть все районы обойти.
В моих штанах есть главная награда,
Я знаю: будешь этому ты очень рада.

Все девки вечно стонут подо мной,
Такой вот я пиздатый. Я такой!
Люблю я сиськи и, конечно же, минет,
А детских комплексов со мной давно уж нет.

Давай, подруга, покажи соски,
И можешь между делом снять с меня носки.
Уж больно шибко я люблю еблю,
И спермой обязательно тебя я оболью.

Такой вот я пиздатый, а еще поэт.
И лучшего мужчины на белом свете нет!

Пока я блогов начитался,
Сто тысяч раз я проблевался,
Кругом сплошные, блядь, поэты,
Давайте ж напишу об этом.

Парнишек нежных не люблю –
Я их в стишке своем срамлю.
Люблю хуярить и пиздить,
И между делом водку пить.

Я блоги люто ненавижу,
И здешних девок вмиг обижу,
Поэтов местных не люблю –
Об этом прямо говорю!

Набить бы рожу этим гадам,
Что сочиняют стихи задом,
И настучать по голове,
Всем тем, кто пишет о ебле.

Хуячат местные мальчишки,
(И между делом срут в штанишки)
Свои бездарные стихи,
В надежде рейтинг обойти.

До боли мне противно это,
Хотел бы я сказать поэтам:
Уж коли нравится оно –
Держи в себе свое говно!

[320x320]
Когда мне исполнилось 16 лет, отец сказал, что я уже достаточно взрослый, и должен заботиться о ком-нибудь кроме себя. «Только так из тебя получится настоящий мужик», - сказал он мне и на следующий день приволок маленького черного щенка. Это оказался кобель помеси немецкой овчарки и какой-то двоняги, у него были крепкие лапы и необычайно большие уши. Мать предложила назвать его Дружком или Чернышом, но я был категорически против, потому что еще с детского сада ненавидел уменьшительно-ласкательные суффиксы и всякую другую сопливую хуйню. А так как в старших классах школы я увлекался военной техникой периода Великой Отечественной войны, и особенно мне нравились танки, то я прямо так и назвал этого кобеля – «Танк-истребитель Т-34» или просто Танк. Однако моя мать всегда пиздец как любила опошлить мои идеалы, а потому звала псину Танчиком.
Мы с Танком быстро сдружились, часами гоняли по нашим спокойным улицам, а иногда я даже обучал его некоторым командам. Кобель оказался охуительно тупым, видимо кровь беспородной дворняжки сказалась на нем в полной мере. Он гонялся за воробьями и воронами как последний уёбок, а как-то раз побежал за уличным котом и откусил ему хвост. Все вокруг возненавидели моего Танка, особенно бабульки на лавочках у нас во дворе и мамаши с детьми. Еще бы! Мой Танк таранил всех вокруг, то нагадит детям в песочницу, то хлопнет лапой по жопе какую-нибудь девку во дворе, то схватит в зубы бабкин костыль и утащит его в другой конец улицы. А иногда ко мне подходили телочки и говорили: «Уси-пуси, какой песик!», в ответ Танк начинал рычать и скалить зубы, и девки разбегались кто куда. Но я все равно любил Танка и заботился о нем как мог по наставлению отца.
В прошлом месяце, когда я вернулся домой из московской командировки, и решил заехать к родителям, мать встретила меня со слезами на глазах. «Танчик умер», - пробормотала она и опять залилась слезами. Оказалось, что эти долбоёбы из ветеринарной не смогли справиться с инфекцией, и родители уже отправили Танка на кремацию. Вот так я потерял друга, а вместе с ним ушли и мои юношеские годы.

Позавчера хуярили спирт в кабаке с друзьями из ВДВ. Вдруг видим там по ящику показывают говноклип очередной говногруппы. Блядь, как же я их всех ненавижу! В общем, есть такая говногруппа с двумя педиками. Их уже, наверное, отымел весь наш шоу-бизнес. Говногруппа, кстати, называется «Бис». Так вот. Серега, наш самый старый ВДВ-шник, нахуячился в усрачку и запустил в монитор стакан из-под спирта. Естественно, потом пришлось оплатить ущерб этому кабаку, тем более что мы там часто собираемся. Но Серега ничуть не жалеет об этом, он у нас вообще мечтает найти этих парней и отпиздить их как следует.

Только посмотрите, какие уроды. Это не мужики, это две девочки, честно слово.
[560x340]

С детства Витёк знал, что однажды, когда станет взрослым, отправится служить на морской флот. Еще в семь лет он отчетливо представлял себе, как когда-нибудь его маленькие ручонки превратятся в большие и накачанные мужланские ручища, а крохотная пипирка вырастет в большой и толстый член. И тогда он станет настоящим мужиком: наденет сапоги из грубой кожи, солдатскую шинель и фуражку с золотистой звездой посередине.

Впервые в жизни Витёк взял в руки настоящую офицерскую фуражку, когда ему было семь лет. Это произошло теплым сентябрьским днем, когда Витёк вернулся домой из школы, и хотел уж было поздороваться с матерью. Он забежал в квартиру, скинул рюкзак и ворвался в материнскую комнату. Однако увидел там голого мужика, который лежал на его матери и делал поступательные движения мощным задом. Витёк быстро выскочил из комнаты, схватил свой рюкзак и побежал на кухню. Он всегда знал, что мать постоянно водит к ним мужиков, впрочем, раньше они успевали делать свое дело, когда его не было дома, а теперь, видимо, не успели закончить к его приходу.

У Витька никогда не было отца, зато всегда было много дядей. На прошлой неделе мать приводила дядю Серёжу, а на позапрошлой - дядю Стёпу. Все детство Витька так и прошло в бесконечной череде этих дядь. Как звали нового дядю Витёк пока не знал, да и не узнал бы, приди он на полчаса позже. Впрочем, именно новый дядя, в отличие от всех остальных, запомнился Витьку почти на всю жизнь. Дело в том, что мальчик вдруг решил вернуться в прихожую и внимательнее посмотреть на вещи нового дяди. Он тихонечко пробрался по коридору и подошёл к вешалке. В это время из материнской комнаты доносился женский стон и сильные удары бортика кровати о стенку. Позже Витек понял, что так трахают только настоящие морские офицеры. Мальчик решил не обращать на это внимания и стал осматривать вещи нового дяди. Самое интересное, что он обнаружил в прихожей – фуражку с козырьком. Только потом Витёк узнал, что это настоящая фуражка военно-морского офицера. Мальчик подержал ее в руках, а потом вдруг нацепил себе на голову. В это время стоны из материнской комнаты затихли, и в ее дверях показался высокий мужик в одних семейных трусах. Витёк быстрым движением руки стянул с головы фуражку и внимательно пригляделся к новому дяде. На лице у мужика красовалась недельная небритость, а на левом плече проглядывала огромная наколка в виде морского якоря. Тут же в дверях показалась и мать в наспех накинутом легком халатике, из под которого отчетливо просвечивались упругие груди с налитыми сосками.

-Сынок, это дядя Володя, знакомься, - сказала, запыхавшись, она.
-Нихуя себе! Как же идет этому пацану моя козырка! – воскликнул дядя Володя. – Даю яйца на отсечение, что когда он вырастет, то пойдет служить на флот!
Витёк в эту минуту очень испугался нового дядю, бросил козырку на стол и прошмыгнул к себе в комнату. С тех пор Витёк больше никогда не видел дядю Володю, зато именно тогда он и решил, что однажды пойдет служить на флот.

Расплодилось этих писателей, как поганок, честно слово. А я бы их давил своим грязным сапогом и отправлял на помойку. Или ввел бы дополнительный налог на графоманию. Дескать, любишь ебаться, люби и саночки возить. В смысле, любишь писать хуйню, люби и платить налог за свое так называемое увлечение.
Писатели, блядь. Начитался я тут на ЛиРу этих писателей. Что не предложение, то обязательно многоточия. Что не метафора, то обязательно какой-нибудь бред, в духе порхающих снежинок. Да я бы им всем поотрывал их «писательские» пальчики, чтобы они больше никогда не могли набивать на клаве всю эту чушь!
Вот я сейчас расскажу, какой Я распрекрасный писатель и хуйдожник. В три года отец дал мне листок бумаги и сказал: «Возьми сын. Ты настоящий мужчина, тебе уже три года. Нарисуй что-нибудь действительно мужское, а не всю эту хуйню». Отец, конечно, не употреблял слово «хуйня», это я просто приукрашиваю, исключительно для эмоциональной выразительности, я ж как-никак тоже маститый сетевой писака, мне положено. Так вот. Беру я листок бумаги и думаю, что бы мне такое изобразить, чтоб по-мужски вышло. А потом, наконец, до меня дошло, и я нарисовал огурец и два помидора рядом. Вышел у меня самый что ни на есть мужской рисунок, отец похвалил, а мама повесила на стеночку красоваться мое творение.
Или вот еще. Я в детстве был таким умным ребенком, что в первом классе уже умел прекрасно писать и считать. Первого сентября, как сейчас помню, нам первым делом раздали бумажки и попросили нарисовать себя. Но я же не дурак, естественно. Взял, да и написал слово «хуй». А все эти остальные идиоты начали рисовать, ну, не дураки ли?
И теперь мне кажется, что это те сраные рисовальщики теперь пишут всю эту хуйню и считают себя писателями. Гореть им в аду.

Соседка с пятого этажа сегодня попросила помочь ей донести сумки до квартиры. Беру ее авоськи, поднимаюсь на нужный этаж. А сам в это время думаю: она меня чтоли кадрить собралась? Ничего не понимаю, продолжаю подниматься, наконец, подходим к ее квартире, она достает ключи и начинает открывать дверь. И вдруг мне говорит: "Ты чего стоишь, ждешь? Можешь идти, свободен". Я не будь совсем идиотом, говорю ей в ответ: "А на чашечку чая не пригласите?" Она ухмыляется. Вдруг с той стороны доносится мужской голос: "Зая, это ты?" Ну, я естественно слинял оттуда, пока не поздно. А теперь вот сижу думаю, бабы вообще охуели чтоли?