НОСТАЛЬГИЯ ПО КНИГЕ, или Вавилонская библиотека
В своих мемуарах Борхес вспоминает одно утро в своем доме в Буэнос-Айресе. Старый, уже полностью ослепший, он проснулся в спальне на втором этаже и ощутил, что в доме что-то неуловимо изменилось, появилось что-то новое. Он спросил у домашних, и ему сказали, что рано утром в прихожую на первом этаже доставили 30 томов нового издания Энциклопедии Брокгауза.
Старый мудрец, главный библиотекарь двадцатого века, который зрение заменил воображением (один из его рассказов начинается гениальной фразой "Я закрываю глаза и вижу стаю птиц", именно "закрываю", а не "открываю"), Борхес умел чувствовать книги, их ауру и энергетику.
У нас в СССР была книжная цивилизация. Подобно иудеям, мусульманам и христианам, мы тоже были Народом Книги, прорастали, как грибы, на пространстве текстов. СССР был насквозь текстуальным, просветительским проектом – лозунги смотрели на нас с крыш домов и со стен комнат, мы мыслили цитатами из классиков. Рассказывают, что возле подъемника на Чегете висел лозунг "Катайтесь на лыжах" и ссылка: "В.И. Ленин, из письма И. Арманд".
Да что там марксизм, книги были советской повседневностью, дефицитом не меньшим, что румынская стенка или югославские сапоги. Сколько тонн макулатуры было сдано ради заветных талонов на Пикуля, Семенова или всеобщую любимицу "Королеву Марго"! 200 томов Библиотеки всемирной литературы или державные корешки Советской Энциклопедии украшали не один номенклатурный интерьер… (Еще анекдот из недавней истории: один предприимчивый молодой человек, зная малую склонность родителей, работавших по торговой части, к чтению, продал всю фамильную Советскую Энциклопедию без корешков, а корешки наклеил на рейки в шкафу… пропажа вскрылась лишь много лет спустя). Очереди на Книжную ярмарку стояли ночами. Иностранные журналисты из газеты в газету пересказывали легенды о том, как у нас едят на улице мороженое в тридцатиградусный мороз и повально читают книги в метро. Так рождался миф о "самой читающей стране в мире".
Я тоже вырос в мире книг. Книги собирали у нас в семье, привозили их из заграничных командировок – если, кто помнит, дефицитные издания продавались в магазинах советской книги в столицах братских стран. Я тоже книги привозил отовсюду, от Нью-Йорка (где эмигрантские издательства раздавали запрещенную литературу ящиками) до Актюбинска (работая там в стройотряде, увидел там в книжном уцененное академическое Полное собрание сочинений Достоевского). К сожалению, я не могу сказать, что прочел все книги, которые меня окружают, но в них мне важна сама возможность их прочесть, перелистать – хотя бы один раз в жизни, и тогда их предназначение будет исполнено. Книги громоздятся вокруг меня как потенциальное открытие, как будущие мысли, как атмосфера дома. И как встарь, приходя в гости, я ищу взглядом полки с книгами, чтобы понять чем живут и дышат хозяева.
Но вот парадокс: сегодня, чтобы быстро посмотреть цитату из того же Достоевского, я не тянусь за томом, с таким трудом вывезенным из Актюбинска. Я открываю сетевую библиотеку Мошкова и два клика нахожу нужное место. И за информацией по незнакомому вопросу не лезу в Британнику, а сразу иду в Википедию, хотя есть шанс там найти полную чернуху, типа мема "Цой подавился мацой" в русской статье о Цое (сейчас статью вроде почистили и открыли для редактирования).
Я понимаю, что теряю очень много – тяжесть тома в руке, запах переплета, память бумаги, пометки на полях того же Достоевского, из которых вдруг выгляну другой я, двадцать лет назад, наивный и восторженный. Я теряю возможность посмотреть соседние статьи в энциклопедии, насладиться полиграфией и текстурой бумаги Британники… – я отказываюсь от всего этого ради самого ценного ресурса нашей жизни: времени. Книга стала слишком медленной, большой и неудобной для современной жизни. Она постепенно уходит из жизни в культурный слой и становится предметом археологическим.
И я ностальгирую, подобно любителям виниловых пластинок, пленочной фотографии и прочих аналоговых древностей. И я понимаю, что становлюсь романтиком ушедшей эпохи, представителем одного из последних поколений, которые были воспитаны на бумажных книгах и институтах гутенберговской эпохи. Я вижу, что студенты все реже ходят в библиотеки и рассказываю им легенды про Ленинку, Историчку и Иностранку, про головокружительно высокие потолки Третьего зала в Ленинской билиотеке, про ожидание заказанной книги из хранилища, про людей, заснувших под зеленой настольной лампой, про флирт в курилках и буфетах, про то, что самые романтические знакомства в те далекие времена начинались не на дискотеках, а в библиотеках… Но все это, увы, уходящая натура, и, подобно тому, как "следующее поколение советских людей будет жить при социализме", следующее поколение читателей будет жить при интернете.
Нет, бумажная книга вся не умрет. Она останется нишевым продуктом, причудой интеллектуалов или богатых покупателей, типа того же винила, винтажных деревенских комодов или аутентичных
Читать далее...