
Вам желаю встретить старость
в желтой праздничной панамке
на песчаном побережье
и уютном лежаке.
Чтоб верблюд медовым глазом
подмигнул и Вам на радость
прокатил по кромке моря
с рыжим солнцем вдалеке.
Там вдоль солнечной дорожки
разно-футовые яхты
шепчут сплетни на все море,
грея белые тела.
Ну а что на белом свете
в самом деле происходит
никому не интересно
и у Вас свои дела.
Ждут балийка вместе с тайкой
Черной розой распустилось небо в городе куражном.
Лепестки - изгибы бездны мягкой, бархатной и влажной
улеглись на крышах зданий авангардных грузных улиц,
и на узких переулках, где гуляет лишь безумец.
Пахнет скорою грозою. Клерк идёт домой без пары.
Эй, девчонки! Гули-гули… нет девчонок - аватары.
С взгляда точно не влюбиться и в глаза смотреть не модно -
пятки, кошелёк, страница в одноклассниках. Свободно
место свято не бывает. Ночь сегодня что-то рано.
Полицейская машина ждёт гостей у ресторана.
Чуть левее на скамейке бомж в украденных ботинках
сон досматривает старый о брюнетках и блондинках.
Тяжко дышит старый город, он давно на арбидоле.
Жёлтый, жёлтый снова жёлтый - нервный тик на светофоре.
Эх, к кому б с утра прижаться, да и жить потом в обнимку.
Поменял бы свой iPAD я на простую Валентинку.
Медленный ветер подол треплет платья.
Небо в асфальт закатало распятье.
Горечь краснеет на гроздьях калины.
Падают бабочки слов Магдалины.
Ивы плакучие простоволосы.
Ветви горбаты как знаки вопроса.
Пруд поглощает беззубая тина.
Тихо роняет слова Магдалина.
Руки сухие опущены долу.
Косы отстрижены – были до пола.
Время пульсирует в узких запястьях.
Пальцы запутались в трёх ипостасях.
Выдох – слова опускаются ниже.
Запах земли им становится ближе.
Небо в рулетку скрутило погосты.
Путь Магдалины покрылся коростой.
Выдох – ей в рот забивается глина.
Мимо проходит какой-то мужчина.
Бабочки слов превратились в снежинки.
Скоро Покров. Магдалине – поминки.
©
Я в юности с тобой встречаю осень.
Ты не жалей любви, тебя я очень
ждала.
Тепла пусть мало
и журавлиный клин упрямо
уностит вдаль его в своём диминуэндо,
решив, что здесь оно давно уже никчемно.
А серый, старый дождь мотив унылой песни
затягивает вновь.
Но я хочу быть вместе
с тобой,
с твоим сомненьем,
что жизнь - скупой ответ всем предопределеньям
судьбы и прочих сил.
Аллея наших встреч иной как будто мир,
где, не спросив у неба, свой прячет солнце свет
в кленовых ярких листьях и шепчет ими: "Нет."
осенним хмурым будням.
В расстёгнутом пальто
ты, не боясь простуды, идёшь.
С тобой легко
быть рядом, слушать ветер,
смотреть не ввысь, в глаза,
и их закрыв, прощаться до завтра,
навсегда.
Рисуй, рисуй меня штрихами
осенних снов, прощальных слов
своей любви, её стихами,
на фоне серых облаков
и увядающего неба.
Мгновения возьми ты кисть
и нарисуй меня, пусть не был
роман наш, уходящим ввысь,
а лишь, за временные рамки.
Ты замени их на багет.
И подари мне.... пусть с изнанки
там будет неприглядный цвет
холста натянутого нервов -
всё лучше просто пустоты.
Ты нарисуй меня, наверно,
мой свет отыщется, чтоб ты
в портрете поиграл контрастом,
безудержных и злых теней,
что за спиной, так не напрасно,
по складкам платья, став черней,
как будто проникают в душу
и затуманивают взгляд.
Румянец, вечно непослушный
остынет, поглотив их яд.
По коже распылится бледность,
угасшей на руках мечты.
В ладонях нарисуй мне пепел
любви, не знавшей высоты...
Ты слышал, Джон, в России что творится –
в зените аномальная жара,
горят леса, деревни, дым в столице,
и не видны их храмов купола.
Ты говорил, что любят они баню,
по чёрному их парится народ.
Сейчас у них там баня торфяная,
Москва из шлангов жАру поддаёт.
Ей дует в нос с востока пепел-ветер.
Ты говорил – велик Москве восток,
и тяжело ей быть за всё в ответе.
Не знаешь, Джон, кто с банькой ей помог?
Конечно, ты понятия не имеешь –
Россию сложно целиком понять.
На катаклизмы ставочки б проверить -
погодкой тоже можно торговать...
Кто кричит « позор!»?
Кому-то съездили по слуху абсолютному?
Сверните свой укор,
по графику пойдёт ежевалютному
кумир на айн, цвай, драй,
точнее поп-кумирша.
Подкинет нужный рай
промоутер – кассирша.
Ну что кому не так?
Нужны ль в ночи вам песни?
Брачующийся крик
во тьме на первом месте!
Ловите новый ценз на видение искусства.
Вот евро-трафарет.
Пихайте свои чувства….
Их разбудил своим теплом обычный май.
Ожившим трепетом цветов шептал: «Есть Рай».
Им улыбались лепестки, рождаясь в свет,
И юных бабочек стихи кружились вслед.
Они гуляли, не таясь в своей весне,
И одуванчиковый мёд несли судьбе.
Они гуляли по весне, забыв про тень.
Их тень сплетённая плелась…Погожий день.
Их тень плелась, ей всё равно: «Что там у них?»
Она невзрачная одна, да на двоих,
Тащила в серость черноту…так ярок свет,
Неровный контур отраженья трафарет.
Их тень плелась, но оказалась впереди…
Они смеялись, целовались, дальше шли.
Они гуляли, наступая в темноту,
И замечали лишь Любовь, её одну….
Милая Алиса, так бывает…
Странные люди с квадратными закономерностями
лезут в чужие сны,
считая, что мы не мы,
и мысли все учтены,
и правят всем будто нетленности,
причём, их сконструированные нетленности…
Милая Алиса, за кулисами современности
живут нафталиновые бренности…
И модные вмешательства
присоской посягательства
творят, скребут прогноз
их сказки…
Ну и что ж…
Пусть сами идут, шагают
по своим разлинованным решениям,
профитным улучшениям,
фьючерсным делениям,
и существуют по скрученному календарю,
напевая с оглядкой на Луну,
раскрученные песни…,
и следуют за Шляпником
все вместе,
в его небезызвестной «джиге-дрыге»…
© Copyright: Маргарита Бахарева, 2010
Быль сказку обгоняет, а сказочник исчез.
Семейство королевы кошмарит мир чудес.
А Шляпник приоделся – теперь он фаворит.
Одна лишь только Соня всё знает и молчит.
Проказница Алиса, возьми меня в свой сон.
И по живому лесу пойдём гулять вдвоём.
Пусть Кролики шальные указывают путь,
А Кот,с улыбкой дивной, подскажет где свернуть.
Нам новости расскажут гламурные Цветы:
Как модно сейчас красить букеты и мечты,
Кому нам падать в ноги,а вымпел чей облез,
И в чём Валет виновен,куда он зря полез.
Где тихая поляна, где ос не встретит рой,
Такой ли подкаблучник жены своей Король...
Проказница Алиса, мне тайну приоткрой,
Как выйти мне из леса, оставшись не чужой...
Чернел уже ты бледностью в капель,
С тобой прощались, даже отпевали,
А ты опять вернулся, да в метель…
Какого, старый, там тебе не спится,
Ты пухом сам себе припороши…
Проходит всё, любые тают лица,
Auf Wiedersehen, mein Liebling, от души…
Да, да, да, да, твои милее слёзы,
А кто в чём прав, решают там из вне.
Ты говоришь, сменили курс прогнозы,
Теперь ты будешь сыпать по весне…
Ну, извини, конечно, ты же в белом….,
А мы здесь, так…, кто в чём и кое где…
Нет, нет, нет, нет, намажусь зимним кремом,
Зачем мне спорить с кем-то там из вне...
Ну что ж ты, снег, совсем тебя не ждали…
Весна пришла в четверг с утра,
и мы все поняли к обеду.
что радость скорого тепла неоспорима,
и что снегу
не пролежать и трёх недель,
и то, забившись в контур тени,
и неба стала акварель
приятней. В общем, не жалели
холодных прелестей зимы,
её бесцветные пейзажи,
и ставшей ржавой белизны,
и тающие в грязь пассажи.
А мысль куда-нибудь пойти,
что бы отметить долгожданность
весенней глупостью внутри
нас щекотала за туманность.
Я не знаю правды,
просто не охота
красной ниткой
рваный
реализм мне штопать...
Я не знаю,
веры
нет,
или открыта,
дверца в рай не местный
или местность быта?
Я не знаю
надо ль
впрок просить прощенья,
судят,
иль не судят
здесь
долготерпенье?
Я не знаю
цели,
иль все под прицелом?
Чьи седые тени
ходят
с белым
мелом?
Забытые мечты в тенистых перелесках
за тысячью причин, ржавеющих, но веских
не ждут и не поют и им уже не надо
танцующих цветов и свежесть водопада,
и трепет ни к чему, зовущих не их песен,
и шёпот позади уже не интересен,
и хриплость воронья не трогает досадой.
Всё знают про себя. Им тишина наградой
могла бы стать вполне. Но лишь немного рядом
она была и вскользь. Ну что ж, своим же ядом
себя устав травить, мечты остановились…
Подумать и понять во что они влюбились.
|