Эпиграфы, аватары, много гифок (берегите свой трафик - внутри очень много всего)
Я был тогда странным и смешным мальчиком, и в голове у меня шевелились необычные мысли; рождал их не только страх быть отравленным. Мне исполнилось всего лишь двенадцать лет, когда я начал делать записи в блокноте в линейку, с никелевой блестящей обложкой. Будто и сейчас в моих пальцах огрызок карандаша, которым я писал по утрам в те дни вечной весны.Рэй Брэдбери. В дни вечной весны
Ray Bradbury. "One timeless spring", 1946
В фильие "огни притона" меня зацепила одна сцена: В 1958 году старик Адам рассказывает своим собеседникам о будущем.
— Я вам расскажу, что будет в конце века, в 2000-ом году. <…> Не будет советской власти, совсем.<…>
— Хорошо, а что будет при капитализме?
— Много чего будет, но мало чего останется.
—Ты неспособен к человеческим отношениям, поэтому ты хочешь чтобы все были как ты.
Я вылечусь временем - лучшим из лекарей
И каждому Бог по заслугам воздаст...
С одной стороны - мне довериться некому,
С другой стороны - хоть никто не предаст.
Теперь я сама себе стала хозяйкою:
Хожу по гостям, где давно не была.
С одной стороны, что разрушилось - жалко мне,
С другой стороны - я уже не могла.
Закрыты все двери и камни все собраны.
отныне навеки я стала чужой.
С одной стороны, без любви - очень холодно,
С другой стороны - мне спокойней одной...
Пойду, как сумею, своею дорогою,
Не любят, не помнят, не верят, не ждут...
Я знаю одно: лучше быть одинокою,
Чем ждать, что тебя, как всегда предадут...
© Copyright: Ольга Назаренко 2, 2010
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Началось зто семнадцатого числа. Год и месяц не помню, но то, что двадцать третьего сентября, — это точно. Меня выдвинули тогда от предприятия прыгать с парашютом на точность приземления. Приземлился я точнее всех, поскольку остальных участников не удалось вытолкать из самолета.
За это на собрании вручили мне грамоту и здоровый кактус. Отказаться я не смог, притащил урода домой. Поставил на окно и забыл о нем. Тем более что мне поручили ориентироваться на местности за честь коллектива.
И вот однажды, год и месяц не помню, но число врезалось — десятого мая 1969 года — я проснулся в холодном поту. Вы не поверите — на кактусе полыхал огромный бутон красного цвета! Цветок так на меня подействовал, что впервые за долгие годы безупречной службы я опоздал на три минуты, за что с меня и срезали тринадцатую зарплату, чтобы другим было неповадно.