Ты прости мне надрывный кашель
и надломленность без причин.
Я хочу схватить свои вещи и уехать,
как будто мне снова шестнадцать.

Смотрю переписки и учу себя,
какой быть ни в коем случае не надо.

Когда-нибудь всё это просто возьмёт и закончится.
И я найдусь в другом месте, в другое время,
с другими людьми.

Есть ли то, что никогда не меняется?
Я выбираю это как ценность.
А остальное некий безумец приучил слать к чертям.

Помоги мне уснуть этой ночью.
Только правда-правда уснуть,
а не быть между сном и явью.

Помоги мне не слушать песен.
Особенно этой: Здравствуй, родная, я снова пишу тебе с того света.
От неё я вижу то, чего не могу выразить
и записать.

И я слишком много всего не помню.
В зеркале - актриса-наркоманка, не иначе.
На деле
вскрой моё горло и позволь провести концерт.

Каждой истории право на вечное время

В сердце воткни острый нож - ты подаришь мне жизнь

И что-то совсем внезапное скользнуло по мне, и вновь
Всплыло всё с такой отчётливостью,
Будто мне снова четырнадцать.
И мы весь день с тобой говорили.

7 лет. 7 нешуточных лет.
Это тебе не очередной полубред, это...

Никакая мечта не забытая.
Просто старая настолько, что ни сил, ни надежды не осталось.

Я так безумно хочу сказать тебе свои несколько глупых фраз,
Что почти верю, будто это возможно.

Ради всего святого, что осталось во мне.
Ради уважения к той черноволосой толстой девочке.

Я готова ждать на холоде весь день.
Из-за одной только капли смелости.
И мечты повиснуть на твоей шее, разрыдавшись.

Когда во мне вновь начинает говорить Кенни из БК, он открывает глаза под конец вечеринки, опирается на подоконник к чуть распахнутому окну и кричит:
- Я бесполезный для общества мусор!
Голос его счастливый и уверенный. В голосе его - все трагедии этого мира и все печали. Кто-то скажет:
- А я думал, ему не бывает страшно.
Мэтт скажет:
- Кенни, твои волосы воняют носками.
Кенни рассмеётся, пригладит волосы, которые в самом деле не первой свежести, и объявит торжественно:
- Я ухожу домой! Правда, у меня нет дома...
И он согнется пополам от смеха. Самого счастливого и уверенного на свете. Кто-то скажет:
- А я думал, его ничего не ранит.
Мэтт кричит:
- А мой дом разве не твой дом, придурок? - и толкает его вон из комнаты.
Из квартиры, из здания вон.
Кенни хочется нырнуть в снег и забыться. Только в Калифорнии не бывает снега. Кенни матерится и шлёт всех дальше. Падает коленями на асфальт, и Мэтт хохочет:
- Ну давай ещё мордой, показушник!
Мэтт пинает его в спину, взбалтывая в нём, как бутылке, проглоченный алкоголь.
Кенни хохочет тоже. Почти до слёз этой лунной теплейшей ночью.
Его сердце, кажется, скоро не выдержит.
Кенни, знаешь, самый сильный на свете.

Его сердце выдерживает даже тогда, когда этого делать не следует.

Кенни обжигает себя спиртным, пока печень и желудок не загорятся. Кенни курит, пока лёгкие не вызовут пожарных.
Кенни пишет в тетрадях стихами и прозой, кривится, читая, и выдранные листки кидает в окно.
Кенни танцует красивее всех из живущих в мире.
Он стесняется петь и просить о помощи.
Он стесняется себя и от беззащитности накрывает голову комиксом The Walking Dead, утыкаясь лицом в подушку.

Он не знает, как надо было начинать жизнь.
И как жить вообще, собственно, надо.

И молитвы его ко Господу, там, под прикрытием комикса-домика, начинаются: "Господи...", а потом сердце колит так, будто в нём взрывается солнце.
И Кенни замолкает.

И я провожу по её лицу, желая сделать музыку громче.

Это уже та степень, когда можно кричать о своей гражданской позиции и о том, что Герцен предсказал бы мне ноль семейного счастья.
Это когда имя Кенни проступает сквозь каждое слово.
И он пускает меня за руль для того лишь, чтобы я сразу за ним уснула.

Мы выпили жизнь, но не стали мудрей.
Мы прожили смерть, но не стали моложе.

Вот тогда ничего не остаётся. Кроме его руки, сжимающей мою так крепко, что пальцы стрелами устремляются по сторонам.
Уверяя, что я жажду с ним переспать, он хватает меня за бёдра и за колени.

В один голос мы поём песню друг о друге.
Это дорого стоит, пожалуй.
Он плачет и смеётся, что плачет.

Мы как будто в старой комедии.
Обращайся со мной хорошо, и клянусь, я буду с тобой хорошей.

В одной из своих вселенных я молю Бога сделать меня смелой, смелой, смелой, смелой...

Мы куда-то бежим, он просит не звать его выдуманным именем, и я протягиваю руку кому-то третьему, чтобы он почувствовал себя лучше.
Музыка бьёт в голову.
Еле-еле приходишь в себя от этого холода.

Смерть танцует нас.
Так истекает кровью рана.

Это, наверное, что-то близкое к песням Сьюзен.
Это её последний крик.

Если твоя рана болит даже спустя годы, ты ли виноват в том, что получился такой жертвой?
Зависит от моего к тебе отношения.
- Не трогай его, - прошу я.
Он просто обычный смертный, не лишённый достоинств и недостатков.
Что ты знаешь о моих семейных тайнах?
Что болит у тебя самого, мой друг?

Но все проснулись и отправились на работу.
Пора выходить из накуренного убежища.
Пора расходиться.

Я не знаю, что из этого лицемерие.

Задолбало ныть.

Задолбало, что всем от меня уже тошно так же, как и мне от них.
Задолбало, что уже ничего не хочется.
Задолбало, в общем.

Отче наш, иже еси на небеси, хватит, прошу, меня мариновать.
Мне страшно от того, какое пассивное положение я занимаю в собственной жизни.
Мне страшно от того, что даже в собственные работы вклад мой как-то уж совсем минимален.
Мне страшно от того, что я типа как ничем не могу себе помочь.
Мне страшно, в общем.
Я Тебе, конечно же, доверяю. И ничего неположенного не хочу.
Но прошу, чтобы дано было.
Подачку мне хоть какую-нибудь.
Подачку мне.

"Ты, главное, определись, чем ты хочешь в жизни заниматься".

А где от меня польза наибольшая?

Если не сейчас, то когда мне звать на помощь?

Я несчастное безмузыкальное существо.
Как на качельках, от красоты к уродству. От подтянутой к жирной.
От подростка - лишь прыщи и нестабильность настроения.
Моя юность не начиналась.
Когда-то я мечтала пожить достаточно интересно, чтоб скопить опыт. Так где же я живу?

Я не помню, о чём мы разговаривали ночью.
Зато помню отлично, что из меня никудышная христианка.
Ты терпеливо ждёшь, когда я закончу свои крошечные молитвы.
Я стою на службе и хочу вскрикнуть: ""С этого дня - всё по-нормальному!"
Но

И вот мы уже ведём разговоры об Украине.
Нас тошнит интернационализмом.
И моё будущее в журналистике выглядит примерно так же, как я сама.
Это что у нас такое - безнадёжно-никакое?

Я по-прежнему не знаю, что ты такое.
Но по этим записям мою шизофрению можно отслеживать.

А ещё мы под прицелом.
Да приумножится любовь моя к тем, кто...

Когда-нибудь я не захочу видеть что-либо, кроме тебя. Знать кого-либо, кроме
И закончится на том моя осознанная жизнь? На тебе ли тот круг сомкнётся?
Всё, из чего я состою, по ощущениям, наполовину уже погибло.
У меня нет чувства, будто путь мой только-только начинается. Мне кажется, впереди только страшные кадры, где мне за тридцать. Где я работаю. И спиваюсь от бездарности и ненужности.
Или типа того.
Ты только подумай, Кенни, как точно и тонко устроены твои появления.
Стоит моему мироощущению лишь приблизиться к единице. Да ты натренирован.
Когда-нибудь у меня не останется ничего, кроме тебя. Однажды я никого, кроме тебя, не увижу.
Это всё шутки с осторожными долями правды.
Я ныряю в темноту. При взгляде на тебя болят глаза. Сильно.
Они отвыкли.
На спине лёжа, прижимая к груди твою руку. Я не вижу ни места, ни времени, ни себя.
- Есть желание о чём-нибудь разговаривать?
Мы не виделись год. Ровно год, пары мелких пересечений не считая.
- Нет.
Просто закрыть глаза. И перестать быть здесь. Зная, что ты рядом.

"Т ы р я д о м " - н е р а в н о " м ы в м е с т е".
Пока?

Не обсуждаем ничего в моей жизни.
А уж в твоей - тем более.
За два года каждый из нас стал по-своему противником болтовни.
Подсознательно(й).

Я управляю тобой?
Я тебя притянула?
- Я думаю, что прошла половину пути ещё летом.
- Половину ли?
Этот голос...слуху моему ещё не совсем доступен. Разлетается в воздухе отражением звука несуществующего.
- С каких пор ты складываешь так руки? И ноги...Чем пираты отличаются от корсаров? Почему бы нам не выучить эту песню?
У меня сил нет тебя поддерживать. У меня их просто как ресурса нет.
Знаешь, я научилась плавать, начав тонуть. Может, я снова спасу себя, думая, что погибаю?
Может, я наконец успокоюсь?

В ка-аком кошмаре видится вам чёрный парус наш?

Я хочу стать подростком. Это не новость, в общем-то.
И ни грамма ответственности не нести за то, что случится со мной через 3 года.
Мне не хватает музыки.
У меня Рождество тут.
Хэппи!

И мне надо заканчивать с нежностью.
Ни к чему это не приводит, видишь же.

Всё, что застряло в горле вчера, скажу этим утром.
Как же красиво, когда весь мир в твоих руках сквозь закрытые веки.

Вот уж не думала, что когда-нибудь каждой своей записью буду пародировать Полозкову.
Она же мне даже не нравится. Просто запоминается и в голову западает так легко, и
Это, наверное, оттого, что у меня нет никакой собственной ниши.
Своей ниши у меня нет.
Даже ужас не берёт от созерцания места, где я застряла.
Даже мысли по поводу устранения неполадок отсутствуют.
Это же не подвисший компьютер, честное слово.

Если суждено быть ничем, значит, буду ничем.
Но не в одиночестве же?..
А если и так даже. Это просто сбивает мои алгоритмы.
У меня нет плана относительно заурядного одиночества.
У меня плана нет.

Дело ведь не в прощении обид. Или там принятии недостатков.
Дело в том, чтобы прекращать нездоровое. Не хочу ещё шесть лет, а тем более десять.
Слова, звучавшие в Новый Год, не могли волшебными не быть. Я же верю в такое всякое. Как и в то, что чем больше, тем лучше.
Я прилично всего сделала. Я была искренней.
А чем ответила обратная сторона?
Когда её одержимо искали, ставя на уши даже тех, кому наплевать.

Моя самооценка страдает больше во сне нежели наяву.
Иногда я не понимаю, что происходит.
Безысходность двух одиноких сердец поблизости.
Одинаково одиноких.

Мне кажется, я видела тебя, Кенни. Кадром. Оранжево-золотистой вспышкой с достаточно взрослым голосом.
Здоровый ли это знак? Персонаж ли ты?
В голове твоей по-прежнему куча ебанутых идей.
Я не помню, как именно ты сказал. Но примерно так.
Когда я задирала кофту и хватала себя за волосы.
Только ты ошибся как никогда. Хоть и не то вовсе имел в виду.
Взгляни-ка, чем я тут стала!
ВЗГЛЯНИ КА ЧЕМ Я ТУТ СТАЛА
А ещё там была речь об оружии.
Даже стрельба была.

Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки.
Ненавидела тебя за песню, за толкование её смысла, но
Теперь в моих планах переслушать всю музыку, которую ты мне когда-либо скинул.
И прочувствовать.
Потому что ты, оказывается, умел говорить песнями, Т-Безумец.
С Днём Рождения.
Больше никаких зарисовок про Лору.

Больше никаких зарисовок вообще.
Я скудею. Я нищий.
Не тронь убогого.

Мой род обречён на сто лет одиночества.
И не повторится никогда во вселенной.

Одиноки в толпе, одиноки вдвоем.

Мы, друг друга не слыша, друг другу поём.

Ах да, один раз получилось.
Но это было лишь один-единственный раз.
В большом отчаянии.
И срок был около полугода.

И вышло дерьмово - вот, что ключевое.

Не пытайся воскресить работы, которые были начаты два года назад.
Это у тебя ни разу не получилось.

То, что ты написала Фьюч в 16 лет, нельзя исправить.
Но принять, обдумать и извинить.

До свидания, бесплодный год.
Благодарю за то, что без потерь почти. Почти без страхов, что за болевой порог заходили.
Почти без...смысла.
Спасибо, что сделал меня худой ненадолго. За лето яркое и красивое.
За Дом, в котором я всё забыла. За иностранца, называвшего меня особенной.
Спасибо за друзей. И за оценки хорошие.
Но ты был скуп на вдохновение. Из-за тебя я пустая.
И я этого не прощаю.
Как и много чего ещё.

Журфак научил вспоминать Сочи и войну в Украине.
Но какой же тогда это мой год, если я о подобном заговорю?

Да пошло оно.

Я хочу быть худой девочкой с тонкими ручками.
Получаться на фотографиях хрупкой и большеглазой.
Не встречать Новый Год там, где мне даже нельзя курить. И необходимо отчитываться в мелочах.
Не хочу пить. Я хочу уже узнать Тэнго. Повисать у него на шее, теряться, быть для него сильной и, может, даже весёлой.
Иногда я хочу быть красивой. Иногда. Да. Или это просто влияние песни.
Я немножко устаю ждать.
Улыбнись мне, пожалуйста, поворотный мой.

Просто невыносимо больно.

Ну а мне бы всё пчёл да бабочек.
И поменьше гремучих змей.
Загоняя себя в тупики, катаясь на полной скорости от отчаяния к высшей радости.
Такова вот моя безбашенность.

Когда пора плюнуть, сглатываешь. Даже если речь о курении.
Так хотелось бы быть прямой и смелой, чтобы как рисуют, чтобы ответственно подходить к каждому движению губ.

- Такие, как ты, предают Нарнию, полагая себя слишком зрелыми.
- Такие, как ты, душу дьяволу продают.

Кто-то выдохнет. Кто-то украл звезду.
Кто-то стыд совсем потерял, меру ханжества превышая.
Здесь что-то не так. И не так довольно-таки часто.

Я не знаю, что мне тебе сказать.
Ненавижу ненавидеть каждый штрих в твоей личности, каждый контур.
И зачем это все свалилось мне на голову вместе с прозрением?
Что мешало быть наивной, поклоняться?..

Слабость меня страшит. Трусость и вовсе изводит.
Если мы видим худшее в себе через других - то пожалуйста! Кто же спорит?
Что я мерзостнейший человек из живших в мире.

Только зеркало мне зачем пихать в рожу?
Не поможет. Дерьмо бесконечное.

Жалкий человечьишко обращается в истинное чудовище...

Береги язык. Снеси себе голову.
Да ты же и палец порезать боишься...

Я за людей цепляюсь, чтобы несли в потоке. Я ведь легкая. Ничем собственным не нагруженная. Ни талантами, ни стремлениями, ни силами. Оттого незаметно паразитирую.

В этой всеобщей процессии еще разум бы сохранить.