Я проснулась в шесть вечера, окно светило оранжевым. Мои ноги усыпаны мелкими порезами, кровь застыла, превратившись в корку. Это кажется мне сексуальным, но я не больна. Рядом спала электронная книга, она хранила в себе тайны Раскольникова. Как бы я ни старалась, всё равно, не получается много читать.
Переполняясь отчаянием до такой степени, что не хочется чувствовать собственной кожи, я всего лишь хотела найти свой смысл.
И компьютерные строчки забирают силы у глаз, всегда казавшихся слишком обыкновенными. Они разъедают зрачки, обжигают непонятностью и бездарностью. Сердце бьётся, а эмоции пропадают. Я никогда не умела плакать, если больно.
Он винит меня в бесчувственности. Каждый день. Каждый свежий час. Он, и ещё тысяча людей до и после, заявляет, что не прочь швырнуть зажжённую петарду мне в лицо.
- Для чего?
- Чтобы ты заплакала.
Чтобы крошечный взрыв уничтожил к чертям мои глаза и окатил болью подобно метеориту, упавшему на голову.
Но я не могу. И потому приходится изредка терзать тело ради страха, винить себя в грехах, что отвратительны и неизбежны.
Иногда мне кажется, что моё существование не несёт ничего, кроме грязи. Иногда не хватает сил даже попытаться это исправить.
Но вернёмся к тому дню, о котором так давно хотелось рассказать, и теперь, словно очередная фатальная уловка, подвернулась идеальная возможность.
Я возненавидела себя, и голова пошла кругом. Никогда не могла описать это чувство, когда кажется, что ты - сумасшедший. Точно сумасшедший. Меня не пугают голоса, разрывающие недоступные мысли. Никогда не пугали картины супергероев за накрытым столом. Ничего не способно сбить с толку, кроме... Заперта в квартире. Задыхается в городе. И нет сил бежать, нет смысла бежать, ровно так же, как и жаловаться, ведь одиночество не давит, давит вес...
Ещё прежде чем провалиться на дно и заполниться прохладной внутренней дрожью, я сидела за столом и шептала прямо как сейчас, только ярче: "Rape me, rape me my friend. Rape me, rape me again"
Да, это была та самая песня. Песня, которую я взяла, чтобы передать ему в наследство. Чтобы зажечь его - пошлого и отвязного среди сигаретного дыма перед лицом прыгающей камеры.
Я не могла, просто не могла не закончить историю, не начать. Боже, это так безмерно пугает, когда не знаешь, чем пахнет в той кафешке. И тогда я прошу её: "Дай мне принюхаться. Подскажи", и она старается, моя бедная мрачная детка.
Многого мне пока не понять и не выявить. Но уже сейчас, вернее, в тот день я сказала своему изорванному разуму: "Оставь это". Легла на диван, прижала книгу, чтобы было спокойнее, но... Достоевский - явно не тот, к кому стоит обращаться за поддержкой.
Пробуждение неминуемо. Сколько ни спи, а рано или поздно оно настанет, и тебя снесёт водой в океан, лишённый соли, ведь ты не плачешь.
И ты можешь игнорировать своё безумие, верить в предсказания и молчать. Можешь не выходить на улицу, молить о помиловании.
Но тебе не избежать приговора. Самого сладкого и кровожадного из всего, что только можно придумать. Ты ненавидишь его и большинство из них, потому что на контакт ещё никто не вышел. И кажется, всё потеряно.
Проклиная себя, белый цвет, музыку. Ты опускаешься на стул и поднимаешь крышку, он кряхтит и демонстрирует файл. И ты кусаешь губы, сбиваешь дыхание, твердишь сама себе: "Про наркоту. Про наркоту".
Я тогда отказалась слушать. Потому, что он не хотел играть мне. Но плевать, на всё это плевать.
Если даёшь второй шанс, зная, что тем самым разрушаешь не просто клочки нервов, а полигоны собственного разума, не приходится мечтать о лучшем. Забываешь и не понимаешь многих вещей, а он берёт дело в свои прохладные руки и запрещает писать про наркоту. И всё снова идёт по наклонной, идёт не так, но теперь он управляет правдой. Потому что он там был, он всё видел и готов показать.
Он поёт мне. Вернее, ей. И даже не в живую, но не суть... Мои пальцы загораются, словно неоновые батарейки, оживают, впитывают энергию и бегут, бегут, бегут, как в той песне.
Слышно, как хрипло пискнула гитара, как она собрала вещи и закричала. Слышно всё. И надежда такая робкая. Надежда на очередной короткий день. И поток...
Здесь моё смехотворное счастье.
Я обещала. Сказать слово. Собраться с мыслями и всё отбросить.
А предположим. Назовём всё не своими именами, но похожими.
Поначалу подумалось: "Крейг не катит. Ты - не Крейг. Хотя он та ещё сволочь"
Но посмотрим немного под другим углом. И заполним вакантные места соседними личностями.
Ворнинг: ВСЕ ХАРАКТЕРЫ НАСТОЛЬКО НЕ В ХАРАКТЕРЕ, ЧТО ДАЖЕ ДЛЯ РЕАЛЬНЫХ ХАРАКТЕРОВ ТАКОЕ НЕ ХАРАКТЕРНО.
Большой обжигающий глоток прокатился по горлу Крейга Такера. Он сжал алюминиевую банку до хруста, несколько секунд мял её в руках, а потом отбросил в сторону, прислушавшись к звонко-глухому звуку падения. Пузатый Клайд Донован сделал то же самое. На заднем плане играла музыка, которую они уже несколько раз обсудили. Поговорили также о бабах. И поржали над кошками.
Что именно заставляет двух парней отделяться от компании, где другие настолько же близки им, насколько они сами далеки друг от друга? Никто не знает. Но периодически банки с коктейлями шипят именно в комнате Клайда, чьи родители так благополучно свалили на эти праздники, прихватив с собой ещё и сестричку.
- Ну, чем займёмся? - вопросил Клайд лениво.
- А хер знает, - ответил Крейг, откинувшись на спинку дивана.
И вряд ли кто-нибудь теперь вспомнит, почему, а главное, зачем Клайд отряхнул свою бесцветную футболку, провел руками по широкой груди и произнёс:
- Пошли к Кенни.
- К Кенни? - сонно удивился Крейг, - Нахуя?
- А что такого? У него на балконе сидеть круто.
- Мы ему никто, он нас не впустит.
- А мы его на хуй пошлём.
Подобный аргумент молниеносно обезоружил Такера, не оставив в его арсенале никаких ответов, кроме как:
- Ну ладно.
Голова кружилась, взгляд не фокусировался на предметах. Они кое-как нащупали среди складок дивана свои телефоны, запихали в карманы брюк остатки денег и направились к выходу из квартиры. Железная дверь небрежно хлопнула, Клайд застыл на площадке, щурясь и звеня многочисленными ключами.
*Для справки*
Кенни - некий субъект, принимающий периодическое участие в тусовках старшеклассников школы Саус Парка. Славится своим высоконравственным характером и желанием всех ставить на место. Любит по-пьяни рассказывать Крейгу, как мучительно влюблён в его лучшего друга, а потом получать отказ от этого же друга, заявляя, что не сильно-то и хотелось.
Телосложение: крупное, неграциозное.
Внешность: отталкивающе-никакая.
Поведение: бесполое.
Вызывает интерес окружающих тем, что способен терпеть унижения и насмешки лишь от одного человека. Его имя Крейг Такер, как ни удивительно. Уверяет, что никого в своей жизни ещё не любил.
Непорочный девственник и непризнанный пошляк.
Два кулака забарабанили в ветхую дверь почти одновременно. Парни переговаривались, негромко ржали. Периодически Крейг широко раскрывал рот, обхватывал себя руками, вытаращивал свои зеленоватые глаза, отскакивал в сторону и падал на колени, делая вид, что услышанное заставляет его умирать от восторга.
Этот хренов Клайд почти всегда несёт вещи, не поддающиеся ни малейшему объяснению. Ну вот всё сочетается в человеке - и чувство юмора, и справедливость, и доброта. Правда, заметить такое может не каждый. На первый взгляд - истинный гопник этот Клайд, но не будем отвлекаться...
Любопытный зрачок приблизился к глазку. Босой Кенни в домашнем костюмчике поначалу увидел только красные щёки Клайда и поморщился. Не то чтобы он не рад ему, просто... Отвлекает.
- Кенни, открывай, блин! - раздался голос Крейга.
Парень по ту сторону двери сдержал судорожную улыбку, чувствуя, как расползаются по рукам и спине мурашки. Он также не имел понятия, но мог догадываться, какая яркая искорка засветилась в его грязноватых, но дружелюбных глазах.
- Привет, я не ждал вас.
Дальше грубо. Царит безразличие. Клайд, чьи брови от негодования опустились к переносице, а пухлые губы скривились, молча оттолкнул Кенни, заставив добровольно вжаться в стену.
- На балкон, - донеслось уже из коридора.
- Привет, Кенни, - виновато сказал Крейг.
Они принесли ещё бухла. И, блистая безупречным воспитанием, просто взяли и засели на балконе. Кенни пить не стал. Он вообще-то был