Фотографии Шелтопорог :

Фотографии Шелтопорог :

Фотографии Шелтопорог :





[680x510]
[600x450]

Хочу привести один сюжет из не очень давнего прошлого. Это было в Карелии на трассе Пудож - Медвежьегорск, где то в конце февраля или начале марта. В общем, была еще совсем полноценная зима. Я вышел на трассу из деревни Пяльма (это километра полтора - два) ждать автобус до Медвежьегорска.

День обычный, зимний, ни чем не примечательный. Я стоял, вглядываясь в сторону Пудожа, скучал и переминался с ноги на ногу. Я не знаю откуда, метрах в семидесяти от меня образовались два крупных, удивительно выразительных и фантастически красивых тундровых волка. (От обычного они отличаются более светлым окрасом, крупным размером и более длинным мехом).

Я не застал начала их странного, какого то парализующего танца, но они уже "танцевали". То, что они делали, не одевалось в слова. Я не знал кто волк, кто волчица, а может это были две волчицы или два волка... Не знаю, но они были абсолютно достойны друг друга и разницы между ними увидеть было практически невозможно. ...один, прижав голову к земле между передними лапами, как то необычно, нетипично, неправильно размахивает хвостом и его крестец сдвигается как ножка циркуля, а ногами (задними) вроде бы не перебирает... Другой в это время прыгает со стороны головы, пролетает вдоль спины пытаясь поймать хвост в воздухе, и его голова остается где то около хвоста, и он приземляется спиной, дугой, какой то подковой, катится на изогнутой спине как на полуокружности... В это время первый как то умудряется оказаться под ним и через мгновение, они оба бегут по какому то большому, но правильному кругу, плотно, и даже жестко прижавшись друг к другу щеками. Пробежав где то треть или половину окружности, они бегут по прямой, диагонально и по очереди перепрыгивая друг через друга. Аналогия с синхронным плаваньем здесь не подходила - лохматые, сильные, невесомые они жили больше чем в трех измерениях, они были центром всего и кроме них ничего не существовало. Они бежали по прямой, но никуда не убегали . Они катались по земле, по утоптанному автомобилями снегу трассы так, как никогда, ни после каких дрессировок не сможет ни одна суперсобака. В их движениях была невероятная сила. Мягкость, легкость и даже невесомость...Но все это было ничто. Завораживающим и уводящим сознание была пластика их танца. Сами по себе, при всей своей дикой первозданности и монументальности совершенного зверя они были полное ничто в сравнении с тем, что они делали. Главным был не тот эффект который они производили они, а целостная вязь без повторяющихся фигур.Мои жалкие потуги описать их движение - проще описать запах маттиол или песню токующего глухаря... Сколько это продолжалось -минут 5-7-10 не представляю. Но...

Я для них ни чего не значил, я даже не был пылью под их ногами, т.к. и пыль и прах они то были настоящими, а я был не настоящий! Я был призрак стоящий в черной куртке и синих джинсах на фоне белого снега. Они даже не плевали на меня - я для них просто не существовал, я не имел никакого значения, я был фикцией, версией на тему...

Это зрелище опустошило меня до невесомости. Они не ушли в лес спрыгнув спроезджей части, они стали удаляться и пропали совсем. Все это время не было ни одного автомобиля. Когда волки исчезли пришел автобус. Я уехал в Медвежьегорск, а оттуда в Питер. Когда ехал в авобусе все как то нормализовалось. А на остановке главным чувством было то, что мне стыдно быть человеком... Быть хвоинкой или ниточкой мха почему то значило быть настоящим... А я - царь природы. И это было судилище. С приговором на пожизненное ублюдничество. Ублюдочность "царя" Природы... Вот такой сранный сюжет. А может быть один из главных вызовов - разглядеть, и оставить все лишнее?

Росомаха

На Земле, все кого-то едят... Так должно быть. Это надо понимать и уважать.

Мы работали в Красноярском крае, за Ангарой. Там вообще ни кто из людей не живет. Хорошие места.

Мне надо было пробежаться и нанести привязки визирок на аэрофотоснимки. Всего нужно было нанизать километров 100-120. За один заход. Путь неблизкий, рельеф сложный. Взял только самое необходимое. Чтоб налегке. Ружье не взял.

Где-то на третий день, когда уже было сделано полработы, почуял что сзади кто-то идет. То сучок треснет, по ветки зашуршат. Начал останавливаться внезапно и неожиданно. Сзади - тоже затихали. Начал немножко волноваться. Нож был с собой. И топорик. Но кто сзади? Неизвестно.

Несколько часов изматывающего, напряженного ожидания и внимательнейшей ходьбы. Спускаюсь в распадок, там нет леса, камни... метрах в двухстах за мной ... росомаха. Крупная, зрелая, матерая... Она уже не стала скрываться. Она уже шла за мной, как привязанная. По ее понятиям я должен был начать метаться, бегать, падать, выбиться из сил и тогда она могла меня тепленького прикончить... Известно, что нет в тайге более пакостного зверя.

Конечно, я знал, что в лоб она не пойдет, но... без сна я не смогу дойти до табора. 40 км по тайге, да еще при таком рельефе без сна пройти невозможно. Нужно где-то спать... а как? Если я усну, она с радостью меня покушает. Пусть все не съест за раз, но ...

Да и работа... потом по новой сверлить даром 80 км? Короче, решил возвращаться на табор.

Темнело. Идти трудно. Усталость, эта сука сзади уже совсем не прячется, то слева покажется, то справа... смотрит, когда ужинать...
Благо луна полная, небо чистое, как-то сил придало. Шел и думал... где и как поспать... По деревьям эта тварь лазает раза в четыре лучше меня, плавает тоже неплохо. Куда?

Под утро, вышел на ручей, и там было спасение. Большая, ветвистая, ветровальная сосна, вывернутая с корнем зависла над ручьем, на берегу - немеряно паводкового сухарника. Из последних сил, насобирал и выложил две нодьи вокруг вывернутого корневища хорошего, моченого сухостоя, поджег в нескольких местах каре из нодьи и по наклонной, висящей над ручьем сосне, уполз в ветви спать.

Спал немного, но хорошо. Когда через часа 2-3, отдохнувшим начал искать ее глазами - она тоже спала метрах в 100 - 150 от кострища. Ну че, я даже чайку приварил, чифирнул по взрослому, и на табор.

Оставалось километров 30. Для одного дня это много. Но возможно.
Все эти 30 км она терпеливо шла рядом. Приближаясь иногда до 10 метров. Тогда становилось холодно. Но ниче. Так мы с ней и шли. Я в качестве бутерброда с ногами, она - клиент, заждавшийся своего заказа.

Перед табором, она не пошла в нападение. Она поняла что проиграла, и с достоинством удалилась. А я просто вырубился.

На Земле, все кого-то едят... Так должно быть. Это надо понимать и уважать...

ПРО ПЕТЮНЮ

И немножко с другой позиции, но о том же...

Похоже, у меня прорисовалась чисто идилическая картинка про чела в пейзаже. Был неправ. Просто, прописал один спектр. Попробую для равновесия другой.

Как-то, вместо рабочих с опытом, мне в партию закомплектовали студентов - практикантов. Ребят, заканчивающих Хреновской лесной техникум Воронежской области...
Объект был в Башкирии. Лето жаркое, как на юге. Ребята поздно ложились, поздно вставали. Я не свирепствовал. Работали они нормально.
Как-то, солнце уже стояло в два дерева, жара - практически дневная ... А ребята только завтракали. Кружочком сидели вокруг ведра, ели, болтали. Петюня лопал, сидя на земле в одних трусищах. И тоже, как всегда, про што-то трещал.
Но... Петюня замолк, открыл от ужаса рот, лицо перекосилось и рев раненого слона полился из петюниной пасти вместе с недожеваной кашей... Рука Петюни што-то делала в трусах. Вторая, уронив миску с кашей нырнула туда же... Он ревел, изо рта лилась и разлеталась каша, а Петюня с кем-то воевал у себя в трусах.
Все застыли, и перестали есть. Не знали как помочь. Лезть к Петюне в трусы и ловить там каво-то было неудобняк.
Битва Петюни с чудовищем в трусах продолжалась несолько минут. Пока наконец, Петюня не вытащил из трусов весьма крупного, размером с полтора спичешных коробка ... жука-оленя.
Получилось примерно следующее. Жук залез в трусы. И чевото там коснулся. Петюня почуял. Сунул руку, схватил жука и потянул. Жук на это был не согласен и чем мог, вцепился в то, што попалось в лапы. Своими мощными, острыми коготками. А потом еще и челюстями, которые помощнее пасатижей...
Посмеялись, поугорали, убедили Петюню забинтовать то, што жук ему поел... и могли бы даже забыть...

Через несколько дней ребята взяли выходной и бездельничали. Ловили рыбу, ели малину, играли в карты и просто дурачились. Тобор стоял на большой поляне, а посреди поляны росли несколько небольших березок. Тонких, стволы чуть толше руки... И тут, ребята замечают на березе белку. Все, дружно метнулись ловить ее. Окружили березу, и давай раскачивать... Белка пока могла, держалась, но... срывается и падает вниз. А тут, как матерый пожарный, на лету ее ловит... Петюня.

Следующее мгновение мы наблюдали "страшные пляски смерти"... Белка, прокусив своими полуторасантиметровыми резцами ладошку Петюни намертво сомкнула челюсти. Петюня орал на всю Башкирию раненым зверем, прыгал, тряссе и как безумный размахивал рукой на которой висела белка... пушистый беличий хвост красивым шлейфом развивался за взмахами Петюниной руки...
Потом белку оторвали и она убежала. Петюня неделю не мог работать... А поработав после выздоровления дня три или четыре... чего-то не поделил с шершнем. Тот и ужалил его в плече. Почти рядом с шеей. Если бы на несколько сантиметров ближе к челюсти... то при такой жаре, шасы на выжить и остатся здоровым были бы около нуля...
А в конце месяца, Петюня слег. Температура, рвота, пот ручьями, бред... Клещевой энцефалит в классическом варианте. Вертолет прилетел вовремя, и Петюню я больше не видел...

Давно эт было.

Работали мы на северном Урале с лесоустроительной экспедицией. Места там симпатичные, рельеф весь кривой - горы, леса, лога, овраги... вобщем, картинка не скушная.

Бежал как-то на табор, и чтоб не рисовать углы по кварталкам, пошел напямик. По пути попался овраг, довольно глубокий, на дне даже ручеек и лужи... склоны крутые, почти обрывистые.

Бегу краем оврага, удивляюсь, как это его тут прорыло...

За оврагом ветровал-бурелом и горельник, на моей стороне не тронутый пожаром великолепный сосновый бор. Соображаю, что через овраг пожар не перебрался...

Бежал, шуршал, размышлял, до табора оставалось километра полтора, как вдруг снизу, со дна оврага из лужи, вскакивает громадный лосина, и по откосу, на противоположную сторону от меня...

Первые несколько метров он преодолел в долю секунды, но потом... Примерно от середины, откос был песчанный и слишком наклонный.

Лось рвал задними копытами песок, скользил вниз, широко расставлял согнутые в коленях передние ноги, чуть ли не подбородком цеплялся чтобы вырватся вверх... Он пробовал в сторону, песок всеравно осыпался и задние ноги вязли... Время от времени, он бросал короткие взгляды на меня (я стоял мерах в 25 на противоположном "берегу")... глаза у него были огромные, иссиня-черно-лиловые, и как мне казалось - ужасно перепуганые... Надо было скрытся, что бы зверь спустился в овраг и по тальвегу вышел куда ему надо. А я не уходил. Стоял и смотрел.

Лось несколько минут рвал песок, себя, склон оврага, пока как-то наискось, полулежа, умудрился всетаки выскочить на свой берег. И тут я удивился еще раз. Оказавшись на ровной земле, он не рванул как очумелый скрываться в бурелом и горельник. Он остановился, встряхнулся и спокойно, легко и непренужденно, побежал кромкой оврага как ни в чем не бывало...

Придя на табор, рассказал мужикам, как минут пять наблюдал лося с двадцатипяти метров.
- А че не стрелял, придурок? - спросили, практически одновременно.
Че тут отвешь. Что хотелось помочь ему выбраться? Или что глаза у него были какие-то тревожные?
- Выносить далеко. Километров двадцать отсюда. - соврал первое, что пришло в голову.
-Так блин, пять рыл, по рюкзаку, за день центнер бы вынесли, ты че?
- А остальное?-прикидывалсе дальше я.
-Да ху... с ним с остальным, НЕ САМИ растили, не жалко!



Эта последняя фраза запомнилась не меньше, чем глаза лося...

О КОСТРАХ



Можно, конечно, сказать, что костры бывают разные. Большие и маленькие. И на этом остановиться. Можно.
Но, че то, захотелось поместить их в пространство и посадить вокруг них каких – то персонажей. Каких-нибудь. Первобытных челов, землепроходимцев недавнего прошлого, цивилизованных сапиенсов… ну и крутых военов - магов. Для полноты композиции. Как бы…
Начну наверное, с землепроходимцев. Ближе как-то. Хотя… может ими и закончу. Посмотрим…


Кто много провел у костра, смотрел в эту тихую музыку мерцаний, со временем обнаруживает в себе необходимость, тягу… снова погрузиться в это знакомое, малопонятное и плохо объяснимое состояние. От которого становится теплее. Сначала внутри, ну а потом… да это уже совсем не важно… Это, кто много провел у костра…

Плотно запомнился один сюжет из жизни «костропалов» (землепроходимцев)…
В экспедициях «Леспроекта» публика в основном пестрая и своеобразная. Такого бульончега встречать больше ни где не приходилось. Мда…. Работал со мной один нестандартный тип. Дед Веревка. Витой, крученый, пластичный. В свои шестьдесят с небольшим, наверное, мало было изнанок и выворотов жизни, которые бы тот не прошел. И не всегда по своей воле. И работал Сережа Затруханый. У того по жизни, мухи во рту размножались. Во время обеда, каша между пальцами застревала. А в глазах было написано, что он опять че то не угадал.
Так вот. Сидит как-то Веревка перед костерком, аккуратненьким, тихеньким, ровненьким… Конец дня. После работы. Сидит млеет. А тут Сережа. Припер ворох какого-то хмыза-хлама-хвороста-мотлоха…. И скромно таг опустил на огонь…
Дед взвилсе как ужаленный. И, вместо обычного, двенадцати матов в трех словах – выдал нечто, трепетно-женское: «Да ты че, бля, костер засираеш!!! Где тебя тока делали, сученок!» Брезгливо-быстро снял и раскидал эту нелепую охапку из кривых хворостин разной длины… Сережа стоял как всегда. Не угадал. Веревка на него забил, и горестно подматюкиваясь принялся поправлять порушенную конструкцию. Поправлял, затихал. Когда полностью восстановил, затих и окончательно растворился в своей нирване…

Был у меня не один сезон и не один «Веревка». Но одна особенность связывала, сшивала все сезоны, места и разные составы партий…
К концу полевых, отношение к костру становилось более бережным. Осмысленным и внимательным.
В конце каждого рабочего дня «а это примерно полтора-два км прорубленных визирок и 10-20 км по тайге», после ужина, народец собиралсе у костра. Сидели. Курили. Молчали. Спокойно. Органично. Естественно. И чем более потрепанные были персонажи, тем меньше было пустомелия…
Смотрели, в тихо переливающиеся огоньки … Неотрывно. И неестественно долго. А потом, кто-то спохватывался: «Епт! Мнеж завтра тока до визиры десятку сверлить»… и уползал спать. Самые матерые расползались последними.Это те, которые в начале сезона постоянно подсказывали новичкам:
- Не ломай огонь!
- Скатай, они друг друга не прогревают!
- Раскатай, видишь, пламя задыхается!
- Не дави середину, с боков подкатывай!
- Не суй пихту, она ему нутро порвет!
- Не суй смоляк, оставь на растопку!
И прочее, и прочее, и прочее и так далее…
Казалось бы… на кой хрен им это надо? Смысл?
Добавлю. Дрова заготавливались конкретно. На «пожрать» (приготовить еду). И на «костер» (это называлось «посидеть»).

Абривиатура « ОВД» (остановка внутреннего диалога) тогда имела для меня несколько иной смысл.А энергию я знал только электрическую. Сейчас тож, не бох весть, каких вершин достиг, но кое-что, попытаюсь предположить.
Раздрызганый и безалаберный костер не цепляет. Он жалок, убог и никчемен. А положенный грамотно, органично и цельно, слегка захватывает. Останавливает внутренний бред, укутывает и уводит. Сильно допускаю. Этот процесс не взять с наскока.. Мужики, которых я как смог описал, вышли на это опытом, чутьем и наитием. Внешняя тишина настраивала внутренюю. Понятно, что едва ли они осознавали суть процесса… Да и сам я едва ли понимаю.
А может оно и не надо понимать… Скорее всего. Достаточно просто чувствовать …
Где начинается бесконечность…

В конце 60х –начале 70 годов, сельское хозяйство СССР продолжало уродскую аграрную политику Сталина – Хрущева. А хрущевский лозунг «Коммунизм – это электрификация плюс химизация всей страны» реализовался практически. Особенно, хрущевский довесок про химизацию.
Поля, луга и сады заливались и засыпались мегатоннами ядовитой химии (от чего дохли птицы, лисы, зайцы, да и вообще все живое), а на скотных дворах Гималаями и Эверестами скапливались, трухлявели и прели миллионы тонн невостребованной органики. От навоза накопленного десятилетиями некуда было деваться, и его сгребали бульдозерами в причудливые, навозные горы.

Свежий, еще не перегнивший навоз «ароматизировал» окрестности, а на «скалах» старого, густо, сочно и тропически буйно рос могучий молочай…

Кабанчик (так звали коня) бродил по скотному двору, подъедая где что можно. Что его дернуло пойти в эти «Гималаи» - наверное, роскошный и ужасно привлекательный молочай…

Он как-то там ходил, ходил… пока не стал проваливаться. Многометровые горы старого, спревшего внизу навоза, сверху еще имели какую-то плотность, а внизу – внизу всё струхлявело. Кабанчик, очарованный молочаем, не заметил, как стал проваливаться…
Поняв, что попал, он начал метаться, прыгать, ржать тревожно, испугано, призывно…

...он бушевал в этом неверном грунте на пределе сил. Клочья и лохмотья навоза летели в разные стороны, конь метался, прыгал, падал, мотал головой, ржал, звал, боялся… и снова метался, кричал, рвал жилы… пока не провалившись по самое брюхо, потерял возможность воевать с зыбкой трясиной спревшего навоза…

На крик коня сбежался народ. Мы (детвора, мне было лет 10), прибежали первыми. Потом, подошли «вершители всего» - взрослые. Подошли к коню. (Человек мог ходить не проваливаясь). Кабанчик волновался, мотал головой, смотрел на всех испугано, и как казалось, с надеждой, заглядывал в глаза людям…
Взрослые что-то помороковали, поговорили, принесли два арапника (кнут, плетеный из тоненьких кожаных ремешков ), и… и методично, холодно, «с оттяжкой» и «во всю руку» начали хлестать коня…
Конь задергался, закричал, затряс головой, он не понял зачем это… не мог он взлететь вертикально, как не бей, он не взлетит… Он не понимал, кричал, тряс головой, начал рваться, содрагаться всем телом, голова запрокидывалась, в глазах ужас…

Он хоть и конь, но все равно очень больно. Если один раз так ударить человека – шкура лопнет ровно, как прорезанная. А у него, шкура хоть и покрепче, ему все равно было жутко больно…

Били его долго. Сначала он перестал дергаться и только вздрагивал. А когда стал ронять голову – взрослым дошло. Что он, наверное, и в самом деле не взлетит. Или устали. Не знаю. Но они опять чот поговорили и отошли. Через несколько минут подогнали какой-то тракторенок, под грудь и под живот коню (или тому, что от него осталось) протянули то ли вожжи, то ли посторонки, зацепили за форкоп трактора и в пару секунд выдернули коня из его пыточного станка как муху.

Кабанчик пробовал встать. Вставал. Падал. Опять вставал. Опять падал. Взрослые. Повидиму, думали его запрягать, но посмотревши, и увидев, что тот не может стоять – решили:
-Куда его запрягать. Он стоять не может…

А Кабанчик… он кое как, как сумел, отполз в сторону, уронил голову на землю и молча плакал.
Вокруг него, стояли только пацаны. Детвора. Взрослых не было…

Северная Карелия. Август.
Компанией из пяти челов, в четырех палатках мы жили на острове, странно прилепленном к северо – восточному берегу лесного озера.
Озерцо было небольшое. Метров 800 х 500. Тянулось с востока на запад. С юга, запада и востока оно было окружено не старым, живым болотом. С севера крутая, длинная сопка, заросшая старым темным ельником.

Ребята занимались кто чем. Кто собирал бруснику, кто грибы, кто рыбачил. Я занимался чем попало, включая охоту.
На табор все возвращались в разное время, готовили еду и в разное время ложились спать. И это было хорошо. Ни кто ни к кому ни чем не был привязан. Все предоставлены сами себе. И это было здорово. И разговоров за «общим котелком» было не особенно много. Значит, больше могли слушать.
Вот про это «слушать» и надумалось рассказать.

Наш первый поздний августовский вечер на острове. Густые, живые сумерки. Где-то на болоте плачет ребенок.
- Уаааааааа……- пауза.
Через несколько секунд, с другого конца болота , ребенку отвечает волчий вой:
- Ыуууууууууу…..
До ближайшей деревни километров 30 лесом...
Ребята немеют от удивления:
- Чо это?
- Волк с ребенком разговаривает – смеюсь.
Десять минут, полчаса, «разговор» ребенка с волком продолжается. И совершенно ясно, что это они между собой… О своем чем-то. А вот они уже вроде как поменялись местами. Уже волк воет оттуда, где плакал младенец, а младенец отвечает там, где выл волк…
- Кто это???
Я пожал плечами. Зачем? Пусть им будет Живая Тайна. Их у них и так совсем мало…
Ну сказал бы я что это гагара. Птица такая. Красивая очень. Размером с гуся. Только клюв длиннее и острый… Зачем?
На следующий вечер, едва стемнело, «волк с ребенком» опять начали перекличку. В поздних сумерках это было сочно и сильно…
И на следующий вечер… только вдруг, фальшивому волку ответил настоящий. Резко, коротко, но по настоящему. Потом еще. И еще. Короткий волчий рык. Потом тявки разных настроений, модуляций и громкости. Метрах в 500 от острова у подножия сопки.
- А это хто?
- Другие волки. Компанию собирают. Нас есть будут – шучу.
- Так в августе они не нападают! Сам говорил!
- Да не. Просто. Живут они тут. Вот и опщаюццо.
Когда все разбрелись по палаткам и уснули, стал вслушиваться. Тявк. Глухой, короткий рык. Опять несколько тявков…
Дошло. В пятистах метров от нас – логово. И первые дни они старались молчать. Или просто мы их не слышали…
Утром всем рассказал про логово. Порекомендовал ни при каких делах не подходить близко. Мол, при угрозе волчатам родители способны на всё. Тут их и август не остановит. Убедил.
Днем ребята опять разбредались по своим делам. А ночью, когда все засыпали, можно было делать самое интересное. Вслушиваться, внюхиваться, вчуиваться, вживаться в густую жизнь ночи.

…. Иногда прилетал быстрый, узкий, короткий ветерок. Коротко обозначался, делал свое дело и прятался. Где-то далеко случался большой ветер. Тоже, что-то там несколько секунд-минут делал и затихал…
Гагары выли и плакали своими потусторонними голосами. Неожиданно, но приятно, плескалась в озере большая рыба. Со свистом прилетали утки. Пара журавлей изредка подкурлыкивала с болота. Такое впечатление, что это они кряхтели переворачиваясь во сне. Интересно, а как они спят? Не разу ни видел спящего журавля. Куда они ноги девают? Представляю, лежит на боку, голову на мох положил, глаза закрыл, длиннющие ноги вытянул… спит. А кряхтит, когда на другой бок поворачивается. А как он поворачивается? Еще смешнее… умора.
Но, интереснее всего было слушать логово. Тихие, детские тявки волчат. Короткие, беззлобные рыки взрослых… Притягивало и затягивало. А перед засыпанием, это слушание давало совсем интересный эффект.
Палатка становилась логовом. Рядом, вокруг, бегали волчата. А я, лежа на боку, чувствовал себя их мамой. Волчицей. И на животе у меня были соскИ. Мои волчата, тыкались мордочками мне в живот, молочка попить, а я им строгим голосом говорил:
- Август уже. И вы уже большие. И нету у меня молока.
А то, сам становился волчонком. И мамой для меня была сопка, густо заросшая старыми, черно-зелеными елями. Я сначала терялся, а потом «нырял в маму» и у меня начиналась другая жизнь…

База была в Кухтыме (Пермской области), а объект был недалеко, километров за тридцать. По экспедиционным меркам, это практически рядом, «за огородами».
Август. Она должна была приехать на несколько дней. И приехала. Встретил ее с поезда.
- Ну ты и загорела!!!
- А я еще на море после тебя поеду!
- Отмываццо, штоле?
- Посмотрим…
Остроносая блондинка, пианистка с известной русской фамилией, в Кухтыме она выглядела как Екатерина Марта Скавронская…

В экспедиционный «шестьдесят шестой», она как-то не могла устроиться, хоть и весила меньше пятидесяти килограмм, все как-то, слегка не так было, чот не складывалось…
Равиль довез нас, сколько смог, дальше дорог не было, и не надо.
Август.
Вечер.
Горы.
Лес…. Что такое оставшихся 10 километров? Она шла в кроссовках, я в керзачах. Не важно, что еще лето…
- Что читаешь сейчас?
- Щас с табой на табор двигаюсь…
- А на таборе что читаеш?
- Последнее? Фолкнер. «Свет в августе».
- И что скажеш?
- Похож на Сэлинджера. Только тоньше и жестче. Или на Болдуина.
- А ты на лешего похож. Зарос как демон…
- У Врубеля демон тщательно выбрит. И неплохо пострижен.
- Ну, тогда, ты скорее на его «Пана» похож, только сопилки не хватает…

Странный разговор. Ни о чем. Ни про что. С ней так всегда было. А ведь… приехала, и мы должны были решать о свадьбе…

На следующий день, я предложил пойти за грибами. Ведро, в рюкзак папку со снимками, и налегке, чтоб недалеко.
- А ты грибы когда-нибудь собирала?
- А это сложно?

Дзынь-скрип… дзынь-скрип… свистит-звенит ручка ведра. Август. Тишина.
Хрустнет иногда сухой сучек под ногой… и опять… дзынь-дзынь…
Грибов немного. Специально стараюсь идти по местам, где грибов нет.

Здынь-скрип… в ведре пяток случайных подосиновиков… Мы ходим часа полтора уже. Сели отдохнуть. Август. Почти не лето. В воздухе что-то кружит и закручивается… Толь пружинка, то ли что-то нервное. Достаю папку, снимки, раскладываю… смотрю на снимки. Потом по сторонам. Опять на снимки…
- Что случилось?
- Похоже, мы вышли из своих кварталов. На этот участок у меня снимков нет.
- И что это значит?
- Пока не знаю.
- А когда будеш знать?
- Пошли на сопку.
Пошли. Для чела неискушенного лес он весь одинаков… Деревяшки. Да еще и набрались наглости – растут!
В ведре пять подосиновиков. Мы на вершине.
- И что?
- Ни чо. Похоже, что это не наш участок и снимков на него у меня нет.
- И что это значит?
- Это значит, что я не знаю, как выходить.
- Как?
- Ну так.
- Это значит, мы заблудились?
- Похоже.
- И как мы теперь будем поступать?
- Обычно. Пойдем вниз. Искать воду. По ручью выйдем к реке. Река тут одна.
- И сколько времени на это уйдет?
- Не знаю. Дней 10. Может больше. Может меньше.
- Ты издеваешся? У меня билеты на море через три дня!!!
- Ни куда море не убежит. А тебе будет приключение на всю жизнь.
- Да хто ты такой, что бы отменять мои поездки? Чтобы решать, что для меня важней?
- Не огорчайсе. На следующий год поедеш.
- Да я в этм году поеду!!! Я сама сейчас выйду! Без тебя! Ты же вон, в трех соснах заблудился! Пока!!!!
- До свидания.
Театральное движение, порыв, стремление.. . но, куда идти?
Я не отговариваю и не останавливаю. А самой рвать в тайгу – еще более опасно, чем даже с таким, который заблудился в трех соснах…
- Что мы будем есть, где мы будем спать эти десять дней?
- А почему десять? Может больше. Может меньше.
- Тогда идем сейчас же!!!!
- Успеем. Куда спешить?
Девушка подбирается, набирается всего, чего может и очень, очень, очень много слов, слез, криков, воплей, соплей и топаний…
- Яблоко будеш? У меня есть в рюкзаке.
Нет. Ей сейчас не до яблока. Она рассказывает мне обо мне. Жаль, что нет под рукой кинокамеры. Смоктуновский и Высоцкий в роли Гамлета были бледнее… менее выразительны. Меньше чувств было. Экспрессии, динамики ноль.
Она вышагивала по полянке как по сцене, монолог лился на предельных нотах эмоционального накала. То тише, то громче, то стенания, то злость…

- Ладно. Не ори. Ребята услышат.
- … - она сначала осеклась, остановилась. Потом… потом что-то щелкнуло, переключилось… упал занавес.
- Мало собрали. Всего пять подосиновиков. Чот у нас плохо с грибами.
У нее закончились не только слова, но и похоже чувства, силы, всё, что может кончаться.
- Да ладно ты. Не переживай. Тут до табора метров триста. Пашли.

Августовские ночи очень тихие. Это была в сто раз тише самой тихой.
На следующий день я связался с Равилем и он встретил нас там, где кончались-начинались дороги.
- Я всё поняла.
- Да нормально всё.
- Странный август.
- Ага. Как у Фолкнера.
- А кто из нас негр?
- Оба наверно…
- Ты мне больше не напишешь?
- Ни знаю.
- Я всё понимаю.
- Нормально!

Мингалей жестоко болел спохмелья. Судя по его вздохам и стонам, он, лежать не мог, не то, что вставать и тем более - работать. Наш начальник, инженер-таксатор Зеленка (фамилия – Зелененко), мелкий, жалкий и не убедительный, суетился возле больного Мингалея, пытаясь поднять экспедиционного водителя…
- Мингалей Тимиргалеевич, мы в лес поедем?
- Не поедем.
- Почему?
- У меня переднее колесо на трех футорках.
- И что это значит?
- Уйди отсюда.
- Мингалей Тимиргалеевич!
- Ну иди… и посмотри сам.
Зеленка идет смотреть футорки. Радостный, что не послали дальше. Больной Мингалей облегченно вздыхает. Но куда там!!! Через пару минут влетает обалдевший Зеленка:
- Мингалей Тимиргалеевич! Почему у вас в кабине гусь? Закрыт… и клюв синей изолентой перемотан...
- Штоп не убежал.
Мингалей застонал, поднялся, сел на спальник, обхватив голову руками…
- Мигалей Тимергалеевич! Что за гусь?
- Коля, иди отсюда.
- …….
- Не. Коля. Друх. Схади за водкой.
Коля, сам раненый зеленым змеем смешался, спутался…
- Не пойду!
- Коля, выпиши червонец. Я сам съежжу.
- А футорки?
- Чо футорки? Этож ЗА ВОДКОЙ!! Этож не на работу. Ты чо, не понимаеш?
Коля, обмякший и немного даж радостный, достает два червонца. Поворачивается ко мне:
- Ну … если в лес не получается, ты как?
Я достал две пятерки.
Мингалей, скрипя всем телом, кое как оделся, залез в экспедиционный УАЗ-452…
- А гусь? – заорал Зелёнка.
-Чо гусь? Не знаю.
Мингалей вернулся быстро. Привез 3 бутылки водки, банку маринованных огурцов и буханку хлеба.
Открыли две тушенки. Достали кружки.
- Так чо гусь? – не терпел Зелёнка.
Мингалей разлил по пол кружки. Выпили. Поковыряли закуску. Они закурили. Я трещал соленым огурцом.
- Миногалей, так чо за гусь?
Мингалей еще налил. Опять выпили. Опять они покурили и Мнгалея отпустило.
- Вчера ночью еду из Тат- Кудаша. Там прудик небольшой. Ну, я был капитально вмазанный. Смотрю. В свете фар дорогу переходит стадо гусей. Ну я, естественно, по газу. Хотел по стаду. Так они успели. Прошел по хвосту. Остановилсе. Выхожу. Один есть. Лежит. А рядом другой стоит. Целый. Ну, и как бы поднимает его. Которого я сбил. Смотрю. Не могу понять. Зачем он этого поднимает и с дороги стаскивает. Как человек. Ладно, думаю. Хер с тобой. Я сбитого заберу. Коля!!! Я с ним два часа воевал! Меня этот, который в кабине – ел! Он меня всего поклевал! Но я его победил. Хоть и вмазанный был. Еле стоял. Посадил в кабину. Замотал клюв. Изолентой. Штоб не кусалсе. А того в кузов бросил. Коля!!!Люди так друг друга не защищают!
Мы с Колей сидели и слушали.
- Ну и что ты будеш делать с тем, который в кабине?
Мингалей ни чо не ответил. Налил еще. После длинной паузы решил:
- Поеду отпущу где взял.
- А футорки?
- Коля, ты дурак?
Допивать не стали. Мингалей смотался в Тат – Кудаш, выпустил гуся и привез оттуда еще две бутылки.
Сбитого, воровски оскуб в чехол от спальника и запек под ведром. Оставшуюся и новопривезенную водку допивали «под гуся». Пьяненький Зелёнка много хохотал и подхихикивал, и даже пытался острить:
- Мингалей, а ты гуся так и выпустил с завязанным клювом? Или развязал?
- Иди в жопу, Коля.

Очень плотно чувствовалось… тонко, но глубоко, эти гуси что-то сделали с Мингалеем. Чего-то задели. Коснулись. Переворошили. Или разбудили… Не заню.

Странные существа эти вОроны...
Время метаться в поисках корма для птенцов, а они кувыркаются в теплом матровском небе, играют, шалят, развлекаются...
Март. Мне лет 12 иду из школы. Заворожено и ошалело слежу за парой вОронов, которые изумительно играют кувуркаясь и шатая воздух...
Это отец мне сказал, что птенцов вОроны выкармливают зимой. А в апреле молодняк уже на крыло становится. Отца два года как нет. А вот увидел вОронов и вспомнил. Да. К 12 годам я уже видел гнезда и птенцов всех птиц обитающих в Ростовской области. А вот гнезда и птенцов вОрона - не видел. Отец сказал, что в марте у них еще птенцы.

В каком-то тихом и хорошем настроении прихожу домой. Хозяйка вся перепуганая, заикаясь, сообщает:
- У нас нещастье!
У нее всегда нещастье. Рассыпались спички - нещастье. Порвалась газета - нещасье.
- Какое нещастье? - спрашиваю.
- К нам волк пришел!
- Какой?
- Там, в сене...
Я цепенею... Какой волк в сене? Бросил сумку с учебниками, и на улицу.
- Тапор возьми, штоп не съел!!!
Да какой там топор! Внутри уже чот знало про этого волка...

Сено из стога дергают обычно в одном месте. Так получается сначала нора, а потом, к весне, в эту нору "падает крыша" и образутся как бы закрытый с трех сторон, уютный уголок без крыши.
Подошел к остаткам стога. Да, там, в уютной середине, действительно лежал волк. Размером со среднюю овчарку, еще не тронутый весенней линькой. Но... по шерсти, по морде, по всему было видно, что он очень старый и что ему совсем плохо. Чо он пришол?
И тут опять вспомнил рассказ отца...
Сразу после войны, волков было очень много. И их отстрел всячески поощрялся. Кроме денег, давали еще талоны на 2 кг гречневой крупы и на какие-то промтовары... по моему, на кирзовые сапоги. Ибо в магазинах было пусто. За щенков платили как и за взрослых.
Какие-то знакомые отцу мужики нашли логово, и забрали волчат. Отец купил у них одного. Оставил у себя. Волчонок жил у него как на свободе. Только без родителей. Естествено, ни цепей, ни каких привязываний отец не допускал. Волчонок жил совершенно свободно. А так, как дом стоял в километре от деревни, то и ни кто ни кому не мешал. Волченок рос, уходил в степь. Возвращался, снова уходил....
Отец тоже уезжал из этого дома, потом возвращался, опять уезжал... А два года тому, уехал навсега. И теперь тут жил я. Мне 12 лет и я стою, смотрю на этого волка, который прожил свою волчью жизнь как следует.
Я прекрасно ощущал, ближе какого расстояния подходить нельзя. Волк не боялся меня, я не боялся его. Он был очень усталый и сонный. Но живой и спокойный. Я - удивленный и тоже спокойный. Он лежал в сене, как самая большая и самая живая весточка от отца. Долго смотрел на него, не зная что делать. Потом ушел в дом.

Утром волка в сене не оказалось. Он ушел. Он правильно сделал што пришол. Отец мне так привет передал.
А когда утром шел в школу - в небе опять плескались и кувыркались вОроны. Я молча рассказал им про волка которого сначала спас, а потом прислал ко мне отец. А вОроны это знали и без меня. Они кружились и кувыркались. И им было хорошо. А еще они знали, что и с волком все в порядке. Потому как у него особая судьба. И я согласился. А еще они сказали, что родители должны кувыркаться в небе. Иначе еда, которую они принесут своим птенцам, на пользу им не пойдет. Странные существа эти вОроны....

С позиций взрослой логики и «здравого смысла», наверное, невозможно объяснить детское поведение. Мотивацию. Цели. Смыслы.
Что заставляет, ни с того, ни с сего, не взирая на погоду, потащиться за 8 километров в степь, прийти на знакомое место, посидеть там …. И пойти обратно? Цели? Нет цели. Было – «просто пойти». И это было больше, чем цель.
Зачем идти из школы самым причудливым маршрутом, что бы всего лишь, зайти, постоять под интересным деревом? Или, постоять, посмотреть на листья в незнакомом месте?
Или, за 10 километров, поднявшись в три часа ночи, с пустыми руками (без ружья или фотоаппарата), бежать на далекую степную запруду… посмотреть до восхода кто из перелетных там отдыхал этой ночью. Гуси? Чомги? Гагары? Или никого?
«Смысл» такого похода состоял в следующем. Бесшумно прокрасться по оврагу до гребли (запруды), потом, осторожно, чтобы не вспугнуть залезть на греблю, и …. И просто смотреть. Смотреть, как отдыхают на воде дальние, загадочные и диковинные гости…
К чему это я?

Да к тому, что непонятно зачем, для чего и с какой целью я оказался на довольно далеком , наглухо заросшем элодеей и ряской рукаве нашей речки.
Конец мая. Начало лета. Купаться там было нельзя. Рыбу ловить не собирался (да и не слышал от кого-либо, что бы она там была).
Просто приперся.
Лазил по зарослям. По ивовым джунглям вдоль берега. Пока (за чем-то) не нашел не заросший кусочек открытой воды. Он как-то отличался. Чем-то. Но, не только тем, что был не заросшим…
Остановило. Уселся между ивовых кустов и «впав в прострацию» уставился в воду.
Умбристая, прозрачная вода. Глубина – метра полтора. Видно илистое дно. Окошко начиналось от моего берега и тянулось метров на 6 поперек речки, почти до другого берега. Метра 4 по ширине. Слева и справа окошка – таинственные, густые заросли элодеи. Над элодеей одеяло ряски.
Не знаю, сколько там сидел. И думал ли? О чем? Вряд ли. Просто - смотрел.
Почуялась, ощутилась странная волна на воде. Вода как бы зашаталась, зашевелилась…
… из элодеевой, темно – зеленой таинственности выплыла Рыба. Сазан.
Меня ударило каким-то ветром, я онемел, помер, ожил и замер… Таких рыб я не видел. Наверное, меня бы не так снесло, если бы я увидел слона. Или леопарда. Ягуара или мостодонта… Я читал про китов, акул, про других больших рыб (кит, хоть и млекопитающее, но для меня он все равно был рыбой), только все это не у нас, где-то в очень далеких и дальних реках, морях и странах. А у нас – плотва, красноперка, едва больше ладошки… такие же окуни. Ерши, пескари, уклея… те еще поменьше. Ну, иногда щуки. Поймать щуку сантиметров 30-40 длины – это Событие. Достижение лета. А тут… Сазан!!! Больше метра длиной! Плавал в окне, шатал зеркало воды и вокруг…
Потом, из элодеи вышли еще два.
Потом еще.
И еще…
И вот уже больше десятка громадных рыбин просто плавают в нескольких метрах от меня…
Я видел у них каждую чешуйку и плавничок. Видел их глаза. Видел как у них шевелятся губы и жабры. Я видел как они плавают. Легко. Просто. Естественно. Они плавали только в окне. Не убегая, не прячась, не кормясь. Они плавали без смысла. Просто плавали. Но только в окне. И я их смотрел.
Подводный мир и так был для меня таинственнее самого потустороннего… а тут, рядом, совсем рядом, плавали те, существование которых, моя детская фантазия просто не вмещала.

Сколько продолжалось это потрясение, сказать не могу даже примерно. 5 минут, полчаса, полтора –не знаю. Но, налетел ветер, погнал рябь, и видимость пропала.
Но они-то, остались там?

Рассказать друзьям-знакомым-сверсникам-приятелям ? Не поверят. А если поверят? Я же не смогу рассказать ВСЁ и ТАК!
Пацаны часто всякую фигню придумывают. Может, и посмеются как над фигней. Зачем рассказывать. Эту Тайну я оставил себе. А Тайн у меня было много.

Вот и сейчас… рассказал – как не рассказал. Перечитал, не передалось…

За отчетом нач партии прилетел с каким-то своим приятелем.
Пока мы с начальником разбирались с бумагами, его приятель спрашивал у работяг про объект, охоту, рыбалку… А чо те могли сказать…
- Ну, тюлька какая-то в ручье есть, ток чо понту ее ловить
- А нормального хариуса, что, нету?
- Да откуда ему взяццо в этом ручье
- Ну, не знаю…
- Ясно, што не знаеш…
Мужик срубил в соснячке сухонькое удилище, очистил веточки, подвязал леску, закинул за спину маленький рюкзачок и начал, почти рядом с табором.

Он ложился на берег, очень медленно заводил леску с мушкой на воду и лежал, тихо-тихо пошевеливая кончиком удилища…
Не брало. Полежав минут 5 – 7 он поднялся и ушел вверх.
- Начальнег, шо у тебя с приятелем?
- А чо?
- Да чот падает…- мужики дружно ржут. Чо не веселиться? Отчет. Праздник. Ящик водки. Хлеб свежий. Карамельки Жизнь удалась. Чо еще надо?
- Начальнег, а чо он такой маленький рюкзак взял?
- А зачем ему большой?
- Конешна… нах ему большой, если он сиравно ни чо не поймает… - лес трясется от здорового ржания.

Карамельки, водка, свежий хлеб… всё хорошо! Всем хорошо! Мы победители и самые-самые!!!

Минут через 40 пришел приятель начальника. Со своим маленьким рюкзаком за плечами.
- Хариусы были такие огромные, што ты их в калесики скручивал, читоп в кешар поместились? – все ржут.
- Ну да.
… это «ну да» он сказал так, что ребята сразу, с лишком всё поняли.
Не говоря ни слова, мужик снял рюкзак, вытряхнул на траву хариусов. Около десятка или больше, отборных, около двух кг и выше, еще живые, только с налипшей травой, песком, хвоёй и прочим лесным мусором они запрыгали, заёрзали, будто подтверждая : «Да, мы только что из воды»…

Повисла очень редкая пауза.
- Ну, ты молодец мужик….
- Я знаю.

Вертолет, и даже его гул, давно потерялись за дальними сопками, а у нас…

Даж трудно сказать……

... А потом, накрыли во дворе стол, развели костер, жарили мясо и долго, много и возбужденно пили...

Утро было серое и холодное. Северное, немношко дождливое утро середины октября.
Я проходил мимо их дома, когда один из работников очень тяжело блевал под стенкой, весь в какой-то пыли и паутине... еле стоял на ногах, держался за стенку... Второй, в это время тож, как призрак, в пыли и паутине выплыл на крылечко отлить... Странное было утро.


Вчера мои соседи по брошеной деревне - партия экспедиции "леспроекта" привезли медведя. Убили его гдет неподалеку, на брусничнике.
Из машины (военный, тентованый ГАЗ-66) вытаскивали за лапы, вниз спиной. Голова запрокинуто болталась, глаза были еще почти живые.

Занесли на мостки (эт настил из досок во дворе), положили. Надо было снимать шкуру, а для этого, надо, что бы медведь лежал на спине. На спине медведю лежать не получалось. Он все время заваливался набок. Тогда его положили на правый бок, а левые лапы привязали проволокой к остаткам забора. Лысые пятки двухгодовалого медвежонка смотрели вверх и в них было чот по-децки беспомощно-беззащитное. Шерсть на животе, в паху, была какой-то редкой и трогательной.
Напару, Татарин с Колькой в два ножа, разрезали ей (это была медведица) штаны, кожу на животе, и начали радевать.

Правильно говорят, што медведь без шкуры похож на человека. На женщину. Сильные, округленные грудны мышцы напоминают девченочью грудь. Живот плоский, квадратиками пресса, руки, ноги, такие же как у чела - только более мускулистые.

А она и была девочка. Ей два года было. Когда на брусничнике она встретила своих ангелов смерти.
Я незаметил, как ее раздели пости всю.
Она лежала на своей окровавленой шкуре с распростертыми руками и раздвинутыми ногами.
С прострелеными ребрами и с еще пока своим лицом.
С которого еще не сняли кожу.
Ее простреленые ребра ни как не вязались с ее глазами.
Глаза были почти живые и удивленные.
Это была девочка.
Лесной чел.

Лесной чел. Как написано щас у меня в профиле. Вот и она была лесной чел. Только она была девочка. И ей было два года. И с ее лица еще не успели снять кожу. Она уже лежала на своей коже, но это как-то воспринималось не так. А вот снимать кожу с лица...
И лицо у нее было гораздо интереснее, чем у тех, кто расстрелял ее из автомата на брусничнике. И поэтому, они снимут кожу с ее лица.

Какая-то непонятка-жуть кружила, шаталась, было... гдет везде и вплотную, рядом... что не так что-то. Чот неправильно. Что не должна она тут так лежать. А лежит. Почемуто.
Я не стал ждать, пока начнут снимать кожу у нее с лица.

От приглашения на ужин отказался. Пошел к себе.
А там накрыли во дворе стол, развели костер, жарили мясо и долго, долго, долго пили...

Сайт "Шаманский лес", это о том, что для меня интересно.

http://filens.info/forum/index.php