Поздно… час… другой… четыре…
Я один в немой квартире.
Небеса и звёзды – ночь…
Ночь рассудит? Мне помочь?..
Жизнь свою я строил сам,
Что ж кричать мне: «Помоги…»?
Свет луны средь белых рам,
Одинокие шаги…
Птицы крик ночной в тиши.
Бесконечные мгновенья…
Суета?.. Дыши, дыши…
Не спеши – имей терпенье.
Я совсем не помню зла,
Я не требую участья…
А в душе колокола
По таинственному счастью.

Но во всём сквозит печаль –
Одиночества печать…
Загрустишь ли в лютой стуже,
Заплутаешься в ночи?
Никому почти не нужен,
Ты кричи, иль не кричи…

Так хочется услышать твой голос,
А вместо этого лишь записи старых кассет
Где тебя почти нет - потому что ты рядом, за кадром...
И я бы захватила все поезда/самолеты
Если бы только знала где ты и с кем ты.
А помнишь те ночи, что почти бесконечны,
Где чайнолимонные встречи,
И тайный наш путь мерцающемлечный?
Но я где-то здесь, среди зданий фабричных,
Типичных,
Привычных,
Кирпичнообычных...
А ты где-то в сказке, в картине, в куплете -
Осталась в дветыщи седьмом жарком лете.
И старых кассет необъемлемый ворох,
А мне просто хотелось услышать твой голос…

Я выкину тебя из головы. Сейчас и разом,
Пусть больнее рана. А сколько средств,
Чтоб выйти из игры -
И в вены, и по венам - но не стану.
Пытаюсь тщетно вакуум сплошной
Заполнить водкой, дымом – чем угодно,
В постели, в ванной – всюду запах твой…
Пора под душ, желательно холодный.
Ложусь. Уже готовый лопнуть мозг
Воспоминаниям без боя сдался
Что толку в том, что, как ни напрягался,
Я память о тебе убить не смог.
Так, музыка! В ней тоже только ты…
Махнув рукой, любимую включаю,
Таблеток тонны, но не помогают
Уснуть в объятьях вязкой темноты.
Слух обострён, особенно к звонкам
Вдруг стало трепетное отношенье-
Что, если изменила ты решенье,
И шанс даёт судьба обоим нам.
Цепляясь за соломинку, плыву
Среди толпы, в её ритмичном драйве,
Свои надежды тщетные оставив,
Стараюсь удержаться на плаву.
Но всё напрасно, как напрасен мой
Порыв забыть тебя сейчас и разом.
Всё помнит сердце, этот высший разум,
А с ним куда сложней, чем с головой…

Ты знаешь, ведь бывает разной гордость…
Нередко так – и это не секрет:
Горды излишне те, что жили, горбясь
Под тяжким грузом горестей и бед.

Ты задираешь свой восточный носик,
Сквозь зубы отвечаешь мне, грубя.
Твой взгляд трезвит, как пасмурная осень…
А я жалею, гордую, тебя.

Я уже не юн и даже груб,
и погоду я не жду у моря,
а грустинка спряталась меж губ,
потому что видел много горя.
Потому что все еще люблю
красоту и нежность, и свободу,
и себя без жалости гублю,
в безрассудстве не искавший броду.
Что еще мне суждено понять,
если повидал и так немало
и во многом на себя пенять
научился-время шлифовало.
Да,уже не юн и даже груб-
от судьбы подарков мне не надо,
но мечту уже не отберут
и она со мной остаться рада.
Падали, вставали, шли вперед-
испытаний выпало немало:
и бывало, что мечта соврет-
так на свой манер она спасала.
Не признаюсь:"Много не успел,"-
не признаюсь:"Виноват и каюсь!"-
по иному может жить хотел-
только от мечты не отрекаюсь.
Ведь уже не юн и даже груб,
и погоду я не жду у моря,
а грустинка спряталась меж губ,
потому что видел много горя.

Я справлюсь, я сильная... – слышишь?..
Я нежность расплавлю на сказки,
а страсть замурую в квадраты
удар-безудар.ных слогов,
и буду тихонько, как мышка,
к тебе пробираться с опаской
и с видом – уже виноватым –
читать твой ступенчатый код.

На полочке дней – между прочих,
я буду лежать как гербарий,
сдувая дыханьем неровным
пылинки с потрёпанных книг;
и ставить пунктир многоточий,
где надо бы честно и прямо
сказать, что: ~л~ю~б~л~ю~, и мне кроме
тебя - никого. /извини/

Я буду живым человеком
с извечной поправкой на дружбу,
а после – зализывать раны
посредством кусания губ.
…С улыбкой и сдержанным смехом
и каплями слёз на подушке
я справлюсь, я сильная. Правда.
…Но я без тебя – не смогу.

Бесконечное

Сними налог с меня построчечно,
Укрой меня прозрачным куполом,
Вверх пробеги вдоль позвоночника,
Скатись в ладонь с макушки кубарем,
Начни чудес по-детски требовать,
Прочти мои молитвы крадучись,
Сыграй на бис на нервах тремоло,
Ворвись в окно цветами радуги,
Мой мир считай своею вотчиной,
Добейся от меня признания,
Устрой с судьбой мне ставку очную,
Смути меня до заикания,
Лиши меня сокровищ Медичи
И объяви бездарным выскочкой,
Сведи с ума походкой девичьей,
Пройдя в моих стихах на цыпочках,
Но поцелуй меня негаданно,
Коснись щеки, скользя по краешку,
Храни любовь мою, как ладанку,
Спой нашей дочке "баю-баюшки"...

Достигли ли почестей постных,
рука ли гашетку нажала -
в любое мгновенье не поздно,
начните сначала!

«Двенадцать» часы ваши пробили,
но новые есть обороты.
ваш поезд расшибся. Попробуйте
летать самолетом!

Вы к морю выходите запросто,
спине вашей зябко и плоско,
как будто отхвачено заступом
и брошено к берегу пошлое.

Не те вы учили алфавиты,
не те вас кимвалы манили,
иными их быть не заставите -
ищите иные!

Так Пушкин порвал бы, услышав,
что не ядовиты анчары,
великое четверостишье
и начал сначала!

Начните с бесславья, с безденежья.
Злорадствует пусть и ревнует
былая твоя и нездешняя -
ищите иную.

А прежняя будет товарищем.
Не ссорьтесь. Она вам родная.
Безумие с ней расставаться,
однако

вы прошлой любви не гоните,
вы с ней поступите гуманно -
как лошадь, ее пристрелите.
Не выжить. Не надо обмана.

Заснула ночь на кончиках ресниц,
С улыбкой на губах дочурка дремлет,
И сказка снов, как стая редких птиц,
Спустилась для нее сейчас на землю.
И, над кроваткой ласково склонясь,
Я, не дыша, простынку поправляю,
Всем-всем богам, какие есть, молясь,
Чтоб берегли её и охраняли...
А утром, подарив мне светлый взгляд -
Так смотрят только ангелы и дети,
Прошепчет сонно: "Я люблю тебя…"
И слезы светлые туманят мне глаза,
И забываю я про все на свете…

Знаешь, а у нее стали волосы практически как у меня.
И в этой дурной компании ей, как и мне, рады..
Она любит лазать по крышам, она любит искры огня,
Ее любит дым, звезды тают от ее взгляда,
Когда она смотрит с крыши на небо и, может быть, на меня.

Знаешь, а ведь она теперь тоже пишет какие-то там стихи.
Прячет их в книгах, стирает и забывает влёт..
Говорит - ну и что, что плохи (кстати, не так уж плохи),
Я пишу не для вас, а для тех, кто непременно поймет,
(Или, что чаще, поленится понимать - им это не с руки),

Знаешь, а ее голос от чертовых "Dunhill" почти что не сел.
Все также, как соловей, барды и рок-н-ролл;
Она идет вечером - с дрожью от скуки - маньяков маня к себе;
Они садятся с ней выпить и тихо сползают под стол -
А она, ближе к утру, идет к тем, кто еще не пел.

Знаешь, а ведь она тебя любит - наверное, так же, как я -
Немного несмело, волосы за ухо нервно убрав..
Да-да, те самые русые, цвета спелого янтаря,
Иногда в хвостик, никогда в косы, и летом - с запахом трав.. -
Словом, девочка-солнце на снежной проседи января..

Я смахну со ступенек пыль (засекай - через час пойдет снег),
Подброшу на радио пару хороших песен - пускай слушает..
Знаешь, все сходится. Если захочешь, бери ты ее себе,
Она тебе будет самая-самая, лучшая-лучшая...
А я там, на небе, закрою дверь и тихо вздохну во сне.

Могу, но не хочу.
Хочу, но не умею.
Люблю, но не прощу.
Прощаю, но не верю.
Пою, но не для всех.
Пишу, но строк не видно.
Хочу, но не успех.
Могу! Да только стыдно.
И снова не хочу,
И снова не умею.
Могу, но промолчу.
Умею, но не смею.

Нашла в дебрях листов

Иногда я подолгу люблю говорить с тишиной,
В ее отзвуках грустные вздохи и всхлипы.
Нежной музыкой арфы по сердцу разлита печать,
Может дождь смоет грязь и прогонит тревоги?

Я заранее знала – нет встречи с тобой,
Из моих лживых уст извлекаются мифы.
На столе полной кружкой застыл горький чай,
И ушли в круглый ноль болевые пороги.

Я Москве теплый шарф никогда не свяжу,
Кто-то вечно крадет из колес мои спицы.
Может, взять и уехать в другую страну?
Чтобы городу этому больше не сниться.

Вы же покажете мне, какие бывают вёсны?
Добрые, злые ли - я никаких не знаю.
Я же почти слепая и жизнь помню лишь на запах.
Звуки и ощущения - их отложили на завтра.
Я же почти слепая, я же немая кукла.
Жизнь мне подарят завтра, глаза же...
А их не будет.

Вы же покажете мне, какие бывают вёсны?.

Тишь…
Тревоги кончены уже.
Утреннее тиканье часов.
Не хватает музыки душе.
Не хватает смеха, голосов,
Манящей,
Слепящей белизны
Гор над изумрудною рекой.
Не хватает неба, новизны
Бесконечных звёзд над головой.

Мироточащая нежностью глаз,
В травах медовых совьет мне постель,
Вечер багряный положит к ногам.

Я буду петь ей весну, будет вальс
Ветра плести кружева и капель
Звезд орошать поляны и сочные хмелем луга.

Мы не уснем, пока не насытится пламя рубиновых губ,
Пока сердце не вырвет струны цветочной поэзии,
Пока черное небо не выплеснет янтаря акварель.

Я буду петь ей рассвет, как волны поют
В морском откровении утра. Смолкнув, горною бездной
Я загляну в ее душу и там найду свою тень.

Выйду в поле, где так волен ветер,
Где так много света, нет людей, –
И растаю рано на рассвете
С белоснежной стаей лебедей…

И сольюсь с путём свободно-млечным,
С горизонтом вечным и седым,
Чтоб остаться в памяти навечно,
Как весна и песня – молодым…

Красное, как кровь, вино –
это твой закат провожает меня в ночную степь.
Движения свободны и легки, словно языки огня.
Я растворяюсь ароматом трав.
Сладость мгновенья льется на сердце прохладным дождем.
Горный хрусталь взгляда ласкает твои плечи.
Образы из осколков древних святилищ
питают губы поэзией.
Принеси мне свое откровение полной чашей любви.
Мне всегда было мало средней величины,
я хочу через край умываться твоим светом,
я хочу находить тебя в каждом кадре души нежного леса.

Выпей отвар из трав! Я их собирала ночами,
Когда ты других ласкал, умасливал их речами.
Здесь есть немного семян из слов, тобою забытых,
Из сердца залеченных ран, из слез, мной когда-то пролитых.

Добавила я пыльцы невыраженного и невысказанного,
Остатки своих обид, желаний своих неистовых,
Немного сушеных цветов печали, грусти, сомнений,
И выжимки лживых слов мне посвященных стихотворений.

Здесь стебли порезаны так, что задевают нервы,
Здесь горечь первого поцелуя и горечь всего первого.
Добавлю шампанского брызги, чтоб закипела взварь
И злобы туман заклубился... Пей же отраву, тварь!

В хрустальной вазе опадает
Осенний лиственный букет.
Снег за окном летит и тает,
Теплом любви ещё согрет.

Ещё целую шею, плечи...
Но взгляд - застывший лазурит...
А за окном закатный вечер
Листом осиновым горит.

И отраженье страшной ночи,
В трюмо, стоящем у стены…
Любовь не ведает рассрочек.
И мы не любим, мы больны…

Любви чужды такие страсти,
Где каждый вздох – предвестье бед!
Букет малиновых злосчастий,
Багряной осени букет…

Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти:
глупец, кто в бездне ищет брода
и путь, где не было пути.
И помни: время боль рубцует,
когда как мотылек на пламя
любовь в тебе с тобой танцует
и счастья развевает знамя.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти:
закат не спутаешь с восходом-
где Рубикон, чтоб перейти?
Сумей понять, что суть не вечна-
она у каждого своя,
а жизнь быстра и скоротечна
и оборвется колея.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти-
она не может мимоходом
на огонек к тебе зайти.
И балансируя на грани,
не примет во спасенье ложь
и не купить ее дарами-
ей смерть не преподносит нож.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти
и так устроена природа,
что надо нам себя найти.
И на себя примерить счастье,
разлуку, ревности порыв,
и только после дикой страсти
понять, что всех страшней разрыв.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти...