Раздватри. Перевертыш. Раздватри. Перевертыш.
Или мир такой — перевертыш, или люди в нем — перевертыш.
Может даже и в таком мире такие люди. Честно, я и не пытался особо в этом разобраться. Я его недавно только обнаружил, и сразу удивился этому миру. Есть в нем что-то такое привычное. Главное в этом мире-людях тот самый механизм-перевертыш, принцип действия чего-то явно мне непонятного. Все живут, чувствуют и дышат как в любом другом месте. А потом в один момент, словно на раз-два-три, случается тот самый перевертыш. Если разобраться, то у него и названия то этого нет, это уж я сам придумал слово «перевертыш» сюда применить, чтобы объяснить лучше. А там даже такого понятия нет, там это и так в порядке вещей. Все уже давно привыкли к этому перевертышу, когда все меняется. Черное то ли неравномерно в радугу окрашивается, то ли просто с белым местами меняется. Но что это черный-белый, черный-белый — это уже не так важно вовсе. Привыкали и не к такому. Там привыкли как к перевертышу, так и к тому что небо переворачивается и оказывается под ногами. Весь мир переворачивается, как в детстве, когда на руки встаешь. И я вот думаю, раз переворачивается все, то и земного притяжения не должно быть, а значит и летать есть разрешение. Только вот наверное и в земном притяжение что-то меняется, местами оно чередуется с чем-то что ли. Все бы так вверх попадали, а держатся все, не падают ни вверх, ни вниз. Да и не это важно. Важно то, что все, как по щелчку, меняется, переворачивается. Вверх тормашками который раз. Солнце с луной меняются; небо с облаками; дома, дороги, даже чай в кружке, и тот не с тем вкусом уже; мысли в другую сторону переворачиваются, и я с тобой местами меняюсь. И не знаешь уже, как правильно, как не перевернуто считать. И не знает, не замечает никто: из стороны в сторону все, чередуясь, меняется, или что-то новое каждый раз перевертыш преподносит. А с ним и мысли все, и решения переворачиваются. Который раз переосмыслишь. И куда все на этот раз приведет, сам Бог знает. Только снова все как на раздватри, и словно перевертыш все меняет.

Это цитата сообщения Marisuox Оригинальное сообщение

правильно

"Он научил меня правильно смотреть на вещи... вместо "у меня нет работы" думать: "отлично, завтра я совершенно свободен", вместо "у меня нет денег" - "даже интересно, как мои ангелы-хранители будут выкручиваться на этот раз", вместо "ой, что теперь будет" - "похоже, я обеспечил себе интересную жизнь на ближайшие годы" и сам понимаешь, как только человеку удается изменить взгляд на обстоятельства, обстоятельства тоже начинают меняться, как бы сами собой..." (с) Макс Фрай "Большая Телега"

Это цитата сообщения Kogarasi Оригинальное сообщение

Вы пeречитали "Лабиринты Ехо", если...

Составила вчера=)

Вы перечитали «Лабиринты Ехо», если

• При первой встрече прикрываете глаза рукой и произносите: «Вижу тебя как наяву»
• Ко всем именам добавляете «леди» и «сэр»
• Постоянно поминаете великих/темных/грешных магистров, а в особо сложных ситуациях Лойсо Пондохву
• Во время спора с друзьями неожиданно начинаете стучать себя по носу
• Чтобы успокоиться, всегда используете дыхательную гимнастику Лонли-Локли
• Видя человека в яркой одежде, вопите: «Мелифаро!»
• Отказываетесь запоминать названия месяцев и именуете дни, как «Первый/второй/третий день года»
• Искренне верите, что в сутках 22 часа
• С трепетом относитесь к любым зеленым дверям в белых стенах
• Во все помещения входите с закрытыми глазами
• Ругаетесь исключительно используя фразы "Вурдалаков тебе под одеяло!" и "Дырку над тобой в небе!" (The_silence)

Это цитата сообщения Играющая Оригинальное сообщение

Вот как-то так, да. Точно в настроение.

-- Соскучишься с вами, как же. Проблема как раз в том, что мне с вами слишком весело. Нет, не так, при чем тут «скучно -- весело»? Скажем прямо -- рядом с вами я счастлив. И это как-то… неправильно.

-- Почему?

-- Это слишком просто -- быть счастливым в вашем доме. И слишком хорошо. И заканчивается, как только я уезжаю. И снова начинается, в каком бы скверном состоянии я к вам ни вернулся. Щелк, щелк.

-- И что в этом неправильного? -- искренне удивился Карл. -- Счастье -- это всегда правильно, не зря момент, когда оно перестало быть естественным состоянием человека, описан таинственным свидетелем происшествия как изгнание из рая. А способ достижения счастья -- дело десятое. Хорошо, если хоть как-то получается.

-- Не такое уж оно десятое. По крайней мере, для меня. Я и так все время чувствую себя новым принцем Сиддхартхой, который в один прекрасный день вышел из дворца и обнаружил за оградой не только прокаженного, старика и похоронную процессию, но и кое-что похуже.

-- Что ты имеешь в виду?

Читать далее...

Давным-давно, как и подобает таким историям, в городе появился один колдун. Много о нем слышать можно и теперь, но важно сейчас только то, что было у него два сердца. Они очень умело ему пригодились, но после этого всего много времени прошло. А люди этого мира еще и не такие чудеса и хитрости вытворяли: они смогли соорудить искусственное сердце, подключили к нему пару проводков, настроить на подходящий лад и оно прерывисто забилось на глазах у творцов этого невероятного чуда. Это технология такая, которая была создана и совершенствовалась с каждым годом. На сегодняшний день второе сердце приобрести себе может каждый желающий. Вон они, заполняя склады, лежат на полках. Небольшие коробки с яркими буквами на крышке «heart». Там есть еще приписка мелким шрифтом «осторожно, легко бьется», но это что пиши, что не пиши, редко кто внимание обратит. В коробочке лежит простой механизм. Маленькое сердечко вешается на шею и, словно к магниту, приковывается к телу. Да и со временем привычным становилось, ничем не хуже своего собственного. Да вот беда только в том, что за всю жизнь разрешалось только два сердца иметь: свое собственное, данное при рождении; и из цветных коробок, которое тоже появилось у всех уже: что у стариков, что у детей. Разобьешь это сердце, новое можно даже не пытаться приобрести, все равно ничего не выйдет. Хотя и этот факт не заставлял обращаться с сердечком бережливее; даже со своим, что уж там про чужие сердца говорить. Кто-то сердце покупал для того, чтобы одно могло чувствовать, а другое, не задумываясь, перемещало кровь по организму; кто выкидывал свое старое, которое рвалось прочувствовать все, как молодая птица рвется в полет с горы высокой, и оставлял себе искусственное равнодушное сердце, дабы жить спокойно. Да что уж там говорить, у всех причины свои.
Этот голубоглазый парень лишился своего собственного сердца: оно было разбито на миллионы частей и облетело, как облетает пух с одуванчика, подчиняясь ветру. А сердце второе теперь жгло шею, напоминая, что хоть оно осталось у него, рядом греет. Нормальному бы человеку успокоиться и позволить сердцу работу свою совершать: кровь гонять, ан нет, парень ни за что на свете не хотел прекращать любить, тосковать, скучать, рваться к чему-то. Не хотел он, что бы его сердце новое понятие не имело, что значит замирать при виде самого дорого человека. И парень приучил любить и это сердце. Так и жил, пока оно, как и прежнее, не разбилось вдребезги, как бьются стеклянные бутылки, которые бросают этажа с десятого. Парень метался из стороны в сторону и не мог найти место, где мог бы успокоится. Он пробовал любить как раньше, но вам должно быть известно хотя бы из книжек, что без сердца любить нельзя. Вся эта любовь превращалась во что-то холодное, серое и чужое, будто бы и не она это вовсе была. Но он продолжал дарить чувства, как и прежде. Косо, правда, все это у него выходило. То, чем стоило так дорожить, разбилось, как дорогой сервиз. А парень упорно продолжал пытаться что-то сделать, сотворить внутри очередные чувства. Не мог он понять, как без любви жить можно. Но все, что осталось у него: глубокие глаза веселого человека, который никогда не сдается и дырка от осколков внутри, ибо лишь избранные оставляют след в наших сердцах. Но парень все бросал очередные безуспешные попытки любить…
А на коробки с надписью «heart» так же не понижается спрос. Да только вот надпись «осторожно, легко бьется» так по прежнему никто и не читает.

Их все это до дрожи выбивает, в страшном сне все снится, покоя не дает, жизни нормальной мешает. Я наверняка знаю, что увижу, если бы все эти страхи были как наизнанку, чтобы и прятать то нечего уже было бесполезно потому что.
Загляни в глаза всем этим важным людям, которые работают на высокооплачиваемых работах и после тяжелого дня работы идут ужинать в рестораны; или всем не успевшим в жизни, которые мечтали в детстве стать космонавтами, но дабы не разочаровать родителей поступили на медицинский или инженерный. За всеми ими тенью накиданные тянутся смешные страхи. Холодные, заставляющиеся метаться, как в клетке, оббивая все тело о железные прутья скрадывающего страха. В детстве хоть вещей каких-то важных боитесь, а теперь что… Мысли то какие в дрожь глупые бросают. Их всех в жизни теперь беспокоит больше всего: вдруг с работы выгонят; где деньги найти заплатить чтобы за кредиты; а что, если отказ на свое предложение получу; страх одиночества или смерти в конце концов… И больше всего вы стремитесь заработать денег побольше, что бы зайти после работы и купить самого дорогого и качественного вина, и вечером выпить его с какой-нибудь очередной глупенькой девчонкой, которая просто из-за отсутствия опыта в жизни решила подражать актерам из фильмов и стремится к какой-то звездной жизни. Вы зарабатываете деньги, вы тратите их, и вы боитесь отступить хоть в сторону какую-нибудь от этой, который раз повторяющейся, структуры.
Знаете, каждого человека сковывает, останавливает боязнь чего-то. И боится каждый. Я ничем не отличаюсь, в моей душе так же живет холодный страх. Только вот боюсь я немного другого, боюсь прожить жить так, как хотите её прожить вы. Чтобы каждый день одна и та же (пусть даже высокооплачиваемая) работа, одни и те же привычки, одни и те же мысли, одни и те же места и правила. Я боюсь, что каждый день буду стелить на стол одну и ту же скатерть и в одно и то же время читать новости в интернете. А по вечерам напиваться из бутылки с тонким горлышком. Изо дня в день. Глупее и страшнее ничего не видел я, чем жизнь прожить так. И я боюсь, что когда-нибудь на замену этому страху ко мне придут страхи вроде ваших. Мне страшно прожить жизнь так, как планируете прожить ее вы. Вот чего я действительно в этой жизни боюсь.

«Ну привет. Опять ты давно за полночь.» Стрелка на часах показывает полвторого, и на улице тьма непроглядная. Я бросаю взгляд на своего гостя. Мой друг проходит молча и садится в углу. Я знаю, теперь медлить нельзя. На скорую руку я завариваю себе кофе, достаю мольберт и неравномерно начинаю раскидывать по нему краски. Кот ходит рядом, трется о ноги и мурлычет, но я не обращаю на него внимания. Гость мой смотрит на меня из угла, наблюдает и молчит. Иногда я говорю что-то моему другу и тогда на утро прочитываю на клочках бумажек множество мыслей. Но вот очередной холст можно снимать с мольберта. Там опять получился не этот вовсе мир. Я делаю пару последних штрихов и допиваю седьмую кружку кофе. И тогда мой друг выходит из угла, накидывает свой плащ и уходит, так ничего и не сказав. На улице начинает светать, а я пойду, попробую еще поспать часа два. И я понимаю, что к утру опять получилась новая картина, а мысли все более менее выстроились в какой-то хаос-порядок. Я рад, что друг мой иногда заглядывает ко мне. Потому что я уже понял, что это очень трудно, когда его нет рядом. Будто бы у меня в голове какая-то дырка, пустота режущая. Хочешь что-то в мыслях найти своих, а там где взять это следует, на пустые полки натыкаешься. И тогда полный туши свет. Ни слов, ни красок. И все, что остается, это ждать очередное такое давно_за_полночь, что бы мой друг опять пришел помолчать вместе со мной.

И сойти с ума можно. Скажу больше даже, это очень просто. Как и все, как и всегда.

Знаешь, если хочешь, можем жить на крышах шестнадцатиэтажек. К нам будут приходить рыжие уличные коты и прилетать красивые птицы. Они будут ворковать где-то в стороне. А у нас будет небольшой плед уютный, и каждое утро нас будет будить солнце. Я буду прятать от тебя сигареты и просить, чтобы ты не курил больше. Я очень хорошо буду просить.

А можно уехать далеко-далеко. Автостопом, конечно же. Можно танцевать на улицах совершенно незнакомых городов. А где-нибудь на набережной ты поставишь мольберт. И я буду рисовать, а ты сидеть рядом и смотреть. Недалеко будет играть музыка, её я тоже обязательно нарисую.

Давай жизнь любить. И пообещать еще можно друг другу сниться. Вот о чем прошу, так это о том, что бы никому в голову даже не пришло отбирать у меня мои цветные сны. Гуляй в моих снах. Давай делится снами. Только кому попало чтобы не снится.

Можно ездить на трамваях до конечной, звонить по неизвестным номерам в два часа ночи, здороваться с каждым на улице, раздавать листовки с пожеланиями каждому на обратной стороне.

Или вот еще игра такая, я буду говорить слова или предложения, а ты следующее. И так напишем много-много страниц. Ты будешь писать обо мне, я о тебе, и так по предложению, по очереди. Мы придумаем другой мир, там будут все эти страницы и наши предложения. А через много-много лет перечитаем это друг другу заново. Можно самим придумать свое будущее. Это будет очень хорошая книга.

Или умрем давай вместе. За руки возьмемся и окажемся где-нибудь на дне моря. Я слышала, там красиво. Только вот с музыкой бы там оказаться и тогда все хорошо. Давай забудем про города, которые останутся там наверху. Этого они не лучше.

Мы можем этот мир вверх дном перевернуть. Только прошу тебя, не слова о любви.

На улицах пахнет солнцем, асфальтом и алкоголем. Правильные такие городские запахи. Люди переходят с место на место, как по пунктам назначения. «гражданепассажиры.счастливогопути.» Но говорю тебе, в суете этой еще проще затеряться. Это все с головой в себя забирает, уносит, ты и не заметишь. А потом расходится, разбегается в стороны разные, поймешь, что и нет никого рядом, как в космосе. А одиночество/равнодушие серое уже поспешно накрывает город. Медленно, от края до края. Невыносимо тащится, прилипая жадными лапками к асфальту. Накрывает пустые лавочки в парках, пролитое пиво, голубей на асфальтах, приклеенные на лица маски и подземные переходы. Топит под собой все улицы, площади, тротуары и дороги серостью. Беги, не беги, вечно все равно бежать не сможешь. Останешься отдохнуть, вдох сделать, а оно уже тут как тут. Будто и не бежал ты от него, а просто рядом стоял, в паре метров. И тебя с головой накроет. И дальше пойдет, бросив на прощание оскалившуюся улыбку. А к тебе только подойдет ребенок лет шести, с чистым взглядом, ручонками маленькими, в смешных по нелепому штанах, которые мама одела ему, и в пыльный майке с дыркой на правом рукаве. «Дядь, а дядь. Дай десять копеек, на мороженое клубничное не хватает…» ты пошаришь по карманам, достанешь монетку, положишь, улыбнувшись, её в маленькую детскую ручонку, а ребенок побежит припрыгивая к киоску с мороженым. С чистым светлым, как облака в ясную погоду, взглядом. Белый как лист чистый, никогда и представить не можешь, появится ли на нем шедевр для музеев и глупых критиков, или же этот лист сгорит, как любые неудавшиеся мысли, без смысла, без цели. Но знаешь же, что одиночество рано или поздно всех накрывает, хоть немного, хоть на время какое-то малое. Одиночество уже давно с ног до головы накрыло этот город, кроме детей пока, конечно же. И ты бы поменял что-то давно уже, но слышишь на остановке из трамвая раздающийся всегда один и тот же женский голос «осторожно,дверизакрываются», и дальше идешь по этому одиночеству бродить.

Я очень люблю места те, что подальше от пыльных улиц и машин с большими фарами. Такие особенные места на_окраине_чего-то. В идеале, конечно, это должна быть окраина Франции, но другие окраины тоже обычно подойдут. Там чаще всего принимаются какие-то решения важные, или просто так меняется жизнь, как перевертыш, как на раз-два-три.
Но моя любимая окраина, которая потерялась где-то на задворках мира этого, была знакома мне еще с далекого детства. Когда я был совсем ребенком, мы переехали в новый дом, и первым, что я открыл для себя после переезда — была как раз эта окраина. Самое чудное, что там было — это небольшой парк. Я не знаю, откуда появился он там и собственно зачем. В нем никто не гулял, потому что и людей то рядом почти не было. Но дорожки парка всегда отличались чистотой, а немногочисленные лавочки не теряли своего нового вида вот уже несколько лет. Мне кажется, что этот парк живет своей жизнью: какой-то, не зависимо от людей.
Самым важным для меня в этом месте на окраине был старый желтый фонарь, освещающий все где-то с конца дорожки.
Мы часто с моими друзьями приходили к этому фонарю, садились вокруг него и начинали рассказывать истории. Это все было как-то загадочно и придавало нашим историям еще больше интереса. Мы взрослели, истории взрослели, но так и не изменялись наши визиты к старому фонарю. Тот в свою очередь всегда вылавливал наши знакомые лица из темноты и освещал наши улыбки. Он только слушал занимательные истории и все светил, светил, светил.
Я прихожу туда и теперь. Может быть, даже чаще, чем раньше. Теперь обычно что бы принять какое-то решение серьезное, подумать как лучше будет. С этим желтым фонарем, знаете ли, очень удобно решения какие-то принимать.
Просто как-то давно еще придя сюда, я увидел, что фонарь светит очень тусклым светом. Обычно его свет яркий, разлетающийся в разные стороны сильным потоком. Его свет издалека видно, а тут совсем еле заметишь. Привычно он стал светить только тогда, когда я подошел к нему почти вплотную. Позже я часто начал замечать, что фонарь загорается только тогда, когда я один или с друзьями подходили к нему. «Вот браво, для нас только и светит» — каждый раз мелькало у меня в голове.

И как люди спокойно отпускают друг друга? Не понимаю. Приходят толпами на вокзалы, стоят перед поездами, говорят какие-то несущественные фразы, машут в окна родным людям, которые скоро и вовсе скроются из их жизни на время какое-то, провожают взглядом стремительно набирающие скорость поезда. И все, и уходят, и живут спокойно, будто бы этих людей, что уехали, и не было в их жизни никогда. Не сразу может так живут, привыкают, конечно. А что потом? Звонки какие-то, как дела, как погода. Ждут вроде как даже возвращения людей этих. И чего ждут то? Человек приедет с новыми привычками, с новыми впечатлениями, с новыми мыслями о новых людях. Поездки эти всех меняют. И тот, кто уехал, приедет новым человеком совершенно, и кто знает, подойдет ли он под жизнь эту в старом месте или нет. Как пазлы, по ним всю жизнь расставить можно на подходит/не_подходит. А у людей, которые уезжают куда-то, со временем, все эти пазлы внутри перемешиваются. Поэтому каждый раз провожая кого-то, пусть даже в недолгую поездку, мы провожаем человека этого навсегда. Эти места чужие очень умеют людей менять так, что приезжает человек другим. А того, кого мы провожали, вот такого, мы и не увидим никогда больше… вот и не понимаю я, люди как спокойно так друг друга отпускают…

История позже разлетелась на множество легенд. Но как и бывает с людьми: когда была возможность узнать настоящую историю и превратить это в легенду, никому этого и в голову не пришло, а теперь, спустя много времени остались только обрывки фраз каких-то неизвестных прохожих. Вот тут-то и начали появляться легенды всевозможные, но как подобает, правды в них мало, все уже переврали на тысячу раз от поколения к поколению. Но настоящая история от этого все равно не меняется.

Навскидку этому смешному пареньку было лет девятнадцать. Жил он один, в небольшом собственном доме, никогда ни с кем не заговаривал и сидел по вечерам на веранде. У него была очень ценная вещичка — большой блокнот с твердыми корками. Особенное и удивительное свойство блокнота этого парень заметил лет пять-шесть назад, вот тогда-то жизнь его и изменилась необратимо. Стоило парню подумать о чем-нибудь для него важном, все это сразу же появлялось в блокноте. Каждая страница сама медленно заполнялась мелким немного корявым почерком, но как только страница оказывалась полностью исписанной, она вспыхивала, словно факел, и исчезала. Вот так и жил парень спокойно, один на один с листками бумаги. Он каждый раз с нетерпением ждал, когда страница вся исписана будет, потому что после того, как эта страница исчезала, ему тоже всегда легче становилось. Он говорил все, даже то, что пылилось на дальних задворках души его и еще ни разу высказанным не было. Но все хорошее и полезное имеет очень неприятное свойство: свойство заканчиваться. И вот последний лист из большого блокнота вспыхнул оранжевым пламенем и исчез.
Мысли начали копиться. Они метались, терзали, разрывали, просились наружу, но теперь превратить их во что-то материальное и сжечь у парня не было никакой возможности. Он ходил по серым улицам, забирал салфетки из местных столовых, скупал в магазинах канцелярии все блокноты, тетради и альбомы, покупал в киосках различные газеты, но это не приносило абсолютно никакого результата. Нигде он не мог найти такую же бумагу, которая могла бы выстраивать в какой-то цельный текст его мысли. Он бы давно уже сдался и придумал для себя что-нибудь, но он знал, что где-то еще остался листок из этого блокнота, который сможет сжечь мысли. Скорее не знал, а просто чувствовал, но интуиция парня никогда не обманывала, и он смело верил этим догадкам. Он искал, проходил тысячи километров, находил миллионы листов бумаги, но все было не то. Так прошло несколько лет.
Руки дрожали, мысли настойчиво требовали превратиться в материальность, непреодолимое желание мыслей вырваться наружу становилось с каждым днем все невыносимее. Тогда парень сел на асфальт на колени, закатал рукава и сделал глубокий вдох.
Под нос он повторял себе как молитву одну и ту же фразу: «Господи, я просто хочу сказать». Эта фраза медленно начала отпечатываться на его запястьях привычным мелким корявым почерком. После почерк заполнил все руки до локтей. Вскоре уже все тело этого парня было исписано неровными мыслями. Здесь было все то, что держалось в его голове все эти годы. Здесь было так много всех этих мыслей, что когда он дописал последнюю фразу, исписанное тело парня вспыхнуло и превратилось в пепел в одно мгновение. Так бывает, когда мысли рвутся наружу.
Ветер развеял весь пепел от этих мыслей, а те крохи пепла, что остались лежать на асфальте, он накинул откуда-то принесенным листом бумаги, который кто-то выдернул из большого блокнота с твердыми корками.

Это Существо, маленькое, смешное и непонятное, появилось тут совершенно случайно. Случайное такое, молчаливое существо, никто и внимание даже не обратил на это нелепое создание. Волосы взъерошенные, небольшие руки и немного косолапые, неуклюжие ноги, взгляд смешной, такой будто бы тяп-ляп весь. Это Существо выходило каждое утро, незадолго перед тем, как солнце нежно окутывало мир, словно одеялом. Существо садилось на остывшую за ночь землю, свешивало ноги с небольшого обрыва, грело замершие ладошки друг об друга и начинало ждать. На небе появлялись просветы, свет все больше показывалось из-за горизонта, разгоняя тьму, освещал небольшую реку и церквушку, стоявшую вдалеке. Существо окидывала взглядом этот мир, а когда солнце начинало светить так, что уже сложно было смотреть на него, Существо это закрывало глаза. Вместо темноты оно видело желто-красной пятно, потому что солнце светило прямо в глаза. Стоило немного подождать, и перед глазами уже начинали проясняться вполне четкие картинки. Улицы уютного города с невысокими домами, небольшие тротуары, вывески со смешными названиями от магазинов и забегаловок различных. По улицам не то ездили, не то летали небольшие автомобили, разукрашенные в яркие радужные цвета. Небо было какого-то фиолетово-зеленого цвета, а у дверей были расставлены горшки с цветами. На крыше развалился большой рыжий кот, смешно шевеля усами из стороны в сторону и лениво наблюдая за птицами, собравшимися на балконе в доме напротив. Наше Существо, настолько привычное к этому месту, шагало по узкой, прогретой солнцем, улице. Но главное, что улицы были наполнены такими же непонятными чудаками, как и оно само. Небрежно вышагивали, напевали что-то веселое себе под нос и улыбались Существу, и оно им тоже улыбалось. В глазах была невероятная глубина, а на лицах у всех сияли улыбки. Эта была такая яркая и родная жизнь, которой начинал посвящать все свои мысли, готов был прыгать с головой в этот мир. И существу неважно было совсем, что оно сидело с закрытыми глазами где-то на не совсем прогретой солнцем земле. Да и там ли вообще оно сидело? Никто не знает, никто его не замечал. У людей дела были: работа, учеба, стандарт и мелкие заботы. Люди то занятые, кому какое дело, что за умник решил на рассвет поглазеть, у людей и так дел крайней важности по горло. А существо это просто начало исчезать из мира этих людей. Так медленно, растворяясь, стало прозрачным для них. Люди не видели больше Существо. Может быть, кто-то и вспомнит про него. Захочет увидеть, что бы понять, что произошло. Разве что еще вздумает найти на Существе где-нибудь бумажку прикрепленную, с надписью «Имеет свойство исчезать». Да и успокоится, все же понятно станет, зачем еще разбираться в чем-то. У людей дел и так по горло важных и неотложных. Нет времени на то, что свойство исчезать из этого мира имеет. А Существу и вовсе теперь все равно.

Это так всегда было, конечно. Тогда, будучи совсем ребёнком,я смирялся даже с разбитыми коленками, проигрышами в футбол во дворе и одиночеством,которое наступает позже, когда начинаешь понимать в жизни что-то. Но я не выносил, когда не получалось понять совсем, в вещах каких-то разобраться не получалось. И на чём тут вообще всё держится? Как за стеклом всегда: рядом, но не достать совсем. И хуже всего приходилось тогда, когда не мог понять самых простых вещей. Сложные вещи что? Сложные вещи понимать проще оказывается в моменты такие, знаешь — на что именно время, да мысли тратить. А с простыми дела по другому обстоят. Если их не понимаешь, то и нечего голову ломать. В конце концов бросишь всё и оставишь в понимании как факт, но что-то всё равно подумать тянет: почему/зачем/именно_так. И хочется взять большую табличку, написать на ней «чёрт_возьми, объясните_же_мне_что_происходит» И идти по улице. Навряд ли хотя объяснения добьёшься... А этого и не нужно было, да и всё равно я бы не понял.

Тогда началось всё, весной всегда всё так. Весной солнце ближе, каждой луже по своей луне, и джинсы забрызганы грязью. Но не суть важно, главное в весне — я сам. Я просто только тогда заметить смог. Хотя стоило ли вообще?
Я обулся, накинул пальто на плечи, и шарф завязал. Открыв дверь, обернулся, чтобы выключить свет, пробежался взглядом по коридору и вышел за дверь.
Последнее, что я видел, дверь закрывая, была кукла, которая сидела в углу коридора на полу. Эта кукла всегда там сидит. Ничего примечательного для этой немного старой, всегда не до конца прибранной, но уютной квартиры. Я задержал на кукле этой не больше пары секунд взгляд… Да вот в мыслях только за это время могут произойти перемены даже глобальные.
Кукла появилась очень давно в доме. Знаю, что она была здесь ещё тогда, когда моя мама была ребёнком. У Куклы были большие, широко раскрытые глаза и рот изгибался небольшой улыбкой. Раньше Кукла сидела на подоконнике и смотрела. И мне кажется теперь, что она то и смогла сделать то, что мне никогда не удавалась, она понимала простые вещи самые. Где кажется, что вроде как и понимать то нечего, пока копаться в них не начнёшь. А она вот понимала, даа. Это была не та кукла, которой маленькие хозяйки постоянно шили новые наряды,купали, одевали, укладывали спать перед сном и рассказывали сказки. Нет, не для этой Куклы вся эта глупость немыслимая. Маленькая девочка посадила эту Куклу на подоконник так, что бы ей было видно всё, что происходит за окном. И та смотрела на то, как ездят машины, ходят толпы людей, сменяются времена года, рушиться чьё-то счастье и рождаются новые чувства, она видела крыши и птиц. Целыми днями только и развлечение, что в окно смотреть за жизнью. Вот и жила этой жизнью, что ещё искать то станешь.
Вечерами бывало хозяйка садилась на подоконник рядом с ней и начинала говорить что-то Кукле. Так проще, когда хотя бы не совсем в пустоту, и пусть только казаться так будет. А Кукла слушала молча. И смотрела всё.
Потом она как-то перекочевала с места на подоконнике в угол на пол, в конце коридора. Каждый раз, когда я выходил или входил в квартиру,мой взгляд цеплял её присутствие. Теперь она лежала, немного небрежно в потемневшем от пыли платье. Валялась нелепо в этой, часто пустой, квартире, небрежно/ненужно, широко расставив руки в разные стороны, без смысла, без дела. И не жаловалась даже.
И я всегда терпеть не мог, когда не получается понять самых простых вещей. Я просто смотрел на Куклу и знал, что ей это всё даже понимать не нужно, она и так знает всё, как простые истины элементарные.
Кукла с большими, широко открытыми глазами,улыбкой на лице, разбросанными в разные стороны руками, нелепо лежала в углу на полу. И её понимание всего сводилось только к виду за пыльним немного окном, да и стоило ли что-то другое искать? Жизнью она понимала простые вещи, но правда, чьё дело до этого….

И мне не понять… да и вам тоже…

Но когда провода наушников перепутывается безнадёжно, я не пытаюсь их распутать, я рву это всё на х*й. Понимаете о чём я?

Вы видели города после каких-то несчастных случаев, таких как цунами, землетрясения, или гигантские пожары, например? В любом случае вы представляете себе такие города. Руины разрушенных зданий, миллионы жертв, пустые улицы, крик неизбежности. Знаете, что происходит после всего этого с такими городами? Их или же пытаются восстановить, построить в них новую жизнь, вернуть дома людям, которые остались в этих городах. Направляют все свои силы на то, что бы эти города ожили, также как и раньше. Или же есть второй выход. Всех людей, которые выжили, эвакуируют куда-нибудь, на другой кусочек нашей планеты. Поставив на такие города табличку «ремонту не подлежат». Их оставляют, уходя куда-то подальше. Может быть, потом и возьмутся за их воскрешение, но не сейчас. Сейчас их оставляют...

Души порой терпят точно такие же несчастные случаи, после которых всё, что в них остаётся — это разрушенные осколки стен. Но проблема в том, что нам лучше не уходить в другое место, оставив свои души в полном опустошении. И единственный достойный выход, который у нас есть — это выстроить всё заново на уже разрушенном городе. А вся пустота этих мест, она как ржавая вилка по венам. Но мы начинаем восстанавливать, строить, давать возможность на новую жизнь. Сначала разгребём завалы обломков всего разрушенного. А после дадим возможность и чему-то новому воплотиться на этом месте. Мы будем трудиться, вкладывая в это воплощение все свои идеи, весь смысл, все силы.

Знаете, что самое прекрасное в том, что появляется после такого восстановления? Мы начинаем осознавать ценность того, что теперь появляется благодаря нашим стараниям.
Мы начинаем ценить то, что сумели построить из завалов и осколков. Мы начинаем видеть то, что раньше было скрыто от нас, то, что не видели до этого, и вовсе не потому, что не было возможности это увидеть, а потому, что мы просто не хотели этого видеть.

Когда душа будет восстановлена вновь из каких-то, казалось бы безнадёжно пустых серых осколков, вот тогда и в наших силах будет понять ценность целого, не разрушенного мира. Вот только тогда и возникает желание ценить это всё… Тогда, когда душа соберётся по осколкам. И хватит кислорода на то, что бы сделать вдох заново и выжить, наполнив всё настоящей жизнью. И восстановленное, это всё будет находиться под надёжной охраной. Первое время. Получив возможность на жизнь. Получив возможность на рассвет.

Если те существа, что ближе к небесам, остаются свободными, их мы не замечаем.. На небо потому что не смотрим.
Но если они спустятся в ничтожный мир, то, может быть, попадутся людям на глаза. Тем людям, что смотрят вперёд.
Большинство же заметят этих ничтожных ангелов только тогда, когда те опустятся ниже уровня всех остальных. Потому что люди смотрят сверху вниз, думают, что они на достаточной высоте, что бы верить, что выше уже ничего нет. А когда ангелы опускаются ниже их уровня, вот как раз только тогда этих ангелов падших кто-то замечает.
И люди браво устроят из этого представление. Сходите, посмотрите забавы ради.
Падшие создания теперь ничтожны и беспомощны. Только прошу, не нужно тыкать в них пальцами. Они сидят в клетке, обмотанной колючей проволокой. А из клетки видно небо. Только вот проёмы между прутьев всё уже, а железо уже им не по силам. Ангелы будут молчаливы и безропотны. Обессилевшие, останутся лежать на холодном полу клетки.
Эти ангелы сами спустились ниже уровня, который был им позволителен. Они сами влезли в чужой мир. Сами стёрли всю святость с крыльев. Сами загнали себя в колючую клетку.
Глаза у них только грустные очень.. И вот теперь безнадёжно им хочется вернуть всё обратно. Но думать нужно было чуть раньше...

Тишина. Даже частицы кислорода, казалось бы, перестали двигаться в пространстве. Ночь завладела этим миром. На миг он дал ей себя приручить. И в этот миг ночь была в полном расцвете сил.

Знаете, в больницах, в такие моменты, особенная атмосфера какая-то. Ночью там тоже гуляет по коридору бессонница, так же как и в комнатах влюблённых подростков, но здесь она выбрала себе немного другой характер, показывающий безысходность… Тишина заполняет всё, и только смелая стрелка часов нарушает холодную тишину.
В больницах своя жизнь, как другой мир с совершенно другими правилами. Там лишь стрелкам часов можно мечтать обо всё, о чём они захотят, но даже они не пользуются предоставленной им свободой.

В последней палате, поджав под себя костлявые коленки, лежала девчонка. Совсем подросток, с безбашностью в жизни, с наивными мечтами о чём-то большем, или же просто о другом, с такими же, как и у всех, влюблёнными поступками… Да, это всё так, но вы заглядывали в её глаза? Вы пробовали что-то прочитать в этом взгляде? У вас это не получится потому, что он настолько глубок, что вы своими маленькими ограниченными мыслями не сможете представить то, что скрывается за этим взглядом…
Она не могла уснуть этой ночью. Она уже давно не могла спать нормально и лишь иногда ей удавалось при помощи снотворного уснуть… Но это продолжалось миг, а потом повторялось всё заново…
А ещё её кровать находилась прямо напротив часов с красными стрелками, имевшими сложный и своеобразный характер. А рядом с кроватью стояла капельница, она почему то создавала впечатление, что всё действительно так безысходно, как считают врачи. Нет, они никогда не скажут девочке в глаза, что ей недолго осталось, они говорят, что всё будет хорошо, но по их глазам можно понять совершенно другое, а она то умеет читать по глазам.
Очередная бессонная ночь стала основной составляющей её жизни. Она любила, когда вот так можно было остаться наедине со стрелками, наедине со временем, бегущим куда-то, время умное, с ним было о чём подумать вместе.

Только этой ночью было всё ещё больнее. И стрелки даже как-то замерли, двигаясь медленнее, чем обычно. Тишина совсем проникла в этот мир.
Чуть живое тело лежало на кровати, свернувшись в комочек, и медленно дышало. Девчонка смотрела на часы. Стрелки у часов так же как сердце у людей. Стучат, бьют, колотят монотонно. А потом замирают. И часы, умирая, засыпают. А сейчас стрелка всё медленнее и медленнее стучит, замирая с каждым вдохом. И почему время тянется так долго? Может быть ему сейчас хорошо, и оно решило продлить этот момент немного дольше, растаяв в нежных облаках? Оно управляет нашим миром и ему хорошо. Но почему оно не считается с нами? Почему оно не может хоть раз послушать нас, и в плохие моменты пронестись так, что бы в нашем мире это всё превратилось лишь в миг? Время может всё… Но оно своенравное, оно делает больно, и каждая секунда разрыва души на кусочки превращается в своеобразную вечность. Время замирает.

Бессонная ночь уже давит на вески. Девчонка протянула свою тонкую руку к тумбочке и на ощупь нашла банку с таблетками. И пусть их нельзя принимать чаще, чем три раза в день. Она их сейчас примет, и тогда она уснёт… Время побежит быстрее… Всё будет лучше… Знаете, а в такие моменты и таблетки кажутся совершенно безвкусными…. После принятия таблеток стоило подождать немного времени, и вот уже глаза начали слипаться. Это пришёл сон. Он заберёт подальше от времени.
Такой момент, когда время бежит быстро-быстро, словно проскакивая и не давая ничего рассмотреть. Оно торопиться. Куда? Зачем? Это его проблемы. Оно не поделиться с нами секретами. И хочется задержать время, остановить, ведь так хорошо, так не хочется, что бы это всё уходило, хочется крикнуть времени: «постой, куда ты так бежишь? Притормози, ведь это прекрасно. Замри хотя бы на миг». Но оно, не слыша нас, продолжает бежать дальше.
В снах хорошо, в них тепло и ясно, в них нет обшарпанных стен больницы и запаха лекарств. Но сны короткие, а потом время так же возвратит всех к этому миру. Зачем? Зачем эта девочка нужна этому миру? Своей безысходностью?

А у смерти есть время? Или тогда оно наконец остановиться? Сколько секунд правит смерть? Нет, не боль, не трагедии, не жестокость. Именно тот момент, когда мы теряем все материальные ценности. Сколько это? Не подвластный нам момент? Время наконец останавливается? Или продолжит бежать с новыми числами, только в другом мире? Опять рядом с нами. Секунда не умрёт, оно останется, измеряя границу в новом мире. По ту сторону циферблата часов. По ту сторону вдоха в секунду. Это свой секрет времени, такая своя тайна, про которую никто не знает. Только тому, кто перейдёт в другой мир, время прошепчет на ушко свой секрет. Не стремитесь узнать секреты времени. Даже в безысходности легче не спрашивать время ни о чём, а просто сидеть и слушать его.

Девчонка не спорила со временем, не осуждала его, не жалела о нём. Она просто жила. Она знала, что мы можем почувствовать дыхание стрелок лишь тогда, Читать далее...

меня бесят все фотки, которые в твоих скрытых альбомах....