... ей казалось, что это идеальное сочетание. Но когда он прислал ей свое фото, она поняла, что это не то... Он был словно пойман в сказке, он и сам был сказкой, все было розово-сиреневым, нечетким и размытым, на фоне окна, на бог знает каком этаже - город как на ладони, и небо меняло свой цвет с малинового - закат на лазорево-синий - ночь. Его рубашка цветом напоминала утренний туман, он был грустен и устал, и нежнее его, нежнее ее любви не было на целом свете.
А может мне в пятницу вечером вернуться?
Ангел мой, возвращайся теперь когда хочешь, я еще подожду. Уж чему-чему, а за все это время до тебя, ждать я научилась. Обнимаю. ННННННННО
13?
И 45, и 21. Я у Катерины на Преображенке. Рассказываю о своей веселой жизни, плачу.
Не плачь. (Слезы текут сами собой. Со вчерашнего дня. Словно по наитию (оказывается на Покров женщины ходят в церковь) мы поехали в церковь Покрова, и плакать я начала еще там. Потом по дороге домой. Сегодня утром по дороге к Г.Ю. (Добрый мой ангел! Ведь это ты нас дураков спасала!), днем по дороге к Катерине, у Катерины, в такси по дороге домой. Слишком много скопилось слез.)
Ругается, сочно с оттяжкой, на английском (как это часто любят англоговорящие): Ffffffuck!
И опять: Fffffffffuck!
В субботу я сажусь в самолет...
В Токио...
Юрис: Токио? Это в Японию?
Катерина: Да забудь! Крошечный островок в океане, фигня.
Меня не будет неделю.
(Это тебя у них не будет неделю. У меня ты есть всегда.)
Я хочу вернуться раньше, чтобы провести с тобой день, или ночь, или день и ночь...
(Это ты.)
В вагоне было жарко. Хотя может быть это был их жар? Проводница ходила мимо и улыбалась им, несла чай и улыбалась им, улыбались соседи по купе, они сами беспрестанно улыбались, не веря до конца, что им удалось скрыться от пристальных глаз их личных жизней, тех жизней, в которых у него не было ее, а у нее не было его. Она обнимала его, прижималась к нему, словно оплетая нежным танцем, смотрела на него, не в силах отойти хоть немного дальше: стоило сделать шаг от него, как ее бросало обратно, опять заставляя обнимать, прижиматься, смотреть. Ее пальцы добрались до полоски голой кожи на его спине, ровно над брюками, и только тогда немного успокоились, перестали дрожать и метаться.
Боже, как это банально и чертовски романтично: нахлынувшая на город осень, моросит дождь, темно, только горят фонари и свет их блестящими пятнами ложится на мокрую мостовую, на мокрый вокзальный перрон, ветер треплет листву, а эти двое никак не могут расцепить рук...
Всю неделю ее колотило словно в ознобе. А когда выяснилось, что выходные они могут провести вместе (прямо в понедельник и выяснилось! хотя тоже как-то как-бы и почти что...), она совсем потерялась. Откупившись от раздобрившейся судьбы 280 лошадями его автомобиля (кто скажет, что это слишком?), в пятницу, в дождящую, знобящую пятницу, вечером, они все-таки встретились. В кармане его куртки ровнехонько под сердцем (банально...) лежали билеты туда и обратно, они болтали без умолку и беспрерывно обнимались, не в силах оторваться друг от друга. Они встретились у метро, и шли по темнеющему суетливому пятничному городу, долго и медленно, словно боясь спугнуть такое близкое счастье, словно боясь рассеять волшебство, которое они сами себе устроили...
И тогда она поняла, что ждала именно его... Они подходили друг другу как кусочки паззла, абсолютно, и даже думали в одном направлении, она всегда могла закончить фразу, которую он начал, именно так, как это сделал бы он.
"...И тут я понял, понял отчетливо и ясно, то, что так долго и так много раз, может быть, лишь чувствовал: самое притягивающее, самое возбуждающее в женщине — это движение ее души…"
Я чувствую непривычную, давно позабытую улыбку на своих губах.
Целый день она горела (хотя конечно и сгорала тоже), горело лицо, руки, в электричке она села около окна, тут же распахнула плащ, жар был такой, что ей казалось, что она не едет, а плывет, она удивилась, что от жара в ее крови не сгорел его дом.
Рассчетливая судьба подстерегла несколько дней спустя, когда их нежно-обморочные попытки украсть хоть немного друг друга у мира, стали совершенно уже невыносимыми: у него угнали машину.
Здравствуйте, дорогой Станислав Юрьевич!
Признаю: насчет электричек Вы были абсолютно правы. И хотя в этом чувствуется некоторое лукавство с Вашей стороны: конечно я этого хотела, даже ХОТЕЛА, но идея все равно была Вашей. Он - настоящий. Теперь мне не страшно.
Обнимаю Вас.