Я обзавелся норой, и, кажется, получилось удачно. Снаружи видно только
большое отверстие, но оно в действительности никуда не ведет: сделаешь
несколько шагов - и перед тобой стена из песчаника. Не стану хвалиться,
будто я сознательно пошел на эту хитрость; вернее, дыра осталась после
многих тщетных попыток подземного строительства, но в конце концов я решил,
что выгоднее сохранить одно отверстие незасыпанным. Правда, иная хитрость
так тонка, что сама собой рвется, это мне известно лучше, чем кому-либо, а
кроме того, разве не дерзость наводить таким способом на мысль, что здесь
скрыто нечто, достойное исследования? Но ошибется тот, кто решит, будто я
труслив и только из трусости обзавелся этим жильем. Примерно в тысяче шагов
от этого отверстия лежит прикрытый слоем мха настоящий вход в подземелье, он
защищен так, как только можно защитить что-либо на свете, хотя, конечно,
кто-нибудь может случайно наступить на мох и на этом месте провалиться,
тогда мое жилье будет обнаружено и тот, кто захочет - правда, тут нужны
определенные, довольно редкие способности, - сможет в него проникнуть и
навсегда все погубить. Это я знаю, и даже сейчас, когда моя жизнь достигла
своего зенита, у меня не бывает ни одного вполне спокойного часа; там, в
этой точке, среди темного мха, я смертен, и в моих снах я частенько вижу,
как вокруг нее неустанно что-то вынюхивает чья-то похотливая морда. Я бы
мог, скажут мне, засыпать входное отверстие сверху тонким и плотным слоем
земли, а затем более рыхлым, чтобы было нетрудно в любую минуту снова
раскопать выход. Но это-то и невозможно; именно осторожность требует, чтобы
для меня всегда был открыт путь к бегству, и чтобы я рисковал жизнью - а
это, увы, бывает очень часто. Для всего здесь нужны очень сложные расчеты, и
подчас радости гибкого ума являются единственным побуждением, чтобы
продолжать эти расчеты. Я должен иметь возможность немедленно бежать; разве,
несмотря на всю мою бдительность, я гарантирован от нападения с совершенно
неожиданной стороны? Мирно живу я в самой глубине своего дома, а тем
временем противник откуда-нибудь медленно и неслышно роет ход ко мне. Я не
хочу сказать, что у него чутье лучше моего; может быть, он так же мало знает
обо мне, как и я о нем. Но есть ведь упорные разбойники, они вслепую ворошат
землю и, невзирая на огромную протяженность моего жилья, надеются все же
где-нибудь натолкнуться на мои пути. Правда, у меня то преимущество, что я -
в своем доме и мне точно известны все его ходы и их направления. Разбойник
очень легко может стать моей добычей, и притом весьма лакомой. Но я старею,
многие противники сильнее меня, а их бесчисленное множество, и может
случиться, что я, убегая от одного врага, попаду я лапы к другому. Ах, может
случиться все, что угодно! Во всяком случае, я должен быть уверен, что
где-то есть легко доступный, совершенно открытый выход и что мне, если я
захочу выбраться, совсем не нужно для этого еще новых усилий, - ведь в ту
минуту, когда я буду отчаянно рыть землю, хотя бы и очень рыхлую, я вдруг -
боже, упаси меня от этого - могу ощутить, как мой преследователь впивается
зубами в мою ляжку. И угрожают мне не только внешние враги. Есть они и в
недрах земли. Я их еще никогда не видел, но о них повествуют легенды, и я
твердо в них верю. Это существа, живущие внутри земли; но дать их описание
не могут даже легенды. Сами жертвы едва могли разглядеть их; только они
приблизятся и ты услышишь, как скребутся крепкие когти прямо под тобой в
земле, которая является их стихией, и ты уже погиб. Тут уж не спасет то, что
ты в своем доме, ведь ты скорее в их доме. От них не спасет и другой выход,
хотя он, вероятно, вообще не спасет, а погубит меня, но все-таки в нем моя
надежда и без него я не смог бы жить. Кроме этого широкого хода меня
связывают с внешним миром еще очень узкие, довольно безопасные ходы, по
которым поступает ко мне свежий воздух для дыхания. Их проложили полевые
мыши. Я умело связал ходы с моим жильем. Они мне также дают возможность
издали почуять врага и таким образом служат защитой. Через них ко мне
попадают всякие мелкие твари, которых я пожираю, так что я могу для
скромного поддержания жизни заниматься охотой тут же, не покидая своего
жилья; это, конечно, очень ценно.
Но самое лучшее в моем доме - тишина. Правда, она обманчива. Она может
быть однажды внезапно нарушена, и тогда всему конец. Но пока она еще здесь.
Я часами крадусь по моим ходам и не слышу ни звука, только иногда прошуршит
мелкий зверек, который сейчас же и затихнет между моими челюстями, или
донесется шелест осыпающейся земли, напоминающий мне о необходимости
произвести где-то ремонт, но помимо этого - тихо. Веет лесным воздухом, в
доме одновременно и тепло и прохладно. Иногда я
Читать далее...