Совершенно случайно, а главное внезапно так, понимаешь, как все взаимосвязано, какие последствия могут быть вызваны  самыми обыкновенными, привычными действиями, как  влияешь на другого просто потому что ты есть, и вам случилось пересечься. Это как-то очень с одной стороны обыденно, а с другой - страшно.

Где-то прочла о том, как один человек перед своей смертью, попросил того, кого любил, жить дальше, даже если тому совсем не захочется, а еще - гулять обязательно каждый вечер целый год.

Представьте, перестал существовать человек, который был для вас самым любимым и дорогим в мире. И, естественно, жить дальше нет ни сил, ни желания. Но ты же обещал ему гулять каждый божий день - целый чертов год, и ты не можешь не делать этого, ты же пообещал самому важному человеку на свете, что исполнишь.

А что кроме этого имеет смысл?

И эти прогулки – все, что тебе остается. И ты идешь. Неживой совсем, разбитый, каждый вечер. И, вдруг,  в какой-то момент понимаешь, что этот человек оставил тебе весь мир. Что мир красивый, тебя попросили остаться и принять эту красоту, эту жизнь. Мир, фактически, у твоих ног.

Мне кажется, это вообще самое большое, что может один человек сделать для другого. Не заменить собой весь мир, нет. А расширить его, дополнить.  Показать, каким отчаянно красивым и огромным он бывает.

И если и есть у меня желание, то только это:  быть доброй и сильной, отдавать другому как можно больше красоты.

И если есть просьба, то только эта:  почувствуй со мной мир, будь живым, будь счастливым и цельным.

Нет, я тебя не люблю.

Просто мне очень хочется быть с тобой рядом. Иметь возможность смотреть тебе в глаза, слушать дыхание, наблюдать за твоей реакцией. Держать тебя за руку и улыбаться в ответ на твою едва заметную улыбку. Смеяться искренним, неподдельным смехом, смотреть, на искреннюю нежность у тебя в глазах и разделять с тобой одни и те же впечатления. 

Нет, я тебя не люблю.

Но для меня очень важно то, о чем ты думаешь, что ты чувствуешь, говоришь. Важно знать, что слыша мой голос ты улыбаешься так же, как и я, когда вижу твое имя на экране мобильного.

Нет, я тебя не люблю.

Но как бы мне хотелось встретить именно с тобой эту весну, лето, осень, зиму. Снова и снова,  все времена года - каждый раз перерождаясь, каждый раз зная, что есть ты.

Нет, я тебя не люблю.

Но сердце мое при встрече с тобой каждый раз начинает стучать сильнее, откуда-то появляется неконтролируемое волнение и трепет. Я забываю обо всем на свете.

Нам есть о чем помолчать вдвоем.  И это молчание несет порой больший смысл и наполненность, чем все известные слова и фразы.
И впервые, впервые за долгое время мне хочется быть кому-то нужной…

Все чаще стала замечать, что знакомые и друзья, попадая на различные сайты и соц. сети, теряются, замыкаются и начинают дико отставать: от жизни активной,быстротекущей и просто в развитии. Когда дело заходит совсем далеко, и, решаясь стать суперменом, я пытаюсь как-то повлиять на них, вытащить на «свет Божий», бледных, осунувшихся, с кругами под глазами. И вот сидит передо мной М. ссутулившись, затягивается, и я вижу странный блеск в ее глазах и еле улавливаемую надежду. Посмотрев на меня еще минуты две, она подвигается ближе. Видимо решилась. Затушив сигарету, она начинает быстро, как только может, рассказывать про группу, которая makesherday, настолько увлекается, что паузу делает только для того, чтобы сделать вдох. По-моему она изучила всю историю группы, биографии участников, начиная с их рождения, знает все песни как «Отче наш», скачала несколько сот гигабайт клипов, концертов и прочей видеопродукции, а надежда «подсадить» меня на группу начинает пылать в глазах сильнее, если я задам вопрос, относящийся каким-то образом к ее рассказу.

Вот, пока она рассказывает, я представляю, как она сидя дома, серфила интернет в поисках информации, до боли в пальцах и красных глаз, учила тексты, разбирала интервью на цитаты, и общалась с такими же ошалевшими (по-другому не скажешь) как она.

Есть ли объяснение этому в психологии или нет, мне пока не известно, но ужасно хочется знать, как с этим бороться. Когда пройдет этот пристут «обожетычтонеслышала» «яобязательнотебезапишу» «послушайвсенеупустиничего» и насколько это заразно.

Можно же все в разумных пределах познавать, разве нет?

[383x340]

Отученные от клавиатуры пальцы  снова строчили, упорно извлекая всякую дрянь из моей головы. Твои мысли просились наружу пеной дождя, мои вырывались через весок после каждого сна, явлением новых песен, приступом сухого кашля и тяжести в груди. Как камень на душу. И это плата за что-то невесомое. Что-то неизлечимо прошедшее, и абсолютно невозвратимое.

Я не перестаю смотреть тебя, продолжаю зажимать рот рукой, чтобы не кричать от чего-то щемящего внутри и не давать своим глазам растечься по серому с небоотражающими пятнами луж тротуару.

Все так просто - просто надо вырезать, вызжечь, забить.

Так, чтобы руки ныли от боли, от ударов в стены, в оштукатуренные поверхности чужих подъездов и грязи застывших лифтов. Я не знаю твоего этажа,а то бы я корчилась от боли каждый раз, нарочно проезжая мимо него.А может в моем доме совсем нет твоего этажа. Поэтому я корчу фальшивые улыбки зеркалу и пытаюсь отрешить себя от всей этой агонии,пронзающей меня насквозь.

Мне расхотелось кричать, я держу себя в руках, чтобы не обрывать монологи друзей, чтобы не швыряться банальными фразами, я просто набираю смс-ки "как ты" и забываю обо всем от волнения.

Потому что телефон молчит. Потому что тишина сжимается коконом вокруг, и я не могу ничего закончить,слова не ложаться,я все забываю,черствею изнутри.

И только песня дает мне возможность выжить сейчас. Я шла после учебного дня, и пела вместе с ней, пела вполголоса и представляла, как та огромная туча поглотит весь город, своими испепеляющими молниями. Задев линии электропередач, продерет до самой кожи мои нервы, и совьет там клубок.

Или просто я позвоню.

Как ни крути, близость, в первую очередь, начинается с отдать. Но в этом случае самоуважение не бастует из-за угрозы, что его даром раздают или вынуждают отказаться от себя в пользу нуждающихся. Самоуважение, глубоко вдыхая,  мягко успокаивается до состояния - возьми, пожалуйста, от меня не убудет. Действие, от воспитания не зависящее, поэтому особых трудностей возникнуть не должно.

Как, ни крути, близость всегда начинается с принять. По-настоящему, искренне, всем нутром. Исключая вариант – пускай полежит на скамейке запасных, погреет бок, пока скучно и одиноко, заодно потренируюсь и похвастаюсь новой игрушкой. Заставить принять близость невозможно. Если предполагаемый близкий против, выстрелы любыми путями с разных ракурсов, подсовывание в карман, пока он не замечает, подкладывание на порог квартиры каждый день, или в ящичек почты – не помогут. Вот огрести за такое можно по-крупному, но уже подставляя под удар свое собственное сердце. В его воле только захотеть самому.

Возникнув, близость не превращается в нечто само се6я обеспечивающее. Без взаимного – обоюдного – внимания, ласки и заботы близость, как и все в этом мире, затухает и покрывается плесенью. Кстати, не только на первых порах.

Ухоженная близость цветет и пахнет на радость окружающим, заряжает силой, а не пускает пыль в глаза или колет их. Ей совершенно невозможно завидовать, настоящей близостью можно только восхищаться и брать себе в пример и цели. Она безгранична: поэтому развивать ее можно и нужно бесконечно. С близостью (во время близости?)  время прекращает существовать, его просто больше не чувствуешь: вместе - хорошо, порознь - тоже хорошо.

Можно быть на любом расстоянии,  ведь у нее нет ни длины, ни жесткости, поэтому она не обременяет и не тянет назад. Близость не требует ежесекундного присутствия рядом и постоянных доказательств любви. Близость в принципе не требует и не доказывает. Вокруг близкого человека может находиться масса других людей, с каждым из которых у него выстраиваются свои отношения, не только не перекрывающие ваших, но и дополняющие их. Возможно, в силу человеческой природы, по утверждению - все познается в сравнении - или в качестве иных источников информации, тепла и вдохновения, расширения кругозора, способа не зацикливаться и пересматривать прошлое - но окружающие всегда помогают близким людям стать еще ближе. Однако  только близкие могут заполнить одиночество друг друга. Когда появляется близость, экзистенциальная тоска исчезает. Ей просто не хватает места, близость собой все заполняет и выливается в мир потоком творческой энергии.

Близость - это всегда сила и никогда слабость. Она растет изнутри, из самого центра, предопределяющего человека, и оплетает все цепочки органов, создавая крепчайший иммунитет против любых болезней и неудач. Если от нее внутри что-то рвется, ломается, колит  и свербит - это не близость, это ее иллюзия.

Разорвать близость извне невозможно. Даже после смерти одной из половин близость между ними не исчезает. Ее можно только забыть изнутри. У близости природа мифа, поэтому иногда их путают и ненапрасно, для жизни обоим нужна вера.

Выяснила, что любое душевное обнажение может вызвать широчайший спектр негативных последствий: от эмоциональной кататонии до физической тошноты.

Что-то вроде идиосинкразии к любым проявлениям доверия. Я, как любой человек, время от времени испытываю потребность в исповеди. И каждый раз, когда порыв испаряется, остается единственное желание: как можно скорее оборвать с человеком любые контакты, хотя бы на эмоциональном уровне. Проще говоря, если и видеться, то вести себя как бревно.

Может показаться, что это все проистекает из моего полнейшего неумения доверять людям с некоторых пор. И я искренне не могу понять его природу. Откуда оно вообще пошло? Настолько тотальное, настолько всепоглощающее. Постоянное ожидание предательства. Даже не так. Постоянная готовность к предательству. Особенно когда речь идет о самых близких людях.

Вероятно, все действительно очень просто. Я считаю, что недостаточно хороша для того, чтобы кто-то глубоко и искренне был ко мне привязан. Проще говоря, я... мягко говоря, не люблю себя всю, от макушки до пяток со всем содержимым. И, вероятно,  жду того же от других. Поэтому я не верю ни одному признанию в любви или попытке признаться: я просто не могу их понять и принять, по-человечески. Я не верю, что заслужила хоть немного искренней любви.

Когда я наедине с собой, мне проще об этом не помнить.

Пока ты там с другими пьешь кофе, заигрываешь и колесишь по городу.

Я тут упрямо рисую знакомый профиль, репетируя слова, лью воду

В ванной дышу на кафель, пишу записки, мол отболело, спряталось, убежало
Ты  подпустил прошлое слишком близко, чтоб оно эдак молча теперь лежало

Пока ты там с другими примеряешь планы, на побег, Krec, на "да-да, ко мне на ночлег"
Я по стене в душевой стекаю плавно,  оседаю на пол, и кафель лижет
Меня повсюду, куда только достанет. и день испаряется  словно сквозь пальцы снег
и я забываю когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.

Пока ты чинишь машину, и пишешь стихи, заказываешь десерт  себе в кипрском ресторане,
Я  пробираюсь по извилистой тропинке в воздух, и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь,
Я учусь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит
Я перемыла все, что нашлось в квартире, и не разбила. Хотя подмывало бросить.

Пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а я так же глупо верю в твои сказки,
Я написала прозы тебе две простыни, я написала  много песен разных.
Я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по-тихому все ее силы
Но поняла,что все, уже не могу. И другие не милы

Быстрой походкой прохаживаюсь по квартире. Закрываю дверь. Меряю комнату шагами. Скидываю все, что есть на диване. Разбрасываю листки по полу. Точу свой карандаш и пишу пишу. Все, что связано с тобой: твои имена, цифры и образы. Подбираю сломавшиеся кусочки нашего с тобой паззла и вновь складываю его воедино. Аккуратно приоткрываю створки воспоминаний, которые сыпятся мне в лицо весенней пылью, заставляя закрывать глаза. У меня окна распахиваются от сквозняка и  хлопают двери. У тебя валятся под стол козырные карты, когда ты смешно чихаешь от пыли в своей квартире, перебирая бесчисленные листы формата А4. Потираешь нос, в сотый раз пробегаешь глазами по этим строчкам, поправляешь одеяло и пьёшь свой холодный чай, уставившись невидящим взглядом в экран телевизора.
А я поднимаю свой воротник, присядем на дорожку, ipodв кармане и снова крутить свои счётчики, ехать к тебе, поглядывая на свою тень. Телефон, по которому ты не отвечаешь, бесконечные мятые бумажки со словами, что не тебе, и битые зеркала, в которых ты рядом со мной не отражаешься. А я всё смотрюсь в них, дышу на них изо всех сил, рисую пальцами наши имена и жирный плюс между ними тчк.
Я пересекаю широкою платформу метро, где безэмоциональный голос из динамиков, ворох счастливых и несчастливых билетиков, спящие фигуры в разноцветной, пестрой одежде и долгие перегоны. Киваю девочке со стеклянными глазами, а ей всё равно, атмосфера безразличия. Закрывая глаза и думаю о тебе, мысленно составляя твой фоторобот, выстраивая нереально красивые и долгие диалоги, ни тетради, ни ручки. И я, сидя на заднем сидении автомобиля, обнимаю с переднее кресло, подглядывая в окно за крупными дождевыми каплями, что устроили прямо здесь барабанную дробь.
А весна гладит меня по русым волосам, улыбается, наклоняет поближе ко мне свою светлую голову и тихо говорит на ухо «я скоро уже ухожу…».
Я ей верю, спрыгиваю со ступеньки, из меня сыпятся монеты и фантики конфет, я следую указателям. И вот я хожу по кругу, заглядываю в каждую витрину, сочувствую замёрзшим розам в руках офисного зомби в синем костюме и смотрю в небо. Сегодня хреновая энергетика. Здесь даже солнца не видно (с).  И небо всё затянуто вдоль и поперёк, оглушено сигналами железных коней, изъезжено велосипедистами и истоптано элегантными шпильками.
Мне улыбаются две девочки в серой форме, спешащие на ланч. Я прохожу сквозь стёкла, расталкиваю белые воротники и спешу к тебе. Ведь это же стоило сделать. Съесть счастливый билет ради этих глаз в толпе.
И вот в моём городе сломанных стрелок, неработающих электролиний трамвая и долгих ночей пульсируют две точки на экране, сливаясь воедино, видишь?

Это ты и я. И ты мне отдашь всё, что только у тебя есть. За мои губы в сахарной пудре, за мои руки в твоих карманах, за крестик, болтающийся у тебя перед глазами. И мы перемажемся в заварном креме, утопимся в шампанском и вине, будем целоваться насквозь, навылет. Качаться на собственных волнах, от твоего «Привет»,  до моих песен в ванной, захлёбываясь горячей водой и так и нерастраченными за всю жизнь словами, спрятанными далеко – далеко. А я прижимаюсь к кафелю, потом стираю пар с зеркала, в котором ты уже отражаешься. Тащу Давай, сделай это для меня. Off/On. Ты пахнешь большим городом и ветром. Почти неуловимо. А я молоком и морем. Попробуешь на вкус? Рассыпаясь на буквы и немые сцены, у меня дрожь и межгалактический взрыв. Внутри.

***

Ты помнишь как это было 
Ты помнишь или ты забыла 
Как дом остался один  
Ты помнишь,  а ведь мы грустим 
Пускаем кольца кольяна 
Бутылка виски Аста маньяна (Hasta mañana) 
На утро Все та же рана 
Как провожал я помню  
В воскресенье рано 
Под стук колес под песню Челентано 
В авто с вокзала садовое встало 
Ну да меня же это все достало 
Но лучше здесь  чем дома стало 
ЕЕ вещей тепло осталось  
Такая малость  
а я грущу

***

Между нами встала осень  
А вчера была весна 
Золотые листья  сбросив 
Ветром катиться она 
Дождь сквозь ветки обнаженных 
Окропил водою стать 
 Ветер жутко завывает 
 словно зверь зовущий мать 
День становиться короче 
Мрак господствует над ней 
Жду нам может быть поможет  
Память что осталась в ней 
Вдруг не даст прийти к нам вьюге 
И не даст замерзнуть им 
Чувствам что питают люди 
Хладнокровием своим

[367x500]

На территорию моего личного пространство вклинулись руки и ,медленно массируя мою грудную клетку, очень скоро достали до ребер, где властным движением, словно наручниками сковали мне сердце. И Душу.

Тиски не дают сделать вдох, распрямить плечи и спину, расшириться диафрагме. Тревога

Замечали ли вы, девушки, когда подходите в магазине на кассу с нижним бельем, как осматривает Вас кассир, если он мужчина? Он, наверное, представляет на нас белье, сегодня мне так показалось. Интересно, что он думал в тот момент. 

Каждый год с приходом весны, у нее появляется некая недостаточность. Чего-то определенно не хватает. Огнеопасного. Дерзкого.  Ей хочется бросить вызов почти каждому прохожему, самой себе и своим возможностям. Она хочет провоцировать.

По улице идет, ловит взгляды, чьи-то робкие, несмелые, но чаще бесстыдные, развязные. Она хочет влечь за собой и пробуждать.Слышит бесцеремонные обрывки фраз и бесчисленные предложения. Она хочет внушать и побуждать.

Хочет, чтобы в след еще чаще оборачивались, сигналили автомобили, а и водители автобусов учтиво приветствовали. Чтобы женщины и с опаской и недоверием пробегали по ней взглядом, а мужчины наоборот долго и бесцеремонно, местами грубо осматривали.

Поймать его взгляд в уезжающем поезде, секунда…две…три… какой будет его реакция?

И сколько бы раз не переехал, из какого города бы не улетел, в чью жизнь бы не вошел или же вышел, какую бы парадную дверь не открыл,

он всегда будет помнить ее, покупая билет в метро, открывая новую книгу, заливая бензин в бак, смотря телевизор, оставляя заметки в старом блокноте, будет ставить ее в пример, он всегда будет знать или догадываться, что вон там на границе Европы-Азии, на другом конце провода и Земли, она есть, может уже не ждет, но скучает и каждый нечетный вечер отправляет в плавание бумажные корабли.

Она все понимает, уже не скрывается в клубах и умело мешает водку с мартини в бокале, сама выходит первой на связь. У нее ведь работа, учеба, аврал, все дела.

А он пишет ей стихи и истории по e-mail, в последнюю секунду отменяя отправку. Мол, однажды вернусь навсегда, ты свои не туши маяки.

Она тем временем рвется внутри на куски, срезает с себя все его ярлыки. Она тем временем сильней становится и просит его не звонить, и сама постепенно старается забыть номер, чтобы по возможности больше не набирать. Просит не спрашивать, что случилось, не соглашаться на встречи, себя не винить, говорит, милый, я не могу объяснить. 

И сколько бы раз ни давал обещаний, в каком бы городе ни сжигал мосты, ни повторял прости, у него как всегда ровно ноль шансов из тысячи, чтобы их спасти.

Придет такое время, когда я обязательно напишу замечательную книгу о любви. Ей будут зачитываться 16-летние девочки, влюбленные в придуманных принцев, строгие учительницы в очках, женщины, называющие своих детей именами тех, кого действительно любили, и даже вечно занятые бизнес леди. Ею будут зачитываться, выписывать фразы и говорить ими, будут передавать ее близким, и бережно хранить в правом углу на средней полке секретера.

Напишу про то, как они, наплевав на гордость и на завистливое «ничего не выйдет», ждали друг друга на разных станциях метро/поезда/электрички, а потом, не дождавшись, уезжали домой в пустых вагонах.

Про то, как внутри у них все сжималось и трясло при звуках той самой песни, которую они однажды слушали вместе, как подростки, отчаянно благодаря наушники за короткий проводок. Про то, как они ненавидели транспорт, равнодушно увозивший их все дальше и дальше друг о друга. Как они курили одновременно одни и те же сигареты, находясь на разных концах города/страны.

Как вздрагивали, когда кто-нибудь из знакомых в одном предложении упоминал их имена.

Конец у этой книги не обязательно будет счастливым, но скорее да, чем нет. Однажды они встретятся, будет идти снег, а еще лучше - дождь (в книгах в этот момент всегда отвратительные погодные условия), обнимутся решат больше не расставаться. Конец как в любой другой книги с претензией на романтику. Они поженятся, купят дом/переедут, родят двоих детей и заведут большую собаку.

Ведь в книгах все должно заканчиваться хорошо. И совсем неважно, что он до сих пор курит те же сигареты, она ждет его вечерами на той же станции и никак не может дождаться. А встречаясь, они говорят вежливое "Привет, как твои дела?" И самое страшное, что в ответ они мужественно улыбаются и произносят "отлично."

Город катаклизмов и непонятной погоды, в котором ежемесячно происходят катастрофы, терракты, а очередным покушением или убийством мало кого удивишь, город,  средний счет в ресторанах которого напоминает зарплату скромного бухгалтера, город, где зимой девушки ходят в ботильонах и шубах, а летом в шортах и уггах… как его можно не любить?

Он как черный кофе, вроде бы вредно и по вкусу на любителя, но пройдет какое-то временя - и ты без него уже не можешь.Начинаешь находить  какое-то мазохистское удовольствие в многочасовых пробках, сплетнях и чередовании авралов на работе с многочасовыми посиделками в кофейнях и барах.

Моя Москва - это вечно стоящий Ленинский, который я теперь совсем скоро научусь объезжать за 20 минут по близлежащим дворам, уютные переулки в центре, по которым я люблю гулять, люди с искусственными улыбками и стеклянными, вечно ищущими глазами.

Моя Москва - это вечное движение, которое не прекращается ни на секунду.