[300x300]
Леся Орлова
Автор
ЭЛИЕН ИН ДОНЕЦК
Мне, наверное, года четыре. Мы с мамой едем в троллейбусе, на остановке входит компания чернокожих студентов. Я, кажется, впервые с этим сталкиваюсь – и потрясенно восклицаю: «Мама, а у этих мужчин черная кожа!» (мама крайне жестко выкорчевывала принесенных их садика «дядь», «теть» и прочих «ляль» и «вавок» - у нас было принято с самого начала говорить «мужчины», «женщины», «девочки», «куклы» и «ранки»). Мама наклоняется ко мне и тихо говорит: «Это африканцы. Нужно говорить «африканцы».
Африканцев в Донецке было гигантское множество. Они учились в четырех главных вузах – ДПИ (ныне ДонГТУ, который одновременно был главным «политехом» страны), университете, торговом и медицинском. Человеком с черной кожей никого в Донецке было не удивить – как, впрочем, и иными представителями других национальностей и рас: у нас учились китайцы, вьетнамцы, индусы, арабы всех мастей, монголы, египтяне, немцы, австралийцы. А моя мама много лет преподавала в ДПИ русский как иностранный – как раз для этих вот студентов, приезжавших в Советский Союз учиться и не знавших на русском и двух слов. Идя по улице, она то и дело отвечала на их приветствия. А в доме у нас, соответственно, регулярно чаевничали ее студенты, и некоторые из них оставались нашими друзьями на долгие годы, писали маме письма, а «для Леси» вкладывали в конверты яркие открытки и наклейки, которые для меня, советской младшеклассницы начала восьмидесятых были неописуемой экзотикой, хранились в особой коробке и никогда никуда не наклеивались.
Благодаря маминой работе, я очень рано узнала названия практически всех государств Африки, потому как все они направляли к нам студентов. Мозамбик, Нигер и Нигерия (всего две буквы разницы – и огромная разница в образе жизни и обеспеченности), Алжир, Сенегал, Камерун, Ботсвана, Габон… Мне ужасно нравилось шепотом повторять эти названия, удивительные, похожие на какое-то магическое заклинание.
Все эти молодые люди, и без того оглушенные совершенно иным миром, в котором надо было как-то заново себя находить, изо дня в день штурмовали один из самых сложных мировых языков, с его мучительными склонениями, спряжениями, омонимами, неподатливой фонетикой, причудливой пунктуацией… Преподавание русского как иностранного – особая, сложнейшая системная работа. Мамины коллеги в этом смысле часто становились первооткрывателями, придумывая принципиально новые технологии и методы, какие-то таблицы, какие-то лингафонные тренинги, способы неформального погружения в среду. А еще они ездили преподавать в партнерские страны. И лишь много позже я узнала, что собой представляли и чего им стоили эти длительные «загранкомандировки». Поняла, чем была в те времена загадочная Кампучия, откуда Наталья Владимировна присылала для меня восхитительные открытки с босоногими детьми, брызгающими друг на друга водой во время ливня. Осознала веселые рассказы Любови Павловны о том, что в Индии просто необходимо пить много алкоголя. Обомлела от истории о том, как мамин друг и коллега Владимир Иванович Мозговой улетал из Афганистана – и бежал к трапу под автоматными очередями…
Помимо преподавательской нагрузки, у мамы была, конечно же, и общественная. После работы надо было идти в общежитие (отдельной достопримечательностью Донецка был Студгородок, где жили, в том числе, тысячи иностранных студентов) – и заботливо интересоваться, все ли у них есть, всем ли довольны и хорошо ли себя ведут. Эту повинность мама терпеть не могла – во-первых, очень уставала, и у нее, вообще-то, очень даже было чем заняться, поздно вернувшись домой, вместо того, чтобы обходить этажи общежитий с нелепыми формальными вопросами, а во-вторых, ей глубоко претило всякое вмешательство в чужую частную жизнь, и было страшно неловко вламываться в быт людей, и без того ушибленных общежитской коммуналкой. Иногда мама брала с собой и меня, и поэтому впоследствии меня никогда уже не шокировал запах жареной селедки – стандартным блюдом вьетнамцев и китайцев навсегда пропахли коридоры донецких общаг.
Студенты-иностранцы уже тогда, понятно, водились двух видов. Откровенно богатые, дети «шишек» в своих странах, которых по завершении учебы ожидали крупные посты. И откровенно бедные, направленные в рамках «интернациональной дружбы». Богатые смущали покой окружающих джинсами, магнитофонами, маленькими переносными телевизорами и прочими благами. Бедных было невыносимо жаль: «принимающая сторона» обеспечивала их самым необходимым, похоже, по единой программе с детдомами и интернатами. Скажем, на зиму им выдавали теплую верхнюю одежду – чудовищного вида куцые клетчатые пальтишки с цигейковыми воротничками. И они, сжавшиеся, с посеревшей кожей и глазами загнанных ланей, брели по стылому городу, и пугливо сбивались в кучку в магазинах, где мало что
Читать далее...