У меня есть еще один друг по соседству. Этот светловолосый человек
парализован, и зимой и летом он сидит на стуле у своего окна. Обычно он
выглядит очень молодо, иногда в его внимательном лице проглядывает даже
что-то мальчишеское. Но бывают дни, когда он вдруг стареет, минуты пролетают
над ним, как годы, и он превращается в старика, в чьих потускневших глазах
вот-вот погаснет последняя искорка жизни. Мы знаем друг друга давно. Сначала
мы лишь обменивались взглядами, потом невольно стали улыбаться друг другу,
уже год мы раскланиваемся и Бог знает уже сколько рассказываем друг другу то
одно, то другое, все без разбора, что только происходит на свете.
- Добрый день, - крикнул он, когда я проходил мимо; его окно все еще
было раскрыто в тихую, красочную осень. - Давненько я Вас не видел.
- Здравствуйте, Эвальд. - Я подошел к окну, как делал обычно, когда мне
было по дороге. - Я уезжал.
Где же Вы были? - спросил он с нетерпеливым огоньком в глазах.
- В России.
- О, так далеко! - он откинулся на спинку стула. - Что это за страна -
Россия? Она очень большая, не правда ли?
- Да, - сказал я, - большая, и кроме того...
- Это был глупый вопрос? - улыбнулся Эвальд и покраснел.
- Нет, Эвальд, напротив. Когда Вы спросили, что это за страна, мне
многое стало ясно. Например, с чем Россия граничит.
- На востоке? - предположил больной. Я немного подумал.
- Нет, скорее...
- На севере, - допытывался мой друг.
- Видите ли, - нашелся я, - чтение по карте портит людей. Там все
плоско и вразумительно, и когда они видят меридианы и параллели, им кажется,
что больше ничего и не надо. Но страна - не атлас. На ней есть горы и
бездны. И вверху и внизу она ведь тоже с чем-то соприкасается.
- Гм. Вы правы, - задумчиво сказал Эвальд. - А с чем граничит вверху и
внизу Россия?
Вдруг он взглянул на меня совсем как мальчишка.
- Да Вы знаете это! - воскликнул я.
- Наверное, с Богом?
- Конечно, - подтвердил я, - с Богом.
- Так. - кивнул мой друг понимающе. Но потом у него возникли, видимо,
какие-то сомнения. - Разве Бог - страна?
- Не думаю, - ответил я, - но в языках первобытных народов многие вещи
называются одинаково. Есть страна, которая называется Бог, и тот, кто над
ней властвует, тоже зовется Бог. Простые народы часто не могут различить их
страну и властителя: оба велики и милостивы, грозны и велики,
- Я понимаю, - медленно произнес человек у окна. - А люди в России
замечают это соседство?
-- Бго замечают повсюду. Влияние Бога самое мощное. Сколько бы ни
ввозили из Европы, западные вещи, стоит им пересечь границу, тут же
превращаются в камни. В том числе драгоценные, но, конечно, только для
богатых, или как они себя называют, "образованных", тогда как из другой
страны - той, что внизу - народ получает хлеб, которым живет.
- Должно быть, хлеба у народа вдоволь? Я помедлил.
- Нет, не совсем так, некоторые обстоятельства затрудняют ввоз из
Бога... - Я попытался перевести разговор на другое. - Но многие обычаи
происходят там из этого обширного соседства. Например, весь церемониал. К
царю там обращаются примерно так же, как и к Богу.
- Так значит, ему не говорят "Ваше Величество"?
- Нет, обоих зовут "батюшка".
- И перед обоими преклоняют колени?
- Перед обоими повергаются ниц, бьют челом оземь и обоих слезно молят:
"Грешен я, смилуйся, батюшка!" Немцы, видя это, думают: какое низкое
раболепие. Я же считаю иначе. Для чего падают на землю? Этим как бы говорят:
я благоговею. Но для этого достаточно обнажить голову, - скажет немец. Ну
разумеется, и приветствие, и поклон в какой-то мере выражают то же самое -
однако это лишь сокращения, к которым прибегают в странах, где не хватает
земли, чтобы все могли простираться на ней. Но к сокращениям быстро
привыкают и начинают употреблять их механически, уже не вспоминая об их
смысле. Поэтому хорошо, когда есть место и время для того, чтобы целиком
выписать это прекрасное движение, это мудрое слово: благоговение.
- Да, если бы я мог, я бы тоже повергался ниц, - посетовал больной.
- Но и множество других вещей, - продолжал я после небольшой паузы, -
русские получают от Бога. Они уверены, что все новое идет от Него, будь то
платье, кушанье или добродетель; и даже любой грех лишь тогда войдет в
обычай, когда есть на то Его воля.
Больной посмотрел на меня почти с испугом.
- Об этом говорит одна сказка, всего лишь сказка, - поспешил я его
успокоить, - так называемая былина, или повесть о бывшем. Я расскажу Вам ее
вкратце. Она называется "Как на Руси появилась измена". - Я облокотился на
подоконник, и больной закрыл глаза, как он делает всякий раз, когда слушает
историю.
- Грозный царь Иван задумал обложить данью окрестных князей и
Читать далее...