[показать]
А я вот все же верю, что когда-нибудь меня будут любить просто за то что я красивая и хорошая, а не за Верлена в закладках, Бродского наизусть, Эко у подушки.
[675x450]
это страшная вещь.
Вот мы с папой подбрасываем палку спаниелю какой-то солнечной осенью. Вот бабушка вяжет и ругается, чтоб ее не снимали. Вот я тычу пальцем в фотографа и кричу беззубым ртом. А мама и бабушка смеются, раскинув руки (у бабушки зуб золотой). Вот моя мама когда-то там на балконе на фоне океана в прошлой жизни. Вот папа роется в рюкзаке, а я что-то пихаю ему в волосы. Вот с мамой и папой в каком-то болгарском придорожном кафе, пыльные. Вот мы на скалах с Сережкой (он в этом году женится) и семействами. Я - слева мелкий самый черный пацан с длинными космами. Вот мы с папой на плоту посреди озера (его любимая песня, кстати).Вот я сижу с соком.. вот мама.. вот я.. вот папа.. вот бабушка.. вот мы.. вот папа...
что же вы со мной делаете что же вы со мной делаете
Да. Почаще смотрите семейные фотографии.
Мальчик в автобусе так похож на Есенина (эх сгубят сгубят жалко)
созвездие овна
братец лис, дружище, здравствуй, ты как будто поседел,
да уж, мы не молодеем, тут не выйдет молодеть,
хочешь - выпьем и закусим, хочешь - просто посидим,
слабо колет временами где-то слева от груди.
эмигрировал в канаду братец кролик - вот хитрец!
если хочешь извернуться, в жизни надо пошустрей,
вот и скачем, словно кони, все быстрее, все бегом...
нарисуешь мне барашка? можно даже без рогов.
нарисуй коробку, травку, чтобы было что жевать,
у барашка есть копыта, уха два и глаза два.
у барашка шерстка вьется, цвета млечного пути -
нарисуй дорогу, чтобы я хотел по ней идти.
нарисуй мне дом с крылечком, скрип ступенек под ногой,
чтоб хотел туда вернуться, чтобы - тихо и покой,
чтоб цвели, не вяли розы в нарисованном саду,
чтобы было ощущенье, что меня хоть где-то ждут.
нарисуй мне веру - сможешь? хоть немного, хоть чуть-чуть,
у окна горячий ужин, да горящую свечу,
нарисуй такую старость, чтобы не о чем жалеть,
да на кладбище могилу без особенных примет.
братец лис, ты смотришь мимо, ты меня, балду, прости,
ты считай, что я нелепо и бездумно пошутил,
завтра вылет, завтра "лайтнинг" снова станет на крыло,
будет бой, и будет небо, в небе сине и светло.
что ж, удачи, рыжий братец, позабудь мои слова,
взгляд мой желтый, как колосья, век мой сорный, как трава,
может, буду через месяц, может, вовсе не приду...
нарисуешь мне на крыльях ярко-алую звезду?
созвездие тельца
ада - одна сплошная гулкая голова,
вечером было пиво, утром рано вставать,
ада шипит сквозь зубы, мрачно стоит в метро,
напоминая бомбу: лучше ее не тронь.
не стройна, не вежлива, не красавица:
ну кому такая понравится?
ада идет домою поздно, опять одна,
бронзовыми рогами ей покачнет луна,
примет подъезд знакомой надписью на двери,
комната-кухня - теплый замкнутый лабиринт.
аду читают многие; она пишет яркими, точными фразами,
и рассказы про жизнь называет сказками.
сев за компьютер - кофе - булочку - лучше две...
молча берет вязанье, и не включает свет.
нить свою мерно тянет, шелком по бирюзе,
может, тезей увидит... впрочем - зачем тезей?
минотавр в ее маленькой комнате едва помещается,
но кого это касается?
созвездие близнецов
где-то там живет тот, кто мог быть мной,
он слегка веселый, изрядно злой,
и за голенищем, конечно, нож,
ну а как могло быть иначе?
он флейтист и вор, грубиян и хам,
верно, он смеялся б моим стихам,
у него синица всегда в руках,
а журавль ничего не значит.
он порою видит меня во сне,
но какого толку ему - во мне?
он - как ветер, я - словно горсть камней,
да и камни - речная галька.
он проснется затемно, до зари,
про меня ни слова не говорит,
только тускло что-то болит внутри,
только странно смешно и жалко.
но порой, когда застревает вдох
в узкой глотке; когда вдруг и дом - не дом,
друг - не друг, а сердце - мешок со льдом,
он приходит - беззвучно, молча.
тихо скалясь из-за моих зрачков,
бьет кому-то морду моей рукой,
обманув и правила, и закон,
наплевав на сто тысяч прочих.
а потом, спокойно - "держись, не ной,
ты, в конце концов, ведь могла быть мной,
так легло небесное домино,
так сложился пасьянс однажды."
и уходит прочь. ну а я - держусь,
(в животе - голодная злая жуть) -
но - живу, пишу, с кем-то там дружу,
остальное - уже не важно.
порою мне, честно, хочется сказать "отстань" и дать ему в рожу,
но как-то глупо бить свое же лицо, правда, Боже?
созвездие рака
за окном - рядовые весны и солдаты вселенной
маршируют рядами, уходят в сиреневый дым,
я, наверно, смешон им - презренный, скучающий пленник,
как отшельник в ракушке у кромки соленой воды.
а в далекой галактике - войны, а в мордоре - ливни,
под копытами черных коней раскисает тропа.
где-то лепят людей из горшечной коричневой глины,
где-то взрыв через десять секунд, догорает запал...
а у нас - все как прежде, соседка, диван, телевизор,
по дворам распевают коты о пришедшей весне.
все привычно, как старые джинсы, понятно и близко,
я почти и не помню тебя. разве только во сне.
я - не воин, не жрец, не прислужник и не император,
обо мне не поют, не мечтают, не врут, не скорбят.
если ты вдруг вернешься... когда ты
Оттого что вы меня все-таки знаете и запоминаете раз за разом с каждым словом катящимся по этой крутой тропинке ведущей за угол я не стану смеяться говори, пожалуйста, только говори, я ужасно глупая и в этих своих драных джинсах разные мальчики говорят разные вещи да что ты да как так можно нет я этого ровным счетом не понимаю как можно оставлять холст белым а они говорят езжай езжай а они говорят так не бывает и никогда не скажут пока не вляпаются сами мимо запах булочек с сыром мм очень любят люди азиатских степей в грязных халатах это потому что у них другая коррозия почв моя почва под моими ногами асфальтом и тремя километрами метро вниз я иду по ней на свидание со своими парижанами когда ты мне скажешь ату ее ату я отрежу себе ухо как ван гог (потому что вы ничерта кроме этого его отрезанного уха не знаете) и принесу его тебе как старой проститутке потому что нельзя так жить чтобы не сделать такого и пускай мое ухо будет не ухом рукой и не рукой даже а выколотыми глазами моя тебе идульгенция как говорят нынче будет тяжела как этот поезд что рвет почву моего города. что если еще по пуду соли? месье? эти ужасные пельмени которые давят не на желудок или пищевод но давят на легкие изнутри как будто тебе не воздуха туда закачали а этих чертовых жареных пельменей и вместо сердца теперь своим фаршем наколи на вилку у меня есть длинное розовое платье с голой спиной приятно проводить молнией сбоку если только проводишь не ты но кто-то чтобы никто никогда не докоснулся спи голой чтобы никто не дай бог не приснился дальше застегнутой молнии на левом боку впереди мелькает волхонка знаменка страстная на старинный лад когда сюда приезжал картье-брессон он навряд ли он плакал всю ночь а жаль плюс десять плюс двадцать плюс тридцать лет туда-сюда мама не плачь ты хочешь я знаю внуков но что мне поделать с этим длинным платьем я стану совсем большой если одену нахожу завалявшуюся ириску и пытаюсь проявить характер но не дотрагиваюсь и захлопываю ящик как будто увидев и я хотела бы быть гогеновской полинезийкой потому что только такие цветы умеют быть такими неуязвимыми ничем а если бы я прыгнул ты бы прыгнула может прыгнем эти чертовы попрыгунчики наеврное у них в уборной висят календари с морской тематикой ну что еще мне делать в этом мире ведь это так просто узнать что все кончено но в фильмах обычно на этом месте начинаются титры а я даже не знаю главных ролей.
Дилогия о кошке
Внутри каждой кошки
гуляющей сама по себе,
есть еще одна кошка,
которая гуляет сама по себе.
Внутренняя кошка не может разгуляться,
Поэтому внешняя кошка не может нагуляться
Возможно однажды
Они догадаются
пойти в разные стороны
... но вы когда-нибудь видели кошку,
вышедшую из себя?
По ночам кошка мечтает встретить мышку,
которая гуляет сама по себе,
И поговорить с ней о свободе,
Но мышки гуляют там где нет кошек,
Собаки гуляют там где есть хозяин,
А кошки слишком дорожат
cостоянием отрешенности,
Чтобы помнить
о страхе и любви,
И слишком равнодушны,
чтобы чувствовать одиночество.
* * *
Мы видим луну -
темное небесное тело
только потому, что она
отражает солнечный свет.
(общеизвестный факт)
Я лишь незаметное темное тело -
Холодное темное тело.
И если кто-то замечает во мне свет -
Значит, я просто отражаю тебя.
* * *
Моя крыша поехала к тебе
Встреть её, пожалуйста, с оркестром.
САшке
Я никогда не скажу нужного
И не пойму несказанного
Не нарушу твоего
врубелевского одиночества,
Не выдержу огня твоих кричащих глаз
Не смирюсь с живущей
в твоей комнате обреченностью,
не сдую осевшую на мебель усталость,
и не увижу свет в твоем тоннеле.
Но ты как обычно
принимаешь меня ласково -
ведь ты рад всякой божьей твари;
И я выбиваюсь из сил,
Но все что я могу -
Это тихо сидеть рядом
Как пес,
оберегая от чего-то,
быть скучной собеседницей,
любить твои стихи и рисунки,
верит в твое живое будущее
и мысленно крестить тебя на прощание.
Мне стыдно. Я знаю этого, и этого знаю. Проносимся мимо. Не здороваемся. Не здороваемся. Пролетаем. Мы не знаем их. Вокруг люди. Стоят, идут, слышу их. Мне стыдно за свое присутствие. Мне стыдно. Стыдно, что я занимаю место. Мне стыдно, что я дышу с ними воздухом. Они дышат воздухом, я тоже дышу воздухом. Я. Мне стыдно, я пытаюсь исчезнуть. Проносимся мимо. Не здороваемся. Мне стыдно перед тобой. Ты не можешь знать, как мне стыдно перед тобой, потому что ты хороший. У тебя нет и не может быть такой вины, как моя и стыда такого быть у тебя не может. А мне стыдно. Я спотыкаюсь об это, я костяшкой нарываюсь на воздух - за который- цепляюсь - и мне стыдно. Вероятней всего, это прощению не подлежит, а когда сказано что "Бог простит", это значит, что на земле тебе такого прощения нет и быть не может. Скоро полетит тополиный пух. А от меня. Что летит? Ничего не летит. Только улетает. Ничего не улетает. Все улетело. Мне жарко на затылке. Прийти домой и лить воду себе на волосы, на свое тело лить холодную воду и глотать ее. Она шла по московским трубам, по водопроводу, а теперь я глотаю ее в себя и вода тепреь внутри меня. Писать стихи. Не писать стихи. Доходя до места, где понимаешь, что с этим нельзя ничего сделать: не отправить не решишься, ни простить этого нельзя - стираешь. Писать стихи. Не писать стихи. Спотыкаться. На правой щеке красная гуашь. Лить воду. Не здороваться. Не подлежать прощению. Откашливаться.
Когда ты был маленький, ты ходил в магазин за майонезом и в качалку.
Они каменные и ненастоящие. И никак к ним не хочется прижиматься и смотришь их как фильм. Говоря "Дай мне в тебя уткунуться" пытаешься завернуться в них и не можешь. Потому что не чувствуешь изнутри. Изнутри не_чувствуешь. Другая порода, планета и измерение. Когда я с кем-то не могу заснуть, я пытаюсь дышать одновременно со спящим и попытаться. Не получается. Не получается, легкие не переходят в другой режим, они не могут дышать в этом инопланетном ритме, не могут перейти как часы на зимнее время или другой часовой пояс.Как будто бы тебя заставляют делать что-то отвратительное, противоестественное. До головы дотронуться только с ужасом: под этими головами они совсем как живые и даже теплые. И в темноте я затыкаю во рту свою жалобу ладонью, я иду наливать себе воды. Потому что нечего. Нечего пить кроме воды.
Я читаю много книжек. Я очень часто читаю книжки, где пишут письма. Иногда мне хотелось бы думать, что где-то там, если не в будущем и не прошлом, то в какой-нибудь книжке или мире, где все хорошо, можно будет писать такие письма: "Радость моя, сегодня за окном идет снег. И если дотронуться до него.." или даже нет, не так, а вот так: "Сегодня мы решили подняться немного в гору и там, как будто приподнявшись над морем на цыпочки (не правда ли, мы уже стали большие?) устроить пикник. Генри купил себе соломенную шляпу и теперь прикрывает ей свое лицо от солнца, лежа на спине. Джим говорит, что где-то поблизости есть родник и мы туда обязательно сходим, как только он доделает свои эскизы, у него получается все лучше и лучше. Свет мой, если тебе было б видно, то ты наверняка бы разглядел рыбацкую лодку на слепящей ряби моря и маленького рыбака, с которым мы уже кажемся старыми друзьями, будто в этом мире сейчас нет никого кроме нас и его. И обязательно надо тебе рассказать, какие здесь запахи, потому что там,, где ты сейчас, в такие запахи даже не верят. Но вот Джим говорит, что ему надоело сидеть на месте и он нарисовался. Поэтому мы снимаемся с места и идем на поиски родника. А заместо остального отчета, вот тебе веточка дикого розмарина. Мы все тебе улыбаемся".
Все-таки жаль, очень жаль, что нельзя пистаь такие письма. И все же я оставляю записку: "На столе стоил разлапистая охапка черемухи, которая зацвела буквально вчера и не давала спать всю ночь. Как там с тельняшками? Я все же тебя очень прошу. У меня есть пара-тройка затей и надеюсь, что ты оценишь. Спешу делать дела. До связи тебе"
Да, у меня в доме до сих пор слушают музыку на кассетах, говорят тосты, любят Лепса, "грузинских евреев", маланцев и грузинско-украинскую кухню. Да, у меня дома до сих пор вспоминают "Ну Миша, ну хахаль дочери Марины, шо замужем за Семой, троюродным братомКольки". Да, у меня дома считают себя жутко гордыми и независимыми друг от друга, более того - чуть ли не аристократами. И у меня дома пьют за "пис оф пис" и говорят "Мы должны жить".
И пока ночь летит Маргарита.. И глаза блестят и за спиной остаются расписные журавлики и сказки на обрывках, залитых чаем.
Я вот ночью звонила, чтобы рассказать сказку. И испугалась и осеклась.
Сегодня божий день и в нем есть смысл. Вся эта весна закончится моей госпитализацией.
Ну вот теперь я развожу руками и показываю, мол, а что вы удивлялись, что я так боюсь зависеть от человека? Сидела на свободных местах - а тут на тебе. Пассажир. И ведь не мешает вроде, может, так и веселее. Но раздражает эти терки плечом, эти"простите ивините". Сидишь как кинематографическая среди своих подушек и отшвыриваешь телефон. И этот душащий горло ужас от того что ждать и по нарастающей "..и зависеть и терпеть". Как говаривала Алиса в небезызвестной стране "нееет.. скрее прочь отсюда".
А тут со своими стишками, странными сказками - собрала пожитки, понимаете ли. Черта с два, надевай кастрюлю на голову и труби наступление - мы должны быть мужчинами, девочка.
Последние оставшиеся держатся на ниточке кофе, цепляя друг друга острыми зубами. А иначе - сорвешься с истошным шепотом "да идите вы все".