Иерусалим, 91 год, зима, снег(!!!).
Поскольку снегоуборочной техники еще не было, подогнали танки - снег убирать.
В центре города мимо религиозного еврея (шляпа, пейсы до плечей) проходит компания подвыпивших русских.
Тот грустно смотрит по сторонам и очень грустно произносит: "Танки... Снег... Русские... ГДЕ Я???!!!"
***
Ведущий на автогоноке:
- Вы не победили, но как вам понравилась сама гонка?
- Самогонка нам понравилась, потому и не победили.
***
Вдруг Герман услыхал скрип рессор - это была старая княгиня.
***
Хлестаков сел в бричку и крикнул: "Гони, голубчик, в аэропорт!"
***
— Как поживает Ваша лихая бабушка? Она и поныне спускается верхом по перилам лестницы?
— Да, но теперь это сложнее. Я велел натянуть колючую проволоку по всей длине перил.
— И это бабушку остановило?
— Нет, но замедлило скольжение.
***
Не страшно, если над тобой смеются. Хуже, когда над тобой плачут.
***
Закинул старик сеть в синее море, тянет назад, тянет...
А ему и отвечают: "Сеть недоступна!"
Не изменяй желаниям
Пошел Иван-Царевич счастья искать за тридевять земель...
Шел он три дня и три ночи по пустыне сахарской. И захотелось пить ему. Увидел Иван колодец на горизонте, подошел к нему и склонился, чтоб водички попить. Тут вдруг тень какая-то возникла перед ним.
Оборачивается Иван - видит - Змей-Горыныч огромный и страшный позади него стоит.
Вынул тогда наш герой свой меч и давай рубить гадюку эдакую. Срубает голову - у того две вырастают, две рубит - четыре новых появляются. Три дня схватка была и в итоге не выдержал Иван, бросил меч свой наземь и говорит страшилищу:
- Все, одолел ты меня, гад ползучий, собака небритая. Делай все что хочешь со мной, осел плешивый - нет сил с тобой больше драться, ирод проклятый.
А Змей-Горыныч его спрашивает:
- А ты чего к колодцу-то пришел?
- Да как чего? Воды попить!
- Ну и кто ж тебе мешал?!..
Предусмотрительность
Полицейский останавливает машину с двумя мужиками и подходит к окну водителя. Когда окно открылось, полицейский со всей дури мужику по башке дубинкой "хрясь!!!".
Водила:
- За что это?!
Полицай:
- Это Техас, когда я подхожу к тачке - твои документы должны уже быть готовы! Понял?
- Да.
Полицай берёт документы, обходит машину и стучит в пассажирское окошко. Когда оно открылось, полицейский пассажиру по башке дубинкой "хрясь!!!".
Пассажир:
- А мне-то за что?!!!
Полицай:
- Это тебе, чтобы после того как я вас отпущу, ты не сказал "Блин, попробовал бы он это мне сделать!"
***
Чукча приводит сына к врачу:
— Доктор, сын не ест ничего: ни мяса, ни масла, ни колбасы.
— Почему же он не ест?
— Нету.
***
Чукча предложил проститутке отдаться за соболью шкурку. Девушка, получив шкурку, обрадовалась и говорит:
— Давай, чукча, еще раз.
— Давай, — сказал чукча. И после этого шкурку отнял:
— Однако, я хотел — шкурку тебе давал. Ты хотел — шкурку мне давай.
***
Едет новый русский на джипе. Видит - у столба сидит бомж. Отдыхает. Вдруг пальцами щелкнул - и перед ним стопка водки появилась. Выпил и опять сидит. Новый русский заинтересовался. Остановился, наблюдает. Через какое-то время все повторилось: щелчок пальцами - и снова образовался стопарик. И так несколько раз.
Новый русский не выдержал, подбежал к бомжу.
- Слушай, а как ты вот так?
- А у меня джинн есть. Он мои желания и выполняет.
- Настоящий джинн?!! Слушай, продай его мне.
- Да ну. Он мне самому нужен.
- Да продай. Вот тебе джип, ключи от моего дома. Вот тебе еще налички полные карманы. Согласен?
Бомж посмотрел, достал из-за пазухи лампу, отдал новому русскому и уехал на джипе.
Новый русский потер лампу. Оттуда со свистом вылетел джинн:
- Слушаю и повинуюсь!!!
- Значит так, во-первых, денег много, во-вторых, жилье, в-третьих, контрольные пакеты Сибнефти, Газпрома...
- Да не спеши ты так, - сказал джинн, - у меня узкая специализация: пятьдесят, сто и сто пятьдесят.
***
Скупец молится:
— Господи! Что для тебя миллион лет? — Один миг, — отвечает Бог.
— А что для тебя миллион рублей? — Один грош.
— Так подари мне этот грош.
— Ладно, — отвечает Господь. — Обожди один
4 апреля 1932 года родился Андрей Тарковский
Удивительное дело: Андрей Тарковский, при жизни недооценённый, гонимый, опальный, после смерти почти сразу же приобретает черты культового героя, фигуры несомненной и чуть ли не «титульной». Другой вопрос, все ли понимают, с кем имеют дело и в чём, собственно, состоит его вклад в мировое киноискусство.
Андрей Тарковский // РИА Новости
Иногда кажется, что поношения при жизни и посмертная суета вокруг его имени — суть одно и тоже: и то и другое есть разнообразные проявления недалёкого и суетного ума, то попирающего, то, наоборот, воздвигающего разнообразные монументы…
Тем более что Тарковский, если понимать его творчество как «животворящее», как процесс духовно обновляющийся, непрекращающийся, живой в каждую минуту своего существования, совершенно чужд канонизации. И молодые европейские (и не только европейские, его влияние распространилось чуть ли не до Бангладеш — то есть всюду, где есть кинематограф) режиссёры понимают это едва ли не лучше, нежели его последователи на наших просторах. То, что у нас постепенно выродилось в «тарковщину» (то есть формальное подражание его стилистике), в других странах становится онтологическим методом познания действительности.
Когда в Канне на рутинной пресс-конференции то и дело звучит его имя — из уст и датчанина Ларса фон Триера, и турка Нури Бильге Джейлана, и мексиканца Карлоса Рейгадаса, — начинаешь чуть ли не физически чувствовать, что Тарковский продолжает своё ментальное существование, своё повсеместное влияние на умы. Коль скоро им заворожены такие разные авторы…
Тот же Триер, один из самых скандальных и радикальных режиссёров мира, утверждает, что смотрел «Зеркало» чуть ли не 20 раз — и всякий раз открывал в фильме что-то новое.
Немудрено — потаённая суть картин Тарковского такова, что раскрывается постепенно, медленно, как проявляющаяся в процессе печати фотография. Захваченный поначалу формальным совершенством его фильмов, их мистической аурой, начинаешь постепенно, медленно, бесконечно пересматривать их и постигаешь нечто большее, нежели видел вначале.
Это «большее», возможно, и есть присутствие метафизической составляющей или, выражаясь патетически, дыхание Предвечного, которое (такова онтологическая тайна движущегося изображения) пронизывает даже межкадровое пространство его фильмов. (Переход от одного плана к другому происходит здесь не по внешней, формальной логике и даже не по логике теории монтажа, а по совершенно иным принципам — как будто в пресловутый 25-й кадр вторгается что-то потустороннее).
…Действительно, «что-то такое» разлито в воздухе, в пространстве его фильмов — будь то «Андрей Рублёв», «Сталкер» или даже «Зеркало», внешне напоминающее исповедь индивидуалиста (внутренне — упование на спасение и отказ от мелочного, обыденного существования); что-то, что не даёт и Триеру, и Рейгадасу, и нам с вами успокоиться и продолжать как ни в чём не бывало пребывать в состоянии привычного самодовольства.
Мне вообще кажется (хотя друзья-киноведы порой бывают шокированы таким предположением), что оправданием советского кино со всеми его достижениями вроде «Броненосца «Потёмкина», школой Кулешова и революционным романтизмом Довженко, является один-единственный фильм — «Андрей Рублёв» (говорю это, впрочем, безо всякого намерения полемически заострить суть вопроса, то есть не ради красного словца.)
Потому что только здесь и нигде больше, ни в одном другом фильме, сделанном за всю долгую историю советского и постсоветского кино, есть та самая вертикаль вверх, к трансцендентному. Этот посыл, интенция Тарковского, до сих пор звучат настолько убедительно, что именно «Рублёв» всякий год попадает в десятку лучших фильмов всех времён и народов: даже когда рейтинги (пусть условные) составляются экспертами-атеистами. (Здесь, мне кажется, и кроется главный казус художественных предпочтений атеистов — Тарковский, как и Достоевский,
Против лома нет приёма , если нет другого лома !
Вот собственно сама история.
На одном из железнодорожных переездов скопилась кучка машин - шлагбаум опущен, семафор мигает красным, вобщем все как надо.
Проходит какое-то время и из конца очереди выезжает крутейший черный Мерс и становится в ее начало перед автобусом. Через несколько секунд опять же из конца очереди выезжает теперь уже девятка с тонированными стеклами и становится перед Мерсом (каким чудом умещается между Мерсом и шлагбаумом - непонятно). У Мерса открываются двери, и оттуда вылезают двое здоровых "чисто нормальных пацанов". Они подходят к девятке и молча разбивают у нее ножищами задние фары,а потом спокойно садятся обратно в Мерс. Через несколько секунд открываются двери девятки и оттуда вылезают четверо не менее здоровыхь парней в камуфляжах, черных масках, с калашами и нашивками РУОП (видимо ехали на задание). Парни также молча подходят к означенному Мерсу и изрядно лупят его дубинами, разбивая при этом стекла, фары, кое-где помяв кузов, после чего спокойно садятся обратно в машину и уезжают. Во время всей этой процедуры братки так из своей тачки и не вылезли (уехали сразу после руоповцев).
Но больше всего над всем этим, конечно, глумился народ в автобусе.
Из рассылки.
Она всегда была прекрасна
Недавно перечитала интервью с Людмилой Марковной Гурченко. И поняла то, что не до конца понимала тогда, когда его делала. Действительно. Отношения мужчины и женщины – это война. И чтобы победить, женщина всегда должна быть на шаг впереди.
«Ну что вы так вздыхаете?»- спрашивает меня Людмила Марковна нарочито громко.
«Меня гложет зависть!» - честно признаюсь я.
Еще бы! Ряды туфель, вечерние платья, яркие шали, что-то блестящее и от этого особенно манящее - о такой гардеробной комнате мечтает в глубине души каждая женщина.
ELLE - Между Вашим публичным и, так сказать, домашним образом большой разрыв - яркая актриса и спокойная ироничная женщина. Такой голливудский образ жизни.
Людмила Гурченко - О! Об этом образе жизни я ничего не знаю. Просто с детства мечтала, чтобы меня окружали красивые вещи. Люблю посуду, мне нравится определенный вид деревянной мебели. И потихоньку все вокруг себя я выстроила и сделала так, как мне хотелось. Ведь дом - это мой покой. Я не люблю современные гостиницы, минимализм, хай-тек - боже сохрани! Недавно в Англии я попала в очень дорогую гостиницу. Слушайте, это ужасно! Кровать, столик, стульчик, окно - все. Тюрьма. Быстрее бы домой к моим коврикам и подушечкам.
ELLE - Людмила Марковна, жизнь у Вас была нелегкой. Стремление к красоте помогало Вам?
Людмила Гурченко - Пожалуй, это было единственное побуждение к жизни. Как это ни удивительно, но все, что вы видите, приобретено, когда я не снималась. Конечно, что-то и сейчас покупаю - например, зеленое стекло, которое обожаю. А тогда были концерты по необъятной стране, на самых зачастую непрестижных площадках, и все, что зарабатывала, я вкладывала в свой дом. Даже когда еще угла своего не было, я покупала и перетаскивала за собой свое добро: лампы с висюльками, вазочки. Надо мной в общежитии смеялись; «Люся выезжает с двумя своими лампами». Как с елками. Но у меня и в общежитии были всякие шторы, покрывала в цветочек с оборками, в то время, как почти все накрывались серыми общественными. Я всегда что-то шила, придумывала. А иначе - неинтересно жить.
ELLE - Известно, что Вы всегда сами придумывали фасоны своих нарядов.
Людмила Гурченко - Когда я видела какое-нибудь старенькое платье с кружевами, то просто тряслась и сразу соображала: так, это можно отрезать, это можно скомбинировать. У меня до сих пор очень много всяких кусочков, пуговичек. Никакой у меня не голливудский образ жизни - там другая жизнь, там все есть в магазинах. А мы прошли другую жизнь. И об этом не надо забывать. Сейчас актрисы имеют возможность купить все, начиная от ногтей, которые можно приклеить, до мехов и бриллиантов. Но... Все это можно увидеть и на ком-то другом. А вещи, которые я делала, до сих пор в одном экземпляре и могли удивить. Ах! Что это? Одеваться индивидуально - это очень важно.
ELLE - Если честно, то я всегда смотрю, во что Вы одеты.
Людмила Гурченко - Спасибо, очень приятно. Я всегда думаю: «Так, завтра у меня то и то. Во что я буду одета?» Ведь как оденешься, такое впечатление произведешь. Образ - это очень важно.
ELLE - У Вас менялось представление о том, что такое быть шикарной?
Людмила Гурченко - Шикарно - это когда очень просто, без загогулин и вычурности. Классический базис и феерическая надстройка. Воротник, отделка, рукава меняются, но фасон остается один и тот же. Подчеркиваются выгодные части тела, которые «работают». Ничего не должно бросаться в глаза, но должно быть что-то необычное, что очень хочется рассмотреть. Это как духи. Человек вошел, а за ним чудесный шлейф. Или, наоборот, такой запах, такой удушливый, что сбежать хочется.
ELLE - Про духи я хотела задать следующий вопрос.
Людмила Гурченко -Мои первые духи - от Carven, потом были Christian Dior, Chanel, Yves Saint Laurent. Но, когда я снималась в «Сибириаде», у меня были духи «Красная Москва». И немножко «Шипра». Я сразу погружалась в то время.
ELLE - Вас, наверное, сложно удивить подарками?
Людмила Гурченко - Ну почему. Бывают тонкие люди. Приятно, когда дарят не просто так, а с учетом моей индивидуальности. За любым подарком я вижу отношение к себе, он совсем не должен быть дорогим.
ELLE - Есть что-то, что Вам не нравится в современной моде?
Людмила Гурченко - Я с интересом
Прочитал на одном из сайтов и решил поделиться. Показалось очень смешным.
Моя любимая история. если повторяюсь пардоньте :) Друзья давно просят опубликовать эту историю, но она длинная и было облом долго набирать. Сегодня не облом :)))) (дело происходит в Украине, поэтому прямая речь - без купюр) Было это давно. Лет десять назад. Моим родителям на заводе выделили земельный участок за городом для посадки какой-нибудь картошки. Кроме них земля досталась еще около полусотне работников завода. И вот пришло время сбора урожая. Завод выделяет для перевозки людей и картошки 2 самосвала и 1 бортовую машину. Весь народ набивается в кузов кроме одного мужика. Назовем его для конспирации Иваном. Иван гордо сел на велосипед и решил передвигаться независимо от общака. Общак обиделся: типа чего это ты, Иван, не такой как все. И вот, день подходит к концу, картошка выкопана, народ наполняет самосвалы мешками с картошкой. Причем наполняет - это не то слово. Гора мешков в полтора раза выше машины, но опытные картофелеводы обещают надежность укладки. Типа "мы 50 лет так складываем и еще ни мешка не потеряли". Самосвалы с картошкой отправляются в город, а народ после недолгих сборов и подогрева водочкой укладывается в бортовой ЗИЛ и трогает вслед. Все разогретые, радостные, что так рано (всего 5 часов дня) закончили. Едем, веселимся, орем песни. Я (молодой еще пацан) и пара таких же как я гордо восседаем на заднем борте и смотрим вперед. И тут я вижу, что вдоль дороги какой-то дед (явно не из наших) пытается затащить мешок с картошкой на свой дряхленький велик. А еще дальше впереди, метров за 50, валяется еще один мешок. Меня мгновенно прошибает догадка: с нашей машины таки свалилось несколько мешков и какой-то местный дед их хочет украсть!!! Я тут же ору как сумашедший "ТОРМОЗИ!!!" и быстро обясняю всем в чем дело. Один из мужиков - Петро (чьи мешки были с самого верху) вместе с водителем подбирают первый мешок и идут к деду за вторым. Дед пытается отмазаться, что это его картошка. Но ему парой тычков под ребра и сгибанием переднего колеса на велике быстро объясняют, что нас не обмануть и второй мешок с чувством удовлетворенной справедливости забрасывается в кузов к толпе, весело наблюдающей это все действо. Мне за зоркость объявляется благодарность с обещанием какого-то пива. Веселые и взбудораженные едем дальше, смеемся, орем песни, оставив деда ровнять свое колесо. И тут видим нашего Ивана (помните - утром, на велосипеде...), который медленно плетется к городу, ведя свой велосипед, загруженный мешками картошки. Увидев нас, он начинает махать руками типа "стойте", но мы, помня утреннюю обиду и разогретые событием с дедом, злорадно тычем ему дули и громко смеемся. Типа "сам ехал сюда - сам свою картошку и вози". Даже не тормозим. Едем дальше. Приезжаем в город и начинаем разгружать картошку во дворе завода. При разгрузке выясняется, что все мешки Петра приехали на самосвале, а те, которые мы отобрали у деда - не Петра. После полного опорожнения самосвала и раздачи картошки хозяевам выясняется, что эти два мешка вообще лишние. И тут меня прошибает вторая догадка: "Это действительно картошка того деда и мы его зря обидели!". Тишина. Все зло смотрят на меня. Кто-то говорит: "Нехорошо... надо вернуть деду картошку. Поехали." Мы быстро едем назад. Молчим. По дороге снова встречаем нашего Ивана. Он опять машет нам "стоп", но мы гордо проносимся мимо и это немного поднимает настроение. Подъезжаем к деду. Он уже почти выровнял колесо. Мы долго извиняемся, возвращаем картошку и быстро сматываемся. Опять встречаем Ивана. Он кричит "стоп" мы кричим "иди на **й" и через некоторое время врываемся на двор завода, куда как раз подъехал второй самосвал. Он, оказывается, поехал немного не той дорогой, заблудился и только сейчас добрался до завода. Мы, уже немного разозленные происшествием, и хозяева картошки - долгим ожиданием - быстро разгружаем второй самосвал... И тут выясняется, что двух мешков картошки не хватает... (Оцените мое внутреннее состояние реабилитации и торжества справедливости). Меня (как и всех) осеняет третья догадка "Та картошка таки была наша. Вот подлый дед!" И мы с хозяином утерянной картошки несемся назад - пока дед не успел смыться с нашей картошкой!!!! По дороге опять встречаем Ивана. Он опять кричит "стоп" мы опять кричим "иди на **й" и на всех парах подлетаем к деду. Начинаем забирать картошку. Он опять отбивается, говорит "Хлопци, вы ж сами мэни йийи (ее) виддалы". После чего получает не только под дых, но и в ухо, а его велосипед просто складывается пополам. Чтобы уже надежно... только на металлолом.
Суфийская притча
Ближайшим другом великого завоевателя Махмуда, ниспровергателя идолов, правителя Газни, был невольник Аяз. Он впервые появился при дворе как нищий раб, Махмуд же сделал его своим советником и другом. Остальные придворные испытывали ревность к Аязу и следили за каждым его шагом, чтобы при случае уличить в какой-нибудь оплошности и ввергнуть в опалу.
Однажды эти ревнивцы пришли к Махмуду и сказали:
— О сень Аллаха на земле! Знай, неустанно служа тебе, мы не спускали глаз с твоего раба Аяза и вот что заметили. Каждый день, покидая двор, Аяз уходит в крошечную комнатку, куда больше никто не вхож. Он остаётся там какое-то время и лишь затем отправляется в свои покои. Мы подозреваем, что этот его обычай указывает на тайное вероломство. Возможно даже, что он сообщается с заговорщиками, которые злоумышляют против вашего величества, посягая на вашу жизнь.
Долгое время Махмуд и слышать не желал никаких измышлений, направленных против Аяза. И всё же загадка запертой комнаты не давала ему покоя. В конце концов, он ощутил, что непременно должен узнать о ней всё.
И вот однажды, когда Аяз выходил из своей комнатки, появился Махмуд, окружённый придворными, и потребовал показать ему, что там внутри.
— Нет, — промолвил Аяз.
— Если не позволишь мне войти в комнату, всё моё доверие к тебе как к человеку надёжному и преданному исчезнет безвозвратно. Выбирай, — проронил жестокосердный завоеватель.
Аяз, заплакав, распахнул дверь. Внутри не было почти ничего. Всего-то там и было, что крючок на стене. На крючке висел изношенный плащ, весь в заплатках, посох и чаша для подаяния.
Махмуд и его свита опешили, недоумевая. Махмуд потребовал объяснений, и Аяз промолвил:
— Долгие годы я был для тебя и рабом, и другом, и советчиком. Я старался никогда не забывать, где моё начало, и для этого каждый день приходил сюда, чтобы напомнить себе о том, кто я такой. Весь я — твой, а вот это — всё, что моё: лохмотья, посох, чаша и скитания по лику земли.
Из рассылки.
[392x300]
Земекис — один из самых известных, титулованных и значимых режиссёров в истории кинематографа нашей эпохи. Автор «Назад в будущее», «Кто подставил кролика Роджера?», «Форреста Гампа» известен ещё и благодаря своему вкладу в развитие технологий — не только motion capture, ставшего своего рода визитной карточкой его фильмов, но и 3D, и спецэффектов вообще.
Настоящее голливудское кино
Роберт Земекис начал карьеру в середине 1970-х годов, окончив специальную школу при Университете Южной Калифорнии. Поступление туда далось с трудом — не помогло даже видео на одну из песен «Битлз», до сих пор остающихся кумирами режиссёра (то была, скорее всего, Golden Slumbers с альбома Abbey Road). Подобно многим выдающимся деятелям Голливуда, Земекис плохо учился в средней школе, но был очень убедительным, так что в итоге его зачислили.
Повезло Земекису и с первым местом работы — его заметил Стивен Спилберг, к тому времени уже известный режиссёр. Земекис никогда не скрывал, что хочет делать прежде всего высокотехнологичное, зрелищное, настоящее «голливудское кино», как вспоминал позже его товарищ, сценарист Боб Гейл. Сотрудничество Спилберга и Земекиса, да ещё в то время, когда крупнобюджетная фантастика только появлялась, а компьютерных технологий ещё не существовало, должно было принести свои плоды.
Случилось это далеко не сразу. Их совместный фильм «1941», ироничная сатира по мотивам войны в Тихом океане, в 1979 году получил три номинации на «Оскар» и провалился в прокате. За год до этого режиссёрский дебют Земекиса — комедию «Я хочу держать тебя за руку» (что характерно, про «Битлз» и битломанию) — ожидала печальная судьба в прокате. «Подержанные автомобили» 1980 года — ещё одна комедия, тепло встреченная критиками, но совершенно не принятая зрителями. У Земекиса никак не получалось творить именно голливудское кино: в начале 1980-х годов за ним закрепилась репутация человека, знающего толк в кинематографе, который больше нравится специалистам, нежели публике.
На вершине славы
Земекису приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы добиться успеха. Позже он часто вспоминал, что карьера стоила ему семейной жизни, хотя его первая жена, актриса Мэри Эллен Трейнор, прожила с ним двадцать лет. В начале 1980-х, когда его друзья Джордж Лукас и Стивен Спилберг были в зените славы, Роберт Земекис по сравнению с ними казался неудачником.
Всё круто переменилось всего за два года. В 1984 году вышел «Роман с камнем» — напоминающая «Индиану Джонса» приключенческая комедия, которая принесла невероятную прибыль: сборы превысили бюджет более чем в десять раз. В 1985-м — «Назад в будущее». Рукопись сценария, написанного Робертом Земекисом в соавторстве с Бобом Гейлом, отвергали сорок раз. Фильм не просто стал главным кассовым хитом сезона (сборы 381 млн долларов при бюджете в 19 млн долларов) — на нём выросло не одно поколение. Имя Роберта Земекиса навсегда вошло в историю кинематографа.
Кстати, одним из моментов, запомнившихся публике после недавней церемонии вручения «Оскаров», был начальный отрывок из этого фильма, когда ведущие Энн Хэтэуэй и Джеймс Франко отправляются с Марти Макфлаем и доком Брауном «назад в будущее». Земекис, режиссёр и сценарист трилогии, дал короткую характеристику: «Это было забавно» . Но, вспоминая работу над картиной, в интервью журналу Wired он сказал чуть больше: «То был первый раз, когда кто-то делал нечто подобное, и теперь сцена выглядит старомодно. <> На церемонии вручения «Оскаров» это было сделано безупречно» .
Как после «Назад в будущее» развивалась творческая история режиссёра, известно хорошо. Был 1988 год — «Кто подставил кролика Роджера?», первая совместная работа Земекиса с Walt Disney Company, огромный по тем временам бюджет, передовые технологии... и потрясающий успех — огромные сборы, четыре «Оскара»
Эту сказку я услышал от одного старого, ржавого болта по прозвищу Болтун. Болтун, в то время, был молодым и служил метизом на одном из червячных механизмов. Однажды после трудового дня, когда работа была закончена и наступила тишина, он случайно подслушал разговор маленького Винтика и большого Червячного Колеса:
- Уважаемое Червячное Колесо, помогите мне стать таким же большим и сильным, как Вы. Я, который год, работаю здесь обычным винтом и практически ничего не делаю. Вся моя обязанность заключается в том, чтобы удерживать простую обычную крышку, а мне так хочется быть полезным.
Червячное Колесо, очнувшись от каких то своих мыслей, отставив в сторону масленку, внимательно посмотрело на крошку, нечто похожее на улыбку скользнуло по притуплённым зубьям. Колесо, сделав добрый глоток масла, задумчиво сказало:
-Эх-хе-хе. Мне бы твои проблемы. День за днём, с восходом солнца наш хозяин включает машину, где мы, каждый на своём месте делаем свою работу. Я вращаю привод. Напряжение в моём зацеплении таково, что я чувствую, как с поверхности моих зубов выдирается металл, но я создан для этого. Как бы мне не хотелось заниматься чем то другим, вряд ли у меня будет такая возможность, пройдёт время, зубы износятся и заменят меня на новую запчасть, а затем отправят на свалку, в лучшем случае буду служить гнётом для засолки, чьей то капусты. Ты же создан совсем другим, и это тоже важно. Крышка, которую ты крепишь, закрывает смотровое отверстие в корпусе и не пропускает во внутрь пыль и грязь. Стоит тебе ослабнуть или на время расслабиться – появиться щель и мелкий песок попадёт на детали механизма. Песок очень опасен для нас, даже маленькая порция песка губительна и приводит к поломке всей машины, поэтому я бы не спешил делать выводы. Может ты и самый маленький и не заметный, но в нашем деле даже очень необходимый.
Винтик, после этих слов, важно поскрипел в своей резьбе и только туже завернулся на сотую долю оборота. Гордость за себя переполняла его крепёжную душу. Он конечно ещё не знал, что хозяин время от времени проверяет затяжку резьбы, но разве это так важно, чтобы чувствовать себя нужным.
23 марта исполняется 101 год со дня рождения режиссёра Акиры Куросавы
Акира Куросава // bunshun.co.jp
Куросава боготворил Достоевского, всегда повторяя, что в его произведениях атмосфера сгущена до предела — притом что он как никто знает всё о человеке. Интересно, что потом то же самое сказали о нём самом: один из немногих японских киноведов, который ценит Куросаву. В целом же на родине к нему почти безразличны.
Конфликт между японским миропониманием (закрытым и нам не слишком понятным) и модернистом Куросавой (универсалистом, соединившим Восток и Запад легко и играючи, чего никому до него не удавалось) продолжается.
Многие шведы своего Бергмана костерят почём зря как раз за его «излишнюю» одухотворённость. Куросаву японцы, наоборот, обвиняют в попсовости, потрафлении низким европейским вкусам и чуть ли не предательстве национальных интересов.
Между тем всё это далеко не так безобидно, как выглядит в легкомысленном пересказе: во времена оны, вконец раздавленный реакцией публики и критиков на очередной свой фильм, Куросава даже помышлял о самоубийстве. Потому что он, несмотря на свой знаменитый универсализм, на любовь к христианину Достоевскому, всегда смотрел в сторону смерти. Как и всякий уважающий себя японец.
Его старший брат Хейго покончил с собой ещё в ранней молодости, совершив двойное самоубийство вместе с подругой, хотя никаких видимых причин для такого радикального шага не было. Кстати, этот самый брат (по словам очевидцев, циник и интеллектуал) чем-то напоминал другого японского радикала ХХ века — Мисиму. Тоже всю жизнь боровшегося с влечением к смерти. (Как известно, влечение таки победило: в 70-х Мисима совершил ритуальное самоубийство, сделав харакири.) И хотя многие в Японии лишь пожали плечами, заподозрив его в позёрстве — какое, к чёрту, харакири в 70-х годах ХХ века! — для японца, по-видимому, такой уход из жизни выглядит совершенно логичным. Если европеец лечится от стремления к смерти у психоаналитика, то японец припоминает, что самураям при малейшей провинности вменялось харакири.
Учитывая, что средневековый уклад продержался в Японии аж до середины XIX века и что Куросава происходил как раз из семьи самураев (довольно знатной семьи), остаётся лишь перекреститься: ух, слава богу, что мысль взрезать себе живот, не дрогнув лицом, то и дело, по-видимому, посещавшая Куросаву, так и не осуществилась.
В результате он прожил без малого 88 лет, покинув сей мир сравнительно недавно и оставив нам пусть и не обширную, но на редкость выразительную коллекцию фильмов. Наследие, на которое будут ещё долго равняться киноманы и кинематографисты всей планеты: как уже говорилось, именно ему, и больше никакому другому японцу, удалось сплавить европейские мифы с чисто японскими, влить новое вино в старые мехи и заодно полностью обновить язык кино и способ повествования. И это при сильнейшем сопротивлении. Не благодаря, а вопреки…
Даже самые академически педантичные российские достоеведы признают за куросавским «Идиотом» невиданную «аутентичность»: никакому Бортко не приснится. Да что там Бортко: перед японским «Идиотом» пасует даже и Пырьев со своей диковатой, но весьма точной по настроению версией. Как это ни прискорбно, именно «Идиот» почему-то вызвал в Японии приступы неконтролируемой ярости. Есть даже неприличное подозрение, что хулители просто не читали первоисточник. А если к невежеству прибавить глухоту к искусству (болезнь, особенно распространённая среди критиков), то картина получится весьма неприглядная. Учитывая, что в Японии общественное мнение чрезвычайно важно, а канон и традиция иногда заменяют живое чувство, то Куросаве, ей-богу, не позавидуешь…
У нас было по-другому: например, Тарковского вечно прессинговали «сверху», но «снизу» очень даже понимали и поддерживали (интеллигенция всегда была на стороне гонимых). Куросаву же не понимала именно интеллигенция: вечный странник в
Начало истории, собственно, традиционное: мы пили. Неторопливо так потягивали дневную праздничную норму, пока слабейший духом не начал бодать стол в припадке необоримой сонливости. Остальные лихо расправились с остатками выпивки и закуски, прибрали со стола и начали устраиваться баиньки. Преждевременно уснувшего друга "наградили" тем, что вместо койки достался ему стол - очищенный от посуды, пойла и еды (ну, может, не совсем очищенный)...:) . На нем и уложили бедолагу. Остальные разошлись по комнатам, и праздник стих, как ожидалось, до утра. Но не тут-то было: среди ночи нас поднимает с постели жуткий вопль, в котором было столько ужаса, безысходности и (главное) децибелов, что сделать безмятежно спящий вид не удалось никому. Ну, пооткрывав щелки глаз и с чьей-то там матерью мы топаем на источник ночного кошмара, врубаем свет... И видим Костю нашего, который сидит в центре стола, свернувшись в клубок и явно пытаясь занять на столе как можно меньшую площадь. Цвет лица его не выглядел живым даже на фоне белоснежной (почти)скатерти. Глядя на этакого эльфа, мало кто, ясен пень, поверит, что это он минуту назад ТАК орал, что поднял пятерых пусть не мертвых, но пьяных до почти полумертвого состояния людей среди ночи. Ну и по любому, такое буйство требует объяснения, так что мы не поленились Костю подробно расспросить. А Костя, оказывается, ночью замерз (что не мудрено, его ведь брякнули как покойника на стол, а одеялом укрыть как-то и не подумали). Замерзнув, он начал постепенно осознавать себя во времени и пространстве и понял, что лежит он в абсолютной тьме на твердом холодном ПОЛУ (откуда ж ему про стол знать!). Константин пошарил по ПОЛУ рукой, чтобы переместиться где потеплее... и нащупывает ПРОВАЛ. Быстро убедившись, что провал окружает его со всех сторон и рукой до дна не достать, ночной альпинист начал понимать, что он один на этом пятачке тверди, и из всех орудий труда у него есть только вилка. Вилкой он решил пожертвовать, чтобы выяснить, как высоко он над окружающей местностью. Брошенная вниз вилка ЗАЦЕПИЛАСЬ ЗА СКАТЕРТЬ... И спустя 7 секунд Костя услышал тихий звук падения... Вот тут-то и раздался крик, который нас разбудил.
Притча от Дарьи Овсянкиной
Однажды сказала внучка бабушке:
— Бабушка, ну как ты не понимаешь? Это же настоящая любовь, с первого взгляда! Именно такая, о которой большинство людей мечтают всю жизнь, но так и не дожидаются, о которой написано сотни книг и тысячи стихов. И какая разница, что мы знакомы только несколько дней? Я же чувствую, что она настоящая. Я же жить не могу без него! Ну как ты не понимаешь, что я должна, я просто должна быть с ним. И к чёрту дом, работу, всю мою сложившуюся до него жизнь. Это настоящая любовь, подарок судьбы, понимаешь?
— Дурочка моя. Ты сейчас не поймёшь, что я скажу, и тебе это не понравится. Ты будешь спорить и доказывать. К сожалению, глупость теряется вместе с красотой и молодостью. Но запомни, внученька, любовь — это годы, прожитые вместе. Ты поймёшь это потом, если не успеешь наделать ошибок.
Притча от Сергея Шепеля
Человек пришёл в театр и сел в ожидании спектакля. Вокруг него ходили люди и что-то говорили. На него они действовали как назойливые мухи, поэтому он всячески старался не обращать на них внимания и не слушать их болтовню, с нетерпением ёрзая на своём месте. Несколько раз он попросил их не шуметь, только они не обращали внимания на его слова. Спектакль всё не начинался.
— Да сядьте же вы, наконец, и замолчите! — прикрикнул он. — Из-за вас спектакль задерживается.
Но его по-прежнему никто не слушал, а актёры как-то странно сидели рядами и с интересом следили за тем, что происходит.
Время шло, люди вокруг него продолжали ходить и говорить, а актёры продолжали неподвижно сидеть. «Что же никто не выйдет, не начнёт спектакль и не угомонит этих людей?» — думал он.
И тут раздался звонок. Актёры, сидевшие стройными рядами, дружно встали, поаплодировали и вышли. Вдруг к нему приходит озарение и он понимает, что он актёр, а не зритель, как ему казалось.
— Господи, я же всё перепутал! Вместо того чтобы играть свою роль, я, как заправский дурак, сидел, сердился, мешал коллегам, исправно игравшим свои роли, и ждал когда же начнётся спектакль, который уже давно начался.
[225x300]
21 марта 1889 года родился Александр Вертинский (1889—21.05.1957), русский эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец, кумир эстрады в первой половине XX века, один из великих «отцов» жанра авторской песни.
И как смешна нелепая игра,
Где проигрыш велик, а выигрыш ничтожен,
Когда партнёры ваши — шулера,
А выход из игры уж невозможен!
Все долгие годы эмиграции Александр Вертинский стремился вернуться в СССР. Он обращался к письмами к Войкову и Луначарскому. Однако все его патриотические настроения неизбежно разбивались о прозу жизни. История возвращения Вертинского в СССР достаточно сложна и драматична. Он несколько раз подавал прошение, но ему отказывали в выдаче визы и паспорта. В 1937 году Вертинскому разрешают вернуться, но без жены, а потом и вовсе отменяют разрешение в связи с начавшимися репрессиями. Видимо, его возвращение в 1943 году, когда война еще не кончилась, должно было символизировать сплоченность советского народа в борьбе с немецким фашизмом. Вертинский вернулся не один, а с семьей, которую нужно было обеспечивать.
Еще не закончилась война, но люди продолжали жить и уже думали о мире. Поэтому песни Вертинского оказались близки и понятны широкой публике. Он пел для раненых и сирот, колесил с концертами по всей стране, проехал и по Сибири, и Средней Азии. После войны он продолжил сниматься в кино. Приход Вертинского в кино можно, пожалуй, считать случайным. Вначале он играл в немом кино, дебютировав в 1912 году в роли ангела в фильме “Чем люди живы”. На его счету будет более десятка ролей. Среди них чаще отмечают те, что сыграны в фильмах 1916 года, – таинственного бродяги Анатоля Северака в картине “Король без венца” и антиквара в картине “От рабства к воле”.
В России в пятидесятые годы использовали его характерную внешность и, по мнению кинематографистов, врожденный аристократизм, что Вертинский с блеском продемонстрировал в роли князя в известном фильме 1954 года “Анна на шее”. Практически нереализованным остался талант Вертинского как чтеца. Он знал множество стихов наизусть, цитировал всегда много и к месту, любил играть с близкими ему людьми в своеобразную игру – “Откуда это”. В эмиграции Вертинский не нажил состояния, поэтому в 55 лет пришлось начинать все сначала, давать по 24 концерта в месяц, ездить по всему Советскому Союзу, где не всегда создавались необходимые условия для выступлений. Вместе с новыми темами в его песнях звучали и старые мотивы – экзотика, тоска по прежней жизни, жажда новых ощущений. Но все равно Вертинский чувствовал себя свободным, потому что был востребован. Он работал до последнего дня жизни и умер на гастролях, неожиданно, очевидно от сердечной слабости.
По материалам сайта rovs.atropos.spb.ru.
То, что я должен сказать
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Закидали их елками, замесили их грязью
И пошли по домам — под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью,
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.
И никто не додумался просто стать на колени
[392x300]
Зачем человеку волшебные очки, если у него есть душа?
Александр Зельдович и Владимир Сорокин // Игорь Мухин
С режиссёром и сценаристом Александром Зельдовичем о радиации, идиотах, картах, очках и гипертекстуальности поговорила Нелли Муминова.
— Вас не удивляет, что два русских фильма, представленных на Берлинале: «Мишень» и «В субботу» Александра Миндадзе, так или иначе затрагивают тему радиации. Прошлогодний призёр Берлинале фильм Алексея Попогребского «Как я провёл этим летом», если помните, тоже. Почему главных русских режиссёров волнует эта тема?
— Не знаю, даже не думал об этом; возможно, у нас повышенное чувство катастрофы и мы что-то такое улавливаем...
Мы, русские, весь ХХ век находились под непрекращающимся воздействием радиации. Мы результат колоссальной мутации. Мы честно выполнили свою задачу, дошли до самого конца эксперимента и заглянули в пропасть, чтобы выяснить, что там зияет абсолютная пустота... Мы заплатили за открывшуюся нам истину глубоким разочарованием. Европейская левая интеллигенция считает, что мы предали их идеалы, разрушили великую идею...
Мы реально монстры, потому что никто по-настоящему не знает или не хочет знать правду. Люди на Западе по-прежнему защищают свои иллюзии, отстаивая законное право на идиотизм. Мы их шокируем своими высказываниями, откровениями. Мы заняли место пугала в комфортном мире идиотов.
Ларс фон Триер — один из немногих европейцев, имеющих чувство реальности. Человека порабощает банковская система, нищета и страх, предлагая в обмен на свободу сытость. Мир находится в состоянии глубокого идеологического кризиса, а эксперимент продолжается.
— В «Мишени» несколько раз появляется виртуальная карта России.
В «Москве» тоже есть эпизод с картой. Карта обозначает границы метафизической или физической границы радиоактивной зоны?
— Может быть... Для радиации границ нет, даже метафизических. Радиация здесь скорее метафора.
Зона поражения — ядерная пустыня в нашем сознании. Мы опустошены, и нам нужно заново создать собственную карту, проложить новые пути, начертить новые знаки, установить дорожные указатели...
— Фильм «Москва» был снят по мотивам произведений Антона Чехова, «Мишень» — Льва Толстого. Вы назвали «Мишень» кинороманом. Какой роман Толстого вы имели в виду, «Войну и мир»?
— Моё кино — это гипертекст. Ну где у нас в финале романа под поезд бросаются? В «Анне Карениной», конечно.
Территория русской классической словесности — единственная реальность, матрица коллективного бессознательного.
Исключительно в русском языке и в русской литературе я чувствую себя дома. Русская литература даже больше, чем реальность, потому что в ней наше прошлое, настоящее и будущее. Надо просто внимательно читать русский текст.
— Александр, по первому образованию вы психолог, работали в психиатрической клинике. Как врач могли бы поставить диагноз нашему обществу?
— Посттравматический синдром, я думаю. Апатия как способ адаптации, как проявление протеста. Депрессия, отчуждение, разобщение, невротическая тревожность. Следствие травмы — социальная пассивность и повышенная агрессивность. Проблема в
[392x300]
18 марта исполняется 137 лет со дня рождения выдающегося русского философа Николая Бердяева
Наследие Бердяева обширно, но с какой бы стороны его ни рассматривали, очевидно, что едва ли не главное место в нём занимает тема творчества. «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» — быть может, самая сокровенная книга философа. Речь в ней идёт о переходе к новой религиозной эпохе, эпохе Третьего завета, когда человек раскроется как творец.
Поразительно, но Бердяев основывал свою теорию на том, что в первых двух заветах — Ветхом и Новом — о творчестве нет ни слова. Это, мол, великое умолчание, смысл которого нужно раскрыть. Возьмём и мы на себя смелость раскрыть смысл одного великого умолчания самого философа: в «Смысле творчества…» нет ни слова о скуке — чувстве, с которым до интимности близко знаком всякий творец (не исключая, видимо, и того, что на небе).
Несколько слов о философии скуки
Народ разучился скучать — в этом вся проблема.
Нет, конечно, все умеют клеймить что-либо скучным и делать кислую мину. Но слышать скуку, не говоря уже о том, чтобы слушать её и пытаться как-то разобрать это «парки бабье лепетанье, жизни мышью беготню» — тут не только умельцев мало, но и желающих почти никого нет. Почему?
Обращаться с подобным вопросом не имеет смысла ни к обывателям (у них есть как минимум телевизор, лучшее лекарство от скуки), ни к философам — что гораздо печальнее. Кажется, только норвежец Ларс Свендсен рискнул выступить в 1999 году (по-русски она появилась в 2003-м) с тоненькой книжицей «Философия скуки», где скука трактуется, прежде всего, как неотчуждаемое свойство самого бытия, как форма времени, а не только настроение или состояние души. Отмечая нехватку исследований в данной области (вполне ожидаемую), автор не извиняется и не оправдывается, напротив, он говорит прямо, что «если скука не может сегодня рассматриваться как вполне серьёзная тема, это повод призадуматься над судьбой самой философии». Похоже, он прав. Во всяком случае, после его «эссе», несопоставимого по объёму с трудами иных мыслителей, эти труды очень трудно воспринимать иначе, как только под знаком скуки — есть там о ней хоть словечко или нет.
Поэтому наш сугубо любительский (хотя бы потому, что юбилейный) разговор о философии Николая Бердяева и начался со скуки. Её тотальное отсутствие как проблемы поражает у мыслителя такого масштаба. Оно поражает тем более сильно, что Бердяев никогда не считал себя академическим философом, скептически относился к «научности» и называл философию не наукой, а особым искусством — искусством познания. Искусству же проблема скуки очень хорошо известна, в особенности романтическому, которое, по большому счёту, и открыло скуку. До этого были разве что апатия, усталость от жизни или тоска, но только не этот специфический шум чистого времени, ставящий под вопрос самое дорогое для нас теперешних — возможность персонального смысла. Бердяев — несомненный романтик, но о скуке он умолчал. Всегда гордившийся своим аристократизмом, он умолчал об этом более чем аристократическом чувстве (плебей — не скучает, он убивает время). Ярый противник «мира его» с давящей материальностью, он не заметил, что скука в первую очередь и доказывает примат духа над материей (ибо никакая материя во всей своей силе и славе не в силах её заглушить). Искатель смысла во всём — и прежде всего в творчестве — философ ничего не сказал о связи скуки с творчеством и тем более с поиском смысла.
Так в чём же дело? И вообще, не лучше ли все наши вопросы отмести как анахронические, дескать, нечего судить философа начала ХХ века с позиций начала века XXI (хотя, строго говоря, у нас нет никаких других оснований для суждения, ибо прошлое — увы, прошло). Допустим, проблематика скуки не была актуальна для того времени. Но если судить по количеству работ на эту тему, она не слишком актуальна и сегодня. Это во-первых. А во-вторых,
[206x]Сергей Пчелинцев Государственная опека
Вы бедны? Значит, дети вам не положены…
В дзержинское отделение движения «В защиту детства» обратилась Шохина Евгения Евгеньевна. После осмотра её квартиры сотрудники отделения по делам несовершеннолетних пришли к выводу, что дети Шохиной живут в «очевидной бедности», и забрали их в больницу. Матери в этот момент дома не было и дети находились под присмотром её гражданского мужа. Подробнее
Люди иногда жалуются на скуку и при этом не знают к чему приложить свои недюженные силы, вот один из способов решения этой проблемы предложил американец Ларри Уолтерс. Он может и чудак, но действительно: "Ну нельзя же все время сидеть без дела". (A man cannot just sit around). Сложно с этим не согласиться. Рассказ из интернета.
В 1982 году Ларри Уолтерс из Лос-Анджелеса решил осуществить давнюю мечту - полететь, но не на самолете. Он изобрел собственный способ путешествовать по воздуху. Уолтерс привязал к удобному креслу сорок пять метеорологических шаров, наполненных гелием, каждый из которых имел метр в диаметре. Он уселся в кресло, взяв запас бутербродов, пиво и духовое ружье.
По сигналу, его друзья отвязали веревку, удерживавшую кресло. Ларри Уолтерс собирался плавно подняться всего на тридцать метров, однако кресло, как из пушки, взлетело на пять километров. Соседи обсуждают. Звонить ли 911? Зачем? Человек улетел. Летать не запрещено. Закон не нарушен. Насилия не было. Америка - свободная страна. Хочешь летать - и лети к чертовой матери.
...Часа через четыре диспетчер ближнего аэропорта слышит доклад пилота с заходящего лайнера: - Да, кстати, парни, вы в курсе, что у вас тут в посадочном эшелоне какой-то му**к летает на садовом стуле? - Что-что? - переспрашивает диспетчер, галлюцинируя от переутомления. - Летает, говорю. Вцепился в свой стул. Все-таки аэропорт, я и подумал, мало ли что... - Командир, - поддает металла диспетчер, - у вас проблемы? - У меня? Никаких, все нормально. - Вы не хотите передать управление второму пилоту? - Зачем? - изумляется командир. - Вас не понял. - Борт 1419, повторите доклад диспетчеру! - Я сказал, что у вас в посадочном эшелоне му**к летает на садовом стуле. Мне не мешает. Но ветер, знаете... Диспетчер врубает громкую трансляцию. У старшего смены квадратные глаза. В начало полосы с воем мчатся пожарные и скорая помощь. Полоса очищена, движение приостановлено: экстренная ситуация. Лайнер садится в штатном режиме. По трапу взбегают фэбээровец и психиатр.
Доклад со следующего борта: - Да какого еще хрена тут у вас козел на воздушных шариках путь загораживает!., вы вообще за воздухом следите? В диспетчерской тихая паника. Неизвестный психотропный газ над аэропортом. - Спокойно, кэптен. А кроме вас, его кто-нибудь видит? - Мне что, бросить штурвал и идти в салон опрашивать пассажиров, кто из них ослеп? - Почему вы считаете, что они могут ослепнуть? Какие еще симптомы расстройств вы можете назвать? - Земля, я ничего не считаю, я просто сказал, что эта гадская птица на веревочках работает воздушным заградителем. А расстройством я могу назвать работу с вашим аэропортом. Диспетчер трясет головой и выливает на нее стакан воды и, перепутав руки, чашечку кофе: он утерял самоконтроль.
Третий самолет: - Да, и хочу поделиться с вами тем наблюдением, джентльмены, что удивительно нелепо и одиноко выглядит на этой высоте человек без самолета. - Вы в каком смысле??!! - О. И в прямом, и в философском... и в аэродинамическом. В диспетчерской пахнет крутым первоапрельским розыгрышем, но календарь дату не подтверждает. Четвертый борт леденяще вежлив: - Земля, докладываю, что только что какой-то парень чуть не влез ко мне в левый двигатель, создав угрозу аварийной ситуации. Не хочу засорять эфир при посадке. По завершении полета обязан составить письменный доклад. Диспетчер смотрит в воздушное пространство взглядом Горгоны Медузы, убивающей все, что движется.
Притча от Константина Ушинского
Однажды Солнце и сердитый северный Ветер затеяли спор о том, кто из них сильнее. Долго спорили они и наконец решились померяться силами над путешественником, который в это самое время ехал верхом по большой дороге.
— Посмотри, — сказал Ветер, — как я налечу на него: мигом сорву с него плащ.
Сказал — и начал дуть, что было мочи. Но чем более старался Ветер, тем крепче закутывался путешественник в свой плащ: он ворчал на непогоду, но ехал всё дальше и дальше. Ветер сердился, свирепел, осыпал бедного путника дождём и снегом; проклиная Ветер, путешественник надел свой плащ в рукава и подвязался поясом. Тут уж Ветер и сам убедился, что ему плаща не сдёрнуть.
Солнце, видя бессилие своего соперника, улыбнулось, выглянуло из-за облаков, обогрело, осушило землю, а вместе с тем и бедного полузамёрзшего путешественника. Почувствовав теплоту солнечных лучей, он приободрился, благословил Солнце, сам снял свой плащ, свернул его и привязал к седлу.
— Видишь ли, — сказало тогда кроткое Солнце сердитому Ветру, — лаской и добротой можно сделать гораздо более, чем гневом.
Притча от Константина Ушинского
Однажды Солнце и сердитый северный Ветер затеяли спор о том, кто из них сильнее. Долго спорили они и наконец решились померяться силами над путешественником, который в это самое время ехал верхом по большой дороге.
— Посмотри, — сказал Ветер, — как я налечу на него: мигом сорву с него плащ.
Сказал — и начал дуть, что было мочи. Но чем более старался Ветер, тем крепче закутывался путешественник в свой плащ: он ворчал на непогоду, но ехал всё дальше и дальше. Ветер сердился, свирепел, осыпал бедного путника дождём и снегом; проклиная Ветер, путешественник надел свой плащ в рукава и подвязался поясом. Тут уж Ветер и сам убедился, что ему плаща не сдёрнуть.
Солнце, видя бессилие своего соперника, улыбнулось, выглянуло из-за облаков, обогрело, осушило землю, а вместе с тем и бедного полузамёрзшего путешественника. Почувствовав теплоту солнечных лучей, он приободрился, благословил Солнце, сам снял свой плащ, свернул его и привязал к седлу.
— Видишь ли, — сказало тогда кроткое Солнце сердитому Ветру, — лаской и добротой можно сделать гораздо более, чем гневом.