Рождественский ангел

— Подайте, Христа — ради, милостыньку! Милостыньку, Христа — ради!..
Никто не слышал этих жалобных слов, никто не обращал внимания на слезы, звучавшие в словах бедно-одетой женщины, одиноко стоявшей на углу большой и оживленной городской улицы.
— Подайте милостыньку!..
Прохожие торопливо шагали мимо ее, с шумом неслись экипажи по снежной дороге. Кругом слышался смех, оживленный говор...
Читать далее

Cказочка про ёжиков
Морнэле

Жили-были ёжики, синие и красные.
Синие – счастливые, красные – несчастные.
Жили в летнем домике, запасали ягоды.
Рисовали красками хижины и пагоды.
Вот такие ёжики, странные и грустные.
Прятали вкуснятину в листики капустные.
Синие – довольные, красные – ворчливые.
Вроде бы – несчастные, вроде бы – счастливые.
Кто их знает, с этими странными манерами!
Ёжикам положено быть, как пепел, серыми.
Рисовать, конечно же, вовсе не положено.
Ёжики поёжились – скучно в мире съёженном.
Жили-были ёжики, красные и синие.
Красные – печальные, синие – красивые.
Синие, как сумерки. Красные, как вишенки.
Золотые звездочки по туману вышиты.

Не замечали редкие прохожие —
По небу синему летели ёжики.
Летели ёжики по небу синие,
Из всех парящих — самые красивые.

Летели ёжики по небу синему
Такие стильные, такие сильные!
Но были ёжики как небо — синие,
А потому с земли совсем невидимы.

Когда быв ёжики летели красные,
Мы небо синее смотрели чаще бы,
В ладоши хлопали полёту страстному
И вместе с ёжиками были счастливы.

Когда бы ёжики летели красные,
Вот было б здорово, вот стало классно бы!
Но только ёжики летели синие.
Куда — неведомо. Совсем невидимы.
© Анджей Землянский, 2007

Девочка со спичками

Нас Рождество собирает в семейный круг.
А за окном, как положено, белый пух.
А за столом, как положено, чтенье вслух.
А под столом кость грызет наш лохматый друг.
Андерсен, Андерсен, Андерсен, Ан-дер-сен!
Эти слова уложились в забытый вальс.
Девочка мерзнет.
Сейчас замерзнет совсем.
Вам никогда не казалось, что это про вас?
Плачет малыш.
Если б я оказался там,
Я б исхитрился и как-нибудь ей помог.
Звездочка тонким лучом протянулась к нам.
Маленькой серной спички горит огонек.
Андерсен, Андерсен, Андерсен, Ан-дер-сен!
Пальцем одним наиграем забытый вальс.
Если вы даже одни среди стылых стен,
Кто-то с высоких небес пожалеет вас.

Хаткина Наталья

Рождественское
Черный Саша

В яслях спал на свежем сене
Тихий крошечный Христос.
Месяц, вынырнув из тени,
Гладил лен его волос…
Бык дохнул в лицо младенца
И, соломою шурша,
На упругое коленце
Засмотрелся, чуть дыша,
Воробьи сквозь жерди крыши
К яслям хлынули гурьбой,
А бычок, прижавшись к нише,
Одеяльце мял губой.
Пес, прокравшись к теплой ножке,
Полизал ее тайком.
Всех уютней было кошке
В яслях греть дитя бочком…
Присмиревший белый козлик
На чело Его дышал,
Только глупый серый ослик
Всех беспомощно толкал.
«Посмотреть бы на ребенка
Хоть минуточку и мне!»
И заплакал звонко-звонко
В предрассветной тишине…
А Христос, раскрывши глазки,
Вдруг раздвинул круг зверей
И с улыбкой, полной ласки,
Прошептал: «Смотри скорей!..»
<1920>

А на елке резвятся игрушки

А на елке резвятся игрушки
А на елке резвятся игрушки:
Кони, гномики, шишки, шары,
Где-то спрятались в ветках хлопушки,
И искрятся дожди мишуры.

Ветер зимний, холодный проказник,
К нашим окнам снежинками льнет -
Тоже хочет, наверно, на праздник -
Но его в дом никто не зовет.

…Яркой сказкой промчатся недели
Под лучами рождественских звезд,
И уйдет, растворяясь в метели,
Добрый дедушки - старый Мороз.

Автор неизвестен

Юлия Насветова Кукла рождественской девочки

Вечерело. Короткий зимний день быстро подходил к концу. Несмотря на то, что был всего пятый час вечера, в окнах домов и магазинов торопливо зажигали огни. Нынешний декабрь был особенно ненастный и холодный: шел снег, смешанный с дождем, и дул сильный холодный и резкий ветер, отчего день казался еще темнее и печальнее. Но это обстоятельство нисколько не мешало какому-то особенно веселому оживленному движению в этот ненастный вечер на улицах города К. Если принять во внимание, что дело происходило за три дня до Рождества, то удивляться такой суете было совсем нечего.
Читать далее

В эту ночь Земля была в волнении

В эту ночь Земля была в волнении:
Блеск большой, диковинной звезды
Ослепил вдруг горы и селенья,
Города, пустыни и сады.

А в пустыне наблюдали львицы,
Как, дарами дивными полны,
Двигались бесшумно колесницы,
Важно шли верблюды и слоны.

И в челе большого каравана,
Устремивши взоры в небосклон,
Три волхва в затейливых тюрбанах
Ехали к кому-то на поклон.

А в пещере, где всю ночь не гасли
Факелы, мигая и чадя,
Там ягнята увидали в яслях
Спящее прекрасное Дитя.

В эту ночь вся тварь была в волнении,
Пели птицы в полуночной мгле,
Возвещая всем благоволенье,
Наступленье мира на земле.
Хомяков А.С.

Ангел, Чёрт и Младенец
Александр Уралов (Хуснуллин)

Маленький Чёрт и Маленький Ангел сидели на краю Вечности и болтали ногами. Чёрт немного стеснялся своих кривых копытец. Он косился на розовые ножки Ангела и машинально чесал лохматую голову, где зудели только что пробившиеся рожки.
- А ты тоже видел Младенца? - спросил Маленький Ангел, увлечённо разглядывая золотые искорки, плавно опускавшиеся в необозримое Ничто от его крохотных пяток.
- Дедушка сказал, что нам не положено... - неохотно сказал Чёрт и вздохнул.
Читать далее

Рождественская ночь
Ольга Гузова

Снег ложится белый-белый
на пригорки и дома;
искрой-инеем оделась
старорусская зима.

Неподвижность синей речки…
И не надо ничего-
на расписанном крылечке
притаилось Рождество.

Колыбельку покачает
и отгонит тучи прочь…
Все сомненья развенчает
та Рождественская ночь.

capsolo

Весна шагает по миру, искрится тонко, льет с крыш капель, как будто живую воду. Зимой на улице я подобрал котенка, облезлого, блохастого, чуть живого. Принес домой, отмыл, откормил, отчистил, отдал корзинку мамину, сделал мышку.
Глаза его - прозрачные, словно листья, и он меня так слушает, будто слышит.
Ну, стали жить. Работа, погода, гости, зима неспешно шла ледяной стеною. Котенка гладил и корм ему сыпал горстью, но только стало что-то не то со мною. Ночами будто слышу, как кто-то ходит, хотя котенок спит у меня под боком. Встаю проверить - скрежет в водопроводе, пустые комнаты. Гадостно. Одиноко. Со стен глядят родные живые лица, и я вот жив, а эти уже - на стенах. Ночами, если долго совсем не спится, такой дурной соблазн перерезать вены, но я возвращаюсь к постели. Постель мурлычет. На кухне опять шаги, будто снова мама. Котенок просыпается, носом тычет в ладонь, когтится, словно играет гамму.
Потом - все удивительнее и страньше: мне кто-то в почтовый ящик бросает письма, а в них - не про налоги, как было раньше, а про траву и даже, считай, про листья. Мне книги шепчут, шепчет вода в стакане, кошачий взгляд безмолвен, но все понятно. Драконьим глазом кажется каждый камень, а песня труб безудержно пахнет мятой. Шаги на кухне весело не смолкают, однажды я засек за сервантом фею.
Мой кот лежит и, кажется, не моргает. Еще - я больше, кажется, не старею.
И вот весна приходит однажды утром, и брызжет солнце ласковыми лучами. Проснуться, да с улыбкой, совсем нетрудно. На кухне пахнет свежими калачами. Готовлю кофе, слушаю мур негромкий, смотрю на пляску клеток на одеяле. На чашке свет играет, скользит по кромке.
И в дверь стучат.
С чего бы - не удивляет.

capsolo
Что надо делать, когда умирать пора,
Чем бы заняться в несущийся мимо год?..

Дженни вчера услышала снег в горах.
Снег ей сказал, что скоро она умрет.
Дженни прислушалась - это поет река, Дженни смотрела - о том говорят цветы. Год, только год - котенок в ее руках, куцый огрызок дороги до темноты. Кажется, долго и весело - целый год, можно так много сразу всего успеть!
Дженни, не видя тропки, домой идет,
И вместе с нею к дому шагает смерть.

Дженни сидит и думает: как же так? Ей ведь не сто и даже не пятьдесят. Ей так хотелось жить, завести кота, к морю поехать теплому, встретить взгляд. Дженни видала горы, снега и льды, и амариллисов тонкий весенний цвет. Ей бы однажды дотронуться до звезды. Ей бы однажды в мире оставить след.
Падают слезы на светлый льняной подол, пальцы сцепились и руки слегка дрожат.
К вечеру Дженни думает: "Да, не сто", - сумку берет и выходит в свой старый сад.

Читать далее

capsolo

...А вот, бывает, ищешь ответ-вопрос,
А он - вот тут, сидит и урчит внутри.
Еще у кошек бывает холодный нос
И много лап - с четыре по двадцать три.

Еще, бывает, в шкафчиках ни шиша
И в холодильник глянешь - там мышь висит,
А кошка - это такая, в шерсти, душа,
Которая неспособна на суицид.

И смотришь в глаза большие, и видишь день,
И много звездочек, и тонкий хрип струны.
Еще, бывает, булькает на плите,
А кошка спит под диваном и видит сны.

И если ночью заснешь, обнимая жизнь, -
Она, тарахтя, раскинется на тебе -
Так к черту философские витражи:
Ведь все, что надо, ты получил с небес.

Мои звери
capsolo

Мой деревянный слоник живет на полке,
Плюшевый ежик - на тумбочке у кровати,
Где он и пыжит свои шерстяные иголки.
Место на кресле - для тряпочной кошки Кати,
Рядом с ней спит медвежонок Топтыгин (драный,
Я его подобрала на какой-то помойке.
Долго стирала, немного зашила раны).
Тигр Афанасий живет, натурально, в койке.
Есть еще Мышь нестерпимого синего цвета,
Толстый щенок по кличке Лохматые Уши.
Все эти звери мои не боятся света
И под ладони толкают бока из плюша.

Если мне холодно, бросил любовник, сволочь,
Или работа встала так, что не сдвинешь,
И ПМС затянулся совсем надолго,
Кажется, мир - это склеп, а все люди - свиньи,
Я прихожу домой, закрываю двери,
Свет зажигаю и в комнатах, и на кухне.
В этот момент ко мне и приходят звери:
Чуют, что что-то неладно, звериным нюхом.

Вместе сидим на кровати, обнявшись крепко.
Кошка Катрина лижет сырые щеки,
Тигр Афанасий вздыхает, а ежик Репка
В пледе шуршит, чтоб мне не было одиноко.
Толстый щенок, ко мне прижимаясь попой,
Всем своим плюшем как будто ворчит: не надо!
Ты не одна. Ты не будешь одна. Не пробуй.
Лучше давай выпьем чаю, и с шоколадом.

Я выключаю свет и включаю город
В окнах, мигающий разными голосами.
Если приходит боль, темнота и холод,
Я не боюсь. Звери меня спасают.

Ночью приснится рай и бессменный сторож:
Там у него есть чайник и мягкий заяц.

Наставления принцессам
capsolo

Не влюбляйтесь в горного тролля. У него замшелая кожа,
Сердце - камень, и руки - камень, вас раздавит и не заметит.
Не влюбляйтесь в светлого эльфа: этот вас не раздавит, может,
Но зато он рассеян, ветрен и не любит бывать в ответе.
Не влюбляйтесь в единорога. Конь как конь, да еще рогатый.
И в лесного царя не нужно: на уме лишь грибы и корни.
Не влюбляйтесь в вампира. Этот кровь всю выпьет. Оно вам надо?
Это в книжках оно красиво, в жизни - благодарим покорно.
Не влюбляйтесь в ангела: глупо. Им до нас никакого дела,
Ангел любит всех понемногу, уж такая его натура.
Не влюбляйтесь в дракона. Чтобы ваше сердце рвалось и пело,
То дракон - наихудший выбор. Он считает, все бабы - дуры.
Не влюбляйтесь в прекрасных принцев. Почему, говорить не буду,
Сами знаете, как бывает. Принцев вовсе на свете нету.
Если вам захотелось сказки, жизни, счастья, полета, чуда,
Не влюбляйтесь в феникса, в гнома, в сфинкса, в демона, в интернете...

На закуску - самое злое. Красным шрифтом, учить под вечер,
Повторять по утрам и ночью, стиснув сердце в кулак до боли.
Не влюбляйтесь и в человека. Этот вас заберет навечно.
Впрочем, если уже влюбились...
То уж лучше в горного тролля.

capsolo

Вот полнолунье снова на дворе.
Вампиры в подворотнях возрыдали.
Светила мертвым светом в феврале
Огромная труба теплоцентрали.
А на вершине, там, где белый дым
В ночное небо слепо извергался,
Стоял вампир, предчувствием томим,
Стоял и громко, матерно ругался.
Вампир - мертвец, и все ж таки ему
Так холодно давно уж не бывало.
Март на носу, сосулька на носу,
В гробу готишном нету покрывала...
Он прижимался к тепленькой трубе
И на луну смотрел тоскливым взглядом.
Луна висела посреди небес
И ни фига не грела, как и надо.
Вампир стоял, брала его тоска,
От холода совсем он был зеленый.
И мат его валился свысока
На переулки спящего района.

capsolo
Маленький отважный крокодил
Заблудился как-то днем в лесу.
По тропинкам он ходил, ходил,
Встретил он и зайца, и лису,
Мимо прокатился Колобок,
А за ним прошел, пыхтя, медведь...
Крокодил стоял среди дорог,
Думал. Начинало вечереть.

Так бывает с нами иногда:
Заплутали, словно невзначай.
Вот уже и первая звезда
Весело глядит из-за плеча.
Темнота крадется из болот,
Сеть еловых веток все черней...
Крокодилу страшно, он идет
И идет вперед среди теней.

Сказка эта длинной может стать,
Мы ее немножко сократим:
Не умеет крокодил летать,
Только филин повстречался с ним.
Филин посмотрел, куда свернуть,
Сразу крокодилу рассказал.
Правда ведь, что легче будет путь,
Если есть еще одни глаза?..

В общем, как обычно все пошло:
Дружба, помощь, звезды и тропа.
От друзей тебе всегда тепло,
Звезды в небе не дают пропасть.
Знает каждый, кто умеет жить:
Потерялся - так не плачь, иди,
Как идет домой в ночной тиши
Маленький отважный крокодил.

Capsolo "Пригоршня волшебства"

Если бы я не умел создавать чудес, я бы, наверное, скоро бродягой стал; но - вот к избушке бегают через лес - сто восемнадцать троп, двадцать три моста, скалы высокие, елки везде торчат, только гостей моих не остановить: каждое утро приходят, стоят, молчат, ждут. И в глазах тоска и клочок любви.
Дело такое: в волшебной моей печи можно за раз испечь миллион чудес; каждый, кто под окном у меня молчит, знает, что он не зря бежал через лес. Знает, что не напрасен был волчий вой, мертвые тропы, лиственный звездопад. Он не с пустыми руками уйдет домой. Он будет счастлив, весел, свободен, рад.
Вот я, открыв заслонку в моей печи, противень с чудесами несу на свет. Каждый, кто у порога сейчас молчит, трогает пальцем, чтобы забрать себе, - и, улыбаясь так, что сияет день, нежно берет в ладони смешной комок. Чудо трепещет, тычет ему везде. Новый счастливец быстро идет домой.
Так повторяется долго и день за днем. Люди приходят и снова уходят прочь, печка вздыхает, смеется мой старый дом, я понимаю, что многим могу помочь. Только ночами тускло и нелегко, нету покоя даже в глубоком сне. Дело не в том, что я живу далеко. Дело все в том, что печка не дарит мне.
Этому, с волосами, как мед и пыль, этой, с глазами яркими, как ручей; детям и взрослым, кто не сошел с тропы, тем, кто найдет мой дом даже в темноте. Печка пыхтит, выпекая им чудеса, я же дарю их радостно и легко - перья для крыльев, зернышки на весах, свежее волшебное молоко. Ночью лежу и думаю - вот бы раз пекарю чудо печка преподнесла!
Печка таращит в сумрак бездонный глаз, теплый огонь на поленьях ленив и слаб.

Ночью однажды я понимаю: да, я не могу так больше, устал, сгорел; чуда из печки не будет мне никогда. Значит, пора уйти по ручьям к заре. Значит, бродягой быть, а не жить в глуши, пусть мне дороги стелются и поют. Может, однажды я в ледяной тиши тоже найду избушку, где раздают...
Горько смеюсь, собираю котомку, жду. Ночь, непомерно жаркая, словно юг, кажет в окошко утреннюю звезду.
Я выхожу на порог.
И стою, стою...

Все мы стоим - я и те, кто ходил ко мне, я не могу понять, сколько их пришло. Но - в предрассветных сумерках, как в огне, мягко струится палевое тепло: каждый в ладонях держит цветной комок - кто-то поменьше, кто-то большой совсем. Это не те чудеса, что я дать им смог. Это они придумали. Сами. Все.

Молча подходят, молча - в лодчонках рук теплое копошится, искрит слегка.
Я осторожно, нежно его беру.
Первое чудо смеется в моих руках.

Однажды в Детский дом пришла чета,
Чтоб выбрать для себя сынка иль дочку.
Мальчишку одного увидев там,
К себе домой взять пожелали очень.
Оставшись с мальчиком наедине,
С улыбкой милою ему сказали:
— Ты — славный! И подходишь нам вполне:
Тебя к себе бы с радостью мы взяли.

А он, глазёнки опустив молчал.
— Ну, чтож ты ничего не отвечаешь?
Смотри: тебе мы дарим самосвал.
А вот — конфеты, если ты желаешь.
«Спасибо!» — вежливо звучал ответ.
— Но здесь игрушек много, очень много.
А что у вас ещё для деток есть?
И голос мальчика в надежде дрогнул.

С женой переглянувшись, муж сказал:
-Ну, дом у нас и дача, и машина.
И мальчугану посмотрев в глаза,
Добавил тихо — Нету только сына.
Скажи, чего бы ты ещё хотел?
Тебе мы купим, если только сможем.
А мальчик с грустью в сторону смотрел,
Желаньем несбывающимся гложим.

Слеза с его реснички сорвалась.
Муж и жена в смущении молчали,
Своей неосторожностью боясь
Мальчишку ещё больше опечалить.
-Мне ничего не нужно. Ничего!
Хочу я только, чтоб меня любили.
… И стало стыдно взрослым от того,
Что о любви они совсем забыли.

Понятны стали слёзы и печаль
Души мальчишьей, одинокой в боли:
О, как же по любви он тосковал
В своей сиротской, безысходной доле!
А что ему предложили они?
Игрушки, сладости, своё богатство.
Живущему без ласки и родни,
Нужна была любовь лишь мамы с папой.

Поднялся мальчуган: «Ну, я пошёл»
И сделал шаг по напрвленью к двери.
А муж с женой, согласные душой,
К себе его прижали: «Милый, верь нам:
Тебя мы любим! Ты не уходи!
Будь нашим мальчиком, сынком любимым».
И тихо плакал мальчик на груди
У мамы с папой, слыша своё имя

Автор неизвестен

Завтрак с Богом

Малыш хотел увидеть Бога.
И хоть туда, где Бог живёт,
Довольно длинная дорога,
Он стал готовиться в поход.
Печенье, кексы, банки с соком
Сложил в походный рюкзачок.
И в путь пустился ненароком,
Надев спортивный пиджачок.
Идёт по парковой аллейке.
Вокруг покой и тишина.
И лишь под вязом, на скамейке,
Седая женщина. Одна.
Он подошел, уселся рядом
И вынул сок из рюкзака.
Но был смущен соседки взглядом —
В нём были горечь и тоска.

Он предложил ей кекс лимонный.
Она с улыбкой приняла.
Застыл малыш заворожено —
Улыбка ангельской была.
Затем он поделился соком
И снова — ангельский привет.
Душа наполнилась восторгом-
Ну и улыбка — нежный свет!

Они до вечера сидели,
Ни слова не произнося,
Лишь улыбались. Кексы ели.
Летела радость в небеса.
Тихонько начало смеркаться,
Идти уже пора домой.
И на прощание объятья
Открыл он женщине чужой.
И снова засветилась радость
В её распахнутых глазах.
А чистоты небесной святость
Соединила их сердца.

Едва явившись, на пороге,
Он маме рассказал секрет:
-Я завтракал сегодня с Богом.
Её улыбки краше нет!
С душой, обласканной участьем,
И женщина домой пришла.
Сын изумился — сколько счастья
В глазах искрилось и тепла.
-Я в парке завтракала с Богом,
Меня Он кексом угощал,
Неслось восторженно с порога,-
И знаешь, Он совсем не стар!

Зинаида Полякова