Грош мне цена, и грош цену я ставлю тебе
Вряд ли тебя сейчас сильно это заденет.
Шаг от любви до бессильной злобы моей,
Злобы от боли - боль от разбитых коленей.
Сколько мне падать бывало на острые камни:
Конь мой, красуясь, вставал подо мной на дыбы.
Слезы текли, но я снова в седло возвращалась -
Кровь мою с брега смывали потоки воды.
Как ни старалась объездить коня вороного,
Вырвался буйный из плена в родные луга.
Мне он оставил разбитые оземь ладони,
И темный ветер холодного декабря.
И у меня в груди поселился ветер.
А у меня из глаз потекла река.
Я ненавижу и презираю холод
Тот, из котрого собрана суть твоя.
Я ненавижу блеск темных глаз и гривы
За слабовольность праздную и себя.
Я ненавижу ветвь этой гибкой ивы
И тишину, что висит в голове, звеня.
Я поднимаюсь на ноги и шагаю.
Соль щиплет раны на лице и руках.
Делаю шага три и тихонько таю,
Делаю шаг - и водой пропала в камнях.
Давай умрем вдвоем?
Возьмемся за руки,
Коснемся губ друг друга чувственно,
Представим, что под нами водопад
И что мы выплывем в новое русло.
Давай забьем вдвоем.
Не будем завтракать,
Не будем говорить, меняться взглядами,
Не будем грызться, лгать и чуять запахи.
На: "Вы встречаетесь?" ответим: "Надо ли?"
Давай уйдем вдвоем?
Уйдем куда-нибудь.
Уедем далеко, на все гроши свои.
И будем ночевать в мотелях заспанных,
И будем жить в бреду, не знать, что впереди.
Давай умрем вдвоем?
Мне очень хочется.
Далекий ты такой, а я холодная.
Далекий ты и свой, а я бездомная.
На завтра в ночь луна самая полная.
Я без тебя никто.
У меня будет ма-а-а-аленький домик.
Под ноутбук маленький столик,
Под романы - книжная полка
И цветистых тетрадок стопку.
Детская в теплых красках.
Дочка, верящая в сказки.
Теплый холм за окном зеленый,
А за ним - бирюзовое море.
P.S. кажется, ничего бессмысленней я еще не писала.
Без тебя этот город теряет свою прелесть.
Вместо стихов выходит одна только ересь,
Вместо тепла ветер лезет нахально под юбку.
Кто-то звонит и молчит. Тихо дышит в трубку.
Я улыбаюсь. Опять устало и пусто.
Такая я только дома и там, где мне грустно.
Сегодня мне снова сказали, что я индвидум.
Что я уникальна. Что лучшая. Что красива,
Умна и открыта. А я улыбаюсь глухо.
Вообще у людей совсем нет природного нюха.
Они не заметят отчаяние в глазницах,
Они не заметят. Они видят то, что снится.
Заметят рыданье в улыбке только родные,
А те, кто под них подписался, винят в уныньи.
Те, кто под них подписался, винят во злобе.
За то, что мне лень им доказывать аксиомы.
Как будто свои мозги им включить так трудно.
Душа у меня, как подвал - тихий и безлюдный.
Я чувствую, серых глаз яркий цвет осенний
Увижу нескоро. Пусть тянется нудно время,
Пусть будут ругаться и называть меня вредной.
Олька, нет тебя - нет четвертинки Вселенной.
Я хочу быть с тобой единой, дышать в ухо
Хочу быть твоей шеей и твоими руками
Я хочу быть для глаз твоих небом,
Для мыслей - цунами.
Я хочу будить тебя утром
Забираясь чутко под кожу
И любить тебя каждой клеткой
Так сильно, как только можно.
Я хочу отражаться в ямках
На щеках. И чуть-чуть на запястьях.
Я хочу в глубине тебя
Осторожно хранить твое счастье.
Целовать легонько в глаза
И кусать узоры ключицы.
Я хочу быть с тобой-в тебе.
Так хочу, что мне это снится.
Сидим совсем рядом -
Сантиметров 10 между тобой и мной.
Мне хочется плакать. Мы едем домой.
Сверлишь кого-то недобрым взглядом,
Что-то презрительно-злобно
Бормочешь себе под нос.
Я отвернулась. Смотрю в окно.
Вот мимо бежит голодный пес,
Дома проплывают мимо, люди
Спешат куда-то. Тихо
Улыбнусь через силу, мол
"Все здесь залил своим ядом".
А ты все молчишь. Я отвернулась.
Смотрю в окно. Считаю машины.
Ты не увидишь моих слез.
Не увидишь меня слабой.
Наша любовь постарела на век.
Словно нам уже эдак по семьдесят лет
И мы дико друг друга достали.
Словно наши родители нас расписали
А мы эти чувства в глаза не видали.
Просто попали.
Хорошая партия.
Добрый расчет.
К черту счет.
По-моему, ты просто завел другую
И теперь превращаешь мою жизнь в кошмар
Чтобы я сама от тебя ушла.
Чтоб не тратить нервы впустую.
Чтобы совесть дальше спала.
Ты любишь, когда мне хреново, правда?
Надеюсь, ты счастлив.
И я совсем-совсем тебя не понимаю.
Под ливнем, сияя во мраке
Мерцал уходящий полк.
- Ветер - это волчонок!
- На мой взгляд, скорее волк.
Солдата подбили. Солдаты
Гибнут один за другим.
- Они уснули?
- Конечно. Ведь поздно - и мы почти спим.
Ветер смеется и воет
Глядя со стороны.
Ветер - злобный волчище;
Тихий дьявол из тьмы.
Ветер треплет игриво
Кровавый рукав мертвеца.
Кусает ему ладони
Смеется ему в глаза.
Декабрь - повестка от смерти.
"Пора собирать урожай".
- Мама, а папа вернется?
- Папу забрал Декабрь.
И вот я, словно влюбленная,
Шагаю крылато по темным улицам города.
Не бегу, так как нет уже детской легкости.
Но и ползти - ни малейшей возможности.
Иду и мечтаю о самом синем зонтике.
Как цвет у самого темного горного озера.
Танцую ночью на черных блестящих улицах -
Вдруг замирая в нелепых мечтательных позах.
Меня зовут просто Север.
Я - с ангельскими глазами.
Мне так говорили
Жена
И когда-то
Мама.
И я люблю быстро бегать
Как наши дети любили.
Сейчас их шкурки
Лежат под слоем пыли
Но когда-то мы были семьей.
Мы их кормили
А они всегда ходили за нами хвостом.
Вчетвером.
Мою жену звали Солнцем
Она была огненно-рыжей
Ее прабабка выросла
Под человеческой крышей
Но сама Солнце выросла в стае.
И все кругом говорили
"Эта бестия все на лету хватает".
Она и правда была на редкость умна.
И красива.
А глаза ее были
Как чернозем.
Только бездонны.
Представьте, что смотрите в окна
Вселенной
Так вот, вы смотрели в ее глаза.
Черный их цвет вообще крайне редок для волка.
У нас были дети. Рыжие с белизной.
Малышку белее снега назвали Кристиной.
Хорошо, что дочь уродилась в отца.
Значит, будет счастливой.
А сынишка в мать.
Рыжий и беспокойный.
Один глаз мой - голубой.
Другой - черный, мамин. Бездонный.
Назвали Огонь.
Последие двое были у нас
Инь и Янь. Безымянные.
Мы не успели их назвать.
Они угодили в капканы
Едва научившись ходить и бежать.
Кристину поймали в руки.
Огня застрелили. Солнце тоже.
Меня бросили умирать.
Да вот только я не умер.
Хотя хотел.
Двое моих детей - в магазинах чучел.
Смотрят на мир пустыми от боли глазами
Две ощетинившиеся пустые фигуры.
Из Кристины сделали коврик для ног,
Из Огня - полноценную шкуру.
А голову Солнца повесили
В особняке. В гостиной.
И жгучая сталь блестящих глаз
Подернута пыльной периной.
Я не люблю/не хочу путешествовать. Я не хочу жить в России
И умереть в Казахстане.
Я не хочу, чтобы мой ребенок был слаб морально.
Я не представляю, какой должа быть долгая счастливая жизнь, если тебе ничего в ней неинтересно.
Жить в большом доме с собаками, детьми и мужем - до самой старости?
Кому-то для счастья этого достаточно.
А мне уже страшно, словно я уже прожила всю эту жизнь до самых седин.
Я ничего не могу понять. Как мне быть. Кем мне быть. Кто я такая.
Я не хочу выйти замуж за своего мальчика, хоть и влюблена в него очень.
Я не хочу вон то платье от Кутюр.
Я лишена фантазий и мечт, которыми владют мои одноклассницы.
Я волнуюсь что не представляю, с каким мужчиной мне спать, чтобы дочь выросла красивой.
Я не понимаю как мне жить.
Словно мне не 16, а 27, и я дожна сказать себе: выбирай, пути назад уже не будет - седые волосы в густой шевелюре не дадут тебе в этом сомневаться.
Словно мне нужно прямо сейчас решить, как мне жить.
Но все равно.
Я уже теряю интерес к жизни. Уже теряю.
А ведь мне всего лишь шестнадцать.
Доктор, сделайте что-нибудь со мной.
- Слушай, ты больше меня не любишь?
"Конечно люблю, родная.
Просто завидую тебе злобно
И ненавижу тайно.
Просто я вижу во всем подставу,
Вижу твою насмешку."
- Конечно люблю, о чем тут думать.
"Чувствую себя пешкой."
- Чем сейчас занята? - пишет мальчик.
"Плачу я, плачу, плачу!"
- Письмо подружке пишу. Про вечер.
- Понятно. Что же, бывает.
- Дяденька, чем-нибудь можно укрыться?
- Здесь одеял не дарят.
- А в пригоршню в речке набрать водицы?
- Нельзя. Это против правил.
- Дяденька, почему я здесь?
- Мать не умела думать.
- Дяденька, кто это страшный вон там?
- Были когда-то люди.
- Дяденька, можно тихонько петь?
- Петь здесь нельзя, и точка.
- А плакать? Плакать хоть можно здесь?
- Плакать? Плакать здесь можно.
- Дяденька, почему мамы нет?
- Ей нет пути назад.
- Дяденька, где я вообще сейчас?
- Видишь табличку?..
- "Ад".
Сожми мне сильнее ладошку, Пьер.
С тобой мне не очень страшно.
Пока я с тобой стою на краю
Высокой каменной башни.
Раскинулся мир у нас в ногах
И хмурится мрачно небо.
Шепни мне тихонько на ушко, Пьер,
В каких морях ты еще не был.
В каких небесах не видал луны,
Какой страны птиц не кормил?
Каких женщин ты не любил еще, Пьер,
Каких чудес не творил?
Ты слышишь оркестр в голове?
Не нервничай. Соберись.
В последний раз поцелуй меня, Пьер,
И от земли оторвись.
За нами идут - печатный шаг
Солдат не спутать ни с чем.
Слова мои не забудь в пути;
Забудь про слово "зачем".
Представь, будто мы не рискуем совсем.
И перестань дрожать.
Они уже здесь... ну что же, Пьер
Давай учиться летать.
Ты можешь сколько угодно кукситься и выкаблучиваться.
Сколько ты будешь этим заниматься, столько я и буду изображать из себя дуру-подружку, нечуткую и легко соглашающуюся уйти от твоих проблем. Я не собираюсь нозить и что-то вытягивать, пока ты там упиваешься своей горечью и отшельничеством.
Можешь плакаться вместо меня кому угодно. Это еще одна тема для глубокой упоительной депрессии - "вот, моя лучшая подруга так отдалилась от меня, я ей больше не нужна, но теперь и у меня есть другой друг... О, заменит ли он ее мне? А правильно ли я поступаю? Наверное я низкий и подлый человек..."
Да-да, давай страдать, давай пострадаем вместе.
"О, моя подруга не хочет рассказывтаь мне о своих несчастьях, она не доверяет мне!"
"О, нет, я не расскажу ей, она уже не поймет меня..."
Пожалуйста. Жалуйся ему. Я не ревную. И в этой фразе нет ни капли иронии или сарказма. Честное слово. Я не ревную. Пусть он будет твоим лучшим другом. Пусть твои новые друзья будут чем-то твоим личным, хорошо, я не буду знакомиться с ними. Но зачем так демонстративно тыкать меня в это носом, как нашкодившего щенка? Я этого не люблю, знаешь ли. Хочешь держаться от меня дальше - держись. Я не буду лезть. Давай-ка разберем последние полеты и после этого сколько угодно можешь оставаться непонятой всем миром и пригретой добрым новым другом. Я его тоже люблю, он хороший.
Но только ты не странная.
Актриса.
Мы все очень любим. Любим!
Смеемся. Плачем.
Скучаем. Бьемся.
В стекла. В двери. В стены.
Дарим, бросаем.
Уходим под звуки марша.
И вальса. Сбиваем
Пыль с подушек. Каемся
О грехах.
Молимся за грехи.
За любовь.
За секс.
За боль.
За жизнь.
Молимся. Молимся!
Каемся.
Мы все очень любим.
Любим!
Это не похоже ни на куротный роман, ни на интрижку на стороне, нет, ничего. Я не люблю этих смешных светских определений - я думаю, многие из нас не любят их. Они не подходят рокерам и тем, кто слушает рок, они не для таких, как мы...
...Но только я буду стараться как можно дольше помнить этот сизый дым, струящийся сквозь его пальцы, и холодный белый свет, в котором отображен был его темный профиль - он был так красив в эту минуту. Он вообще красив. Просто многие вроде меня, дураки, не сразу могут это заметить...
И я жалею о том, что не открылась тебе - а если бы открылась, то жалела бы, что не утаила желание.
Я очень надеюсь на встречу - еще, когда-нибудь.
И я не такая плохая. Честное слово.
Бегаю утром.
Бойфренд настроен снисходительно, мама - скептически. Отец уважает. Подруга поддерживает. Бабушка рвет на себе волосы.
Отстаиваю право на двухразовое питание.
Отстаиваю право на неглаженую одежду и неубранные косы.
Выслушиваю бесконечные истории про "одну девочку".
Отстаиваю право на откровенные наряды.
На яркую помаду.
Закрываю чемодан на замок перед уходом, а ключи прячу в потайной карман куртки.
Право на неприкосновенность.