[255x320]
«Разыскивается Иисус Христос. Обвиняется в краже, совращение несовершеннолетних, богохульстве, осквернение церкви, оскорблении власти, неподчинении закону, протесту против правительства, в дружбе со шлюхами и преступниками…»
Толпа в зале стала вести себя невыносимо. Я мог разглядеть лица. Я был ослеплен сильными прожекторами, которые все были направлены на меня. Двадцать тысяч человек превратили зрительный зал Берлина в черную дыру.
Зачем меня перебил этот идиот? Я уже совсем вышел из себя. Прошлой ночью я не спал и был около 14 часов непрерывно на ногах. Бесконечные интервью для телевидения, радио и газет. Кроме того в перерывах я выпил бутылку крепкого коньяка и с самого утра выкурил порядка восьмидесяти сигарет. И теперь я стою на этой сцене как на эшафоте.
«Иди сюда, если у тебя есть, что сказать», - кричу я во мглу. – «В противном случае сядь на свое место и заткнись!»
Что он хотел? Было ли это важно? Здесь нет ничего важнее того, что я хотел сказать. Я пришел рассказать самую волнующую историю человечества: жизнь Иисуса Христа.
Не того Христа, который изображен на ужасных цветных гравюрах. Не о Иисусе с желтой, больной кожей , которого порочное человечество сделало величайшей шлюхой всех времен. Эту тушу, которую они носят на крестах. Я говорю не о богоугодной болтовне и сопливых церковных песнопения. Не о Христе, к которому со страхом и гнилостным поцелуем маленькие девочки приходят к причастию, полные похотливых мыслей, а потом они умирают от страха и стыда, когда ходят в туалет.
Я говорю о ЧЕЛОВЕКЕ: возмутителем спокойствия, который говорит, кем мы должны быть постоянно, сейчас! Я говорю об авантюристе, храбрейшим, самым свободным и современнейшим современнейший из всех людей, который пожертвовал своей жизнью, чтобы другие люди стали живыми. Я говорю о человеке, которым каким мы все хотели бы быть. Ты и я.
Этот негодяй, который прервал меня, между тем взошел на сцену. Я протянул ему микрофон, хотя я не понимал, что он хотел.
« Христос был святым…», - завыла эта собака. – «Он не водился со шлюхами и преступниками… Он не был таким жестоким, как Кински…»
Что же ты называешь жестокостью, ты болтун? Да, во мне есть жестокость, но нет негатива. Когда тигр разрывает своего укротителя на куски, тогда говорят, что тигр жесток, и его пристреливает пулей в голову. Моя жестокость – это жестокость природы. Творение жестоко. Жизнь жестока. Рождение один из самых жестоких процессов. Шторм, землетрясение полное жестокости проявление природы. Моя жестокость – это жестокость жизни. Нет такой жестокости в природе, как жестокость государства, которое отправляют ваших детей на скотобойню, которое отупляет ваши мозги и выворачивают ваши души!
Я вырвал микрофон из рук этого дебила, так как он не хотел его отдавать. иначе он не отдал бы мне микрофон и не исчез с глаз долой. Остальные толпились в Дойчехолле. Как только кто-то из толпы к ним приближался, они сбрасывали его с лестницы. Другие провокаторы, которые пришли, чтобы затеять драку, смешались. С первыми ударами кулаков, многочисленный отряд полиции рассыпался по всему залу и встал стеной, чтобы предотрватить драку в зале. Полицейские всегда бесполезны, Резиновые дубинки отбиваются руками , а удары приходятся на лица.
Ну да, думаю я. Так и было 2 000 лет назад.
Я метнул микрофон вместо со штативом, так что он потянул за собой весь длинный кабель, который висел над сценой с потолка. Потом я зашел за кулисы и стал смотреть, что будет дальше, в то время как штатив раскачивался высоко над головами зрителей, как пустая трапеция в цирке.
Везде мельтешение фотографов. Окружают видеокамеры. Репортеры, которые задают бессмысленные вопросы. Все, что вызывает у меня отвращение. Я ору на этих стервятников, которые невзирая ни на что окружили меня. Я не обращаю на них внимания. Они крались за мной попятам.
Зрители собрались за сценой и стали целовать и обнимать меня. Люди, которых я на тысячах представлениях от всего порочного сердца водил за нос. Минхой висела у меня на шее и рыдала. Она беспокоилась за меня. Они не имела обо мне ни малейшего представления. Народ заклинал меня вернуться на подмостки и продолжать. Да! Я продолжу. Но только в том случае, когда хулиганы замолкнут, ударят себя по морде, и прежде всего будут держать рот на замке. Этот сброд еще гаже чем фарисеи. Они дали Иисусу высказаться, прежде чем они распяли его.
Время шло. Зрители сидели еще в зале. Никто не хочет идти домой. Все ждут, что я выйду.
Полночь. Медленно наступает тишина. Ни кашля. Никто не покашливает. Сейчас всеобъемлющий покой.
Многие встали со своих мест и собрались на свободном месте перед сценой. Некоторые сели на пол. Вудсток.
Я спрыгнул со сцены и встал среди них. Мое изнеможение пропало. Я не чувствую больше своего тела. Я четко их вижу
Читать далее...