Ты – творенья венец! Восхищаясь Творцом,

Не пугайся страстей, сжавших сердце кольцом!

Для гостей Своих режет Хозяин баранов,

Что ж ты сыт на пиру Его лишь варенцом?

Джалаладдин Руми

Смеркается. Казнен. С Голгофы отвалив,
спускается толпа, виясь среди олив,
подобно медленному змию;
и матери глядят, как под гору, в туман
увещевающий уводит Иоанн
седую, страшную Марию.

Уложит спать ее и сам приляжет он,
и будет до утра подслушивать сквозь сон
ее рыданья и томленье.
Что, если у нее остался бы Христос
и плотничал, и пел? Что, если этих слез
не стоит наше искупленье?

Воскреснет Божий Сын, сияньем окружен;
у гроба, в третий день, виденье встретит жен,
вотще купивших ароматы;
светящуюся плоть ощупает Фома;
от веянья чудес земля сойдет с ума,
и будут многие распяты.

Мария, что тебе до бреда рыбарей!
Неосязаемо над горестью твоей
дни проплывают, и ни в третий,
ни в сотый, никогда не вспрянет он на зов,
твой смуглый первенец, лепивший воробьев
на солнцепеке, в Назарете.

(с) Набоков

[604x208]

[323x500]
Отсюда

Какое то обострение у виртуалов. Толстые намеки что "она" мать одиночка, что дети от рук отбились т.д.... Впрочем, патронов жалко! Жид-медведь, одолжи биту!

Человек,
Укрощающий молнии,
Каждое утро смотрящий буре в глаза,
Очень скверно играет на скрипке.

Человек,
Который под пыткой
Улыбался зло и презрительно,
Улыбается нежно ребенку.

Человек,
Рубающий уголь,
На пластах крутого падения,
Любит пить жигулевское пиво.

Человек,
Для спасения многих
Дважды себя заражавший холерой,
Рассказывает анекдоты.

Человечек,
Который скверно играет на скрипке,
Улыбается нежно ребенку,
Любит пить жигулевское пиво
И рассказывать анекдоты,
Размышляет:
Как я похож
На укротителя молний,
На того, кто молчал под пыткой,
На шахтера и микробиолога.
Впрочем, я даже больше их —
Я собрал в себе их черты и приметы.

(с) Евгений Долматовский

[500x375]

Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свёрнутый, запечатлённый свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжёт огнём, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!

Мы для тебя влечем ярём железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!

(с) Брюсов

Всю ночь с друзьями истинными рад Луною наслаждаться я вольно.

От давящих незрелый виноград ушёл я к пьющим зрелое вино.

Покинул я мертвящей тьмы людей и вырвался в сияние луны,

Найдя покой в созвездии друзей, от эго пробудившихся давно.

Джалаладдин Руми

[236x325]
Больше года вожусь с оформлением участка земли как наследства... Непреодолимое желание устроить самосожжение какого-нибудь столоначальника.

[405x500]
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей.
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть,-
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

... в них живут и умирают.

И если есть предел времен,
То зыбкий их объем
Меж нами так распределен,
Чтоб каждый при своем.
Я так и вижу этот жест,
Синклит на два десятка мест,
Свечу, графин, парчу, -
Среду вручают, точно крест:
По силам, по плечу.

Нас разбросали по Земле -
Опять же неспроста, -
И мы расселись по шкале,
Заняв свои места.
Грешно роптать, в конце концов:
Когда бы душный век отцов
Достался мне в удел,
Никто бы в груде мертвецов
Меня не разглядел.

Кто был бы я средь этих морд?
Удача, коли бард...
Безумства толп, движенье орд,
Мерцанье алебард -
Я так же там непредставим,
Как в адской бездне херувим,
Как спящий на посту,
Иль как любавичский Рувим,
Молящийся Христу.

А мне достался дряхлый век -
Пробел, болото, взвесь,
Седое небо, мокрый снег,
И я уместен здесь:
Не лютня, но и не свисток,
Не милосерден, не жесток,
Не молод и не стар -
Сверчок, что знает свой шесток,
Но все же не комар.

...Ах, если есть предел времен,
Последний, тайный час, -
То век грядущий припасен
Для тех, кто лучше нас.
Наш хлеб трудней, словарь скудней,
Они нежны для наших дней,
Они уместней там,
Где стаи легких времирей
Порхают по кустам.

Там нет ни ночи, ни зимы,
Ни внешнего врага.
Цветут зеленые холмы
И вешние луга.
Страдают разве что поэт
Да старец, после сотни лет
Бросающий курить;
Там, может быть, и смерти нет -
Не все же ей царить!

...Но нет предела временам
И радости - уму.
Не век подлаживался к нам,
А мы, увы, к нему.
В иные-прочие года,
Когда косматая орда
Имела все права, -
Я был бы тише, чем вода,
И ниже, чем трава.

Я потому и стал таков -
Признать не премину, -
Что на скрещении веков
Почуял слабину,
Не стал при жизни умирать,
И начал кое-что марать,
И выражаться вслух,
И отказался выбирать
Из равномерзких двух.

И запретил себе побег
И уклоненье вбок, -
А как я понял, что за век, -
Об этом знает Бог.

И не мечтал ли в восемь лет
Понять любой из нас,
Откуда ведает брегет,
Который нынче час?

(с) Дмитрий Быков

Владимирский палит контору )))

Садо-мазо и фантастика

Вот интересно, знают ли читатели, сколько представителей нашего фэндома имеют отношение, хотя бы опосредованное, к BDSM? Только я знаю четверых (и не пытайте, фамилий не назову!). Правда, писатели только двое, но и с остальными многие из нас водку пили. А сколько их весего?.. Короче, между двумя этими тусовками тесная связь... :-)))

Отсюда

По правилам корриды трусливому
быку вместо обычных — розовых — в
знак презрения всаживают черные бандерильи.

Цвет боевого торо —
траур, с рожденья приросший.
Путь боевого торо —
арена, а после весы.
Если ты к смерти от шпаги
приговорен природой,
помни — быку не по чину
хитрая трусость лисы.
Выхода нету, дружище.
Надо погибнуть прилично.
Надо погибнуть отлично
на устрашенье врагам.
Ведь все равно после боя
кто-то поставит привычно
краткую надпись мелом:
«Столько-то килограмм».
Туша идет в килограммах.
Меряют в граммах смелость.
Туша идет на мясо.
Смелость идет на рожон.
Глупо быть смелым, если
это ума незрелость.
Глупо быть трусом, если
ты все равно окружен.
Что ты юлишь на арене?
Ты же большой бычище.
Что ты притворно хромаешь?
Ноги еще крепки.
Эй, симулянт неуклюжий...
Были тебя почище —
всех в результате вздели
в лавке мясной на крюки.
Кинься космато навстречу
алчущей банде — или
скользкие бандерильеро
на утешенье толпе
черные бандерильи,
черные бандерильи
факелами позора
всадят в загривок тебе.
В чем же твой выигрыш, дурень?
В жалкой игре с подлецами?!
Тот, кто боится боя,
тот для корриды негож.
Тощие шлюхи-коровы
нежными бубенцами
сманят тебя с арены,
ну а потом — под нож.
Раз все равно прикончат,
пусть уж прикончат, потея.
Пусть попыхтят, потанцуют
балеруны мясников.
Будь настоящим торо.
Не опустись до паденья
этой толпы, состоящей
сплошь из трусливых быков.
Много ли граммов отваги
миру они подарили?
И задевают за стены,
шторы и косяки
черные бандерильи,
черные бандерильи,
будто в дрожащие шкуры,
всаженные в пиджаки.

(с) Евгений Евтушенко

[показать]

[показать]

[показать]

Отсюда

[375x500]
Отсюда

[400x549]
Отсюда

Шагал я пешком
И крался ползком,
Нащупывая носом путь.
А встретился лес,
На дерево влез –
Вокруг с высоты взглянуть.

Свой собственный след
За несколько лет
Я вмиг оттоль разглядел!
И понял каких,
Беспутен и лих,
Успел накрутить петель!

А что впереди?
Неисповедим
Всевышний разум богов!
Под солнцем искрясь,
Гора вознеслась
В короне белых снегов!

И понял : вот
С каких бы высот
Земной увидеть предел!
Я ногти срывал
Валился со скал.
Я сам, как снег поседел.

Но все же достиг!
Взобрался на пик.
Открылся такой простор!..
Вблизи и вдали
Все страны земли
Нашел любопытный взор.

Куда же теперь?..
И снова я вверх
Гляжу мечтой уязвлен.
Там синь высока.
И в ней облака.
И солнца сизый огонь.

Там правды престол…
Но божий орел
Пронесся рядом со мной:
«Мой друг, не тянись
В запретную высь,
Коль нету крыл за спиной!

Не многим из Вас
Та тропка далась,
Тебе они не чета
Мой друг, ты и так
Душой не бедняк.
О большем – и не мечтай!..»

Я спорить не стал.
Я попросту встал,
Не жалуясь и не кляня,
И прыгнул вперед…
Паденье? Полет?
Пусть небо судит меня.

(с) Мария Семёнова

За любые наслажденья не отдам Твои терзанья!

И за двух миров владенья – этих локонов касанья!

Обещал, топорща перья, в жертву принести себя!

Но пожертвовал теперь я много больше обещанья!

Джалаладдин Руми