Раньше паюсной икрою мы намазывали булки.
Слоем толстым маслянистым приникала к ним икра.
Без икры не обходилось пикника или прогулки.
Пили мы за осетрину -- за подругу осетра.

Николаевская белка, царская красноголовка,
Наша знатная казенка -- что сравниться может с ней,
С монополькой русской хлебной?!.. выливалась в горло ловко...
К ней икра была закуской лучше всех и всех вкусней!

А в серебряной бумаге, мартовская, из Ростова,
Лакированным рулетом чаровавшая наш глаз?!..
Разве позабыть возможно ту, что чрезиться готова,
Ту, что наш язык ласкала, ту, что льнула, как атлас!

Как бывало не озябнешь, как бывало не устанешь,
Как бывало не встоскуешь -- лишь в столовую войдешь:
На графин кристальной водки, на икру в фарфоре взглянешь,
Сразу весь повеселеешь, потеплеешь, отдохнешь!..

(с) Игорь Северянин
"Икра и водка"

О, весна без конца и без краю -
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!

Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха - позорного нет!

Принимаю бессоные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!

Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!

И встречаю тебя у порога -
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах...

Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита...
Никогда не откроешь ты плечи...
Но над нами - хмельная мечта!

И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель - я знаю -
Все равно: принимаю тебя!

(с) Блок

Умолкли рыдания бури кипучей,
Клокочущей бездны волна улеглась;
Опять выплывает луна из-за тучи,
Над гладью морской тишина разлилась.

В борьбе непрестанной с мятежною страстью
Опять побежден ненасытный недуг,
И с новою силой, и с новою властью
Воспрянет опять торжествующий дух!

К.Р.

[показать]

[показать]

Отсюда

Я не умел глаза отвесть от луком согнутой брови,

Щитом души закрылся весь, но стрелы взоров все в крови!

Хоть каждая Её стрела, щит пробивая, рвала сердце,

Молил, когда Она ушла, продлить мгновение любви!

Джалаладдин Руми

История древнего рода

Ваше имя Ваш фамильный герб [показать] И ваш девиз Memento mori — помни о смерти

все гадания на aeterna.ru

[показать]

[показать]

[показать]

Отсюда

Дин-дон...
Каждый звонок
- предсмертный стон,
каждый гудок
- сигнал похорон...
Зловещий тон-тон
выведет срок.
Пустит на сок,
тебя пустит на сок
Президент Дювалье, Папа Док.

Он галстук свой правит,
а пальцы - пинцеты
в странной оправе,
в тухлые головы пальцы продеты,
перстни мерцают,
как мертвая рота.
Тени летают;
в Гаити суббота,
сегодня суббота!

Стон-стон...
Марево, смог -
ты думаешь сон ?
Нет, курит свой рог,
черный патрон -
сигару, и ром
хлещет, как сок,
как яблочный сок
Папа Док.

О, крест, о, юбилей!
Никто не виноват...
Барабаны все злей.
Злее сам ад.
Каждый без ранга,
кагда, как икота,
заклятьям Бизанго
вторит суббота,
сегодня суббота!

Звяк-звяк...
Кровь, а не сок.
Пальцев костяк
мотает кусок:
каждый клочек,
ноготок -
впрок,
любой волосок.
Наш папа - маг.
Звяк...
Всех под замок,
в волшебный горшок
посадит наш Папа Док.

Сегодня в Гаити,
в субботу в Гаити
правит Папа Док.

Отсюда

Слушать этот музыкальный файл

Кто бы к нам с чем ни пришел, мы на него все одно положим!

Ты - мокко.

[показать] После тебя остается сладость и шоколадное послевкусие. Вообще, ты - странное смешение сладости и горечи. Что-то - внешнее, что-то - внутреннее. Тебя любят не все, но даже те, кто любит - любят за разное. sir_archet

Пройти тест

"Кофе"

[показать]

[показать]

[показать]

Отсюда

[показать]

[показать]

[показать]

Отсюда

[показать]

Странный сон увидел я сегодня:
Снилось мне, что я сверкал на небе,
Но что жизнь, чудовищная сводня,
Выкинула мне недобрый жребий.

Превращен внезапно в ягуара,
Я сгорал от бешеных желаний,
В сердце - пламя грозного пожара,
В мускулах - безумье содроганий.

И к людскому крался я жилищу
По пустому сумрачному полю
Добывать полуночную пищу,
Богом мне назначенную долю.

Но нежданно в темном перелеске
Я увидел нежный образ девы
И запомнил яркие подвески,
Поступь лани, взоры королевы.

"Призрак Счастья, Белая Невеста"...
Думал я, дрожащий и смущенный,
А она промолвила: "Ни с места!"
И смотрела тихо и влюбленно.

Я молчал, ее покорный кличу,
Я лежал, ее окован знаком,
И достался, как шакал, в добычу
Набежавшим яростным собакам.

А она прошла за перелеском
Тихими и легкими шагами,
Лунный луч кружился по подвескам,
Звезды говорили с жемчугами.

(с) Гумилев

Полночь сошла, непроглядная темень,
Только река от луны блестит,
А за рекой неизвестное племя,
Зажигая костры, шумит.

Завтра мы встретимся и узнаем,
Кому быть властителем этих мест;
Им помогает черный камень,
Нам - золотой нательный крест.

Вновь обхожу я бугры и ямы,
Здесь будут вещи, мулы - тут.
В этой унылой стране Сидамо
Даже деревья не растут.

Весело думать: если мы одолеем,-
Многих уже одолели мы,-
Снова дорога желтым змеем
Будет вести с холмов на холмы.

Если же завтра волны Уэбы
В рев свой возьмут мой предсмертный вздох,
Мертвый, увижу, как в бледном небе
С огненным черный борется бог.

(с) Гумилев

На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фелуки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий,
Поклоняются страшным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.

Я была женой могучего вождя,
Дочерью властительного Чада,
Я одна во время зимнего дождя
Совершала таинство обряда.
Говорили - на сто миль вокруг
Женщин не было меня светлее,
Я браслетов не снимала с рук.
И янтарь всегда висел на шее.

Белый воин был так строен,
Губы красны, взор спокоен,
Он был истинным вождем;
И открылась в сердце дверца,
А когда нам шепчет сердце,
Мы не боремся, не ждем.
Он сказал мне, что едва ли
И во Франции видали
Обольстительней меня
И как только день растает,
Для двоих он оседлает
Берберийского коня.

Муж мой гнался с верным луком,
Пробегал лесные чащи,
Перепрыгивал овраги,
Плыл по сумрачным озерам
И достался смертным мукам;
Видел только день палящий
Труп свирепого бродяги,
Труп покрытого позором.

А на быстром и сильном верблюде,
Утопая в ласкающей груде
Шкур звериных и шелковых тканей,
Уносилась я птицей на север,
Я ломала мой редкостный веер,
Упиваясь восторгом заранее.
Раздвигала я гибкие складки
У моей разноцветной палатки
И, смеясь, наклоняясь в оконце,
Я смотрела, как прыгает солнце
В голубых глазах европейца.

А теперь, как мертвая смоковница,
У которой листья облетели,
Я ненужно-скучная любовница,
Словно вещь, я брошена в Марселе.
Чтоб питаться жалкими отбросами,
Чтоб жить, вечернею порою
Я пляшу пред пьяными матросами,
И они, смеясь, владеют мною.
Робкий ум мой обессилен бедами,
Взор мой с каждым часом угасает...
Умереть? Но там, в полях неведомых,
Там мой муж, он ждет и не прощает.

(с) Гумилев