Август 2010.
Выехали в 10-м часу, погода необыкновенная – сухая, облачная и ветреная. Традиционные остановки по ходу нашего пути: на муравьином холме в Кулисськом Бору, на Дымной Горе, у заброшенного погоста. На Хотимской дороге – десанты собирателей ягод. Местами на дороге вывален песок с крупными камнями – грейдер будет утрамбовывать все это в проезжую часть. В Горке хотели набрать воды из колесного колодца – тот, похоже, заброшен: цепь ржавая, а вода глубоко внизу не производит впечатления свежей, по всей видимости, зацвела. Воды набрали из колонки. На окраине деревни деревянный дом с мраморной мемориальной доской: место гибели красного командира в 41-м. Из дома выглянула женщина, улыбнулась: «Почитайте». Почитали и сфотографировали. Дальше – совхозные угодья – скошенные полосы, заросли борщевика и навозные лужи. Асфальт местами разбит, но все же наши лабики уверенно пылят вперед. Добираемся до неширокого ручья: его берега под дорогой укреплены плитами, все выровнено, а кустарник и лес вырублены. Впереди начинаются совхозные поля по обе стороны дороги. Доезжаем до предположительного урочища, где до войны стояла деревня. Густая поросль борщевика вдоль дороги. Сворачиваем в поле – пейзаж необыкновенный! Травостой невысокий, совхоз выкашивает, местами доходит до колена. Замечательное поле для разведки. Еще подъезжая, заметили людей в полях по другую сторону дороги. Конкуренты? Пашка пошел полюбопытствовать: к дороге выходят пожилой мужик с мотороллером и, видимо, его супруга. Это они пробирались из неблизкого леса, на мотороллере – короб в рюкзаке. Понятно, что за черникой ходили. Мужичок настолько вымотался, что тут же свалился плашмя и тяжко задышал. Паха с ними поздоровался, но им было не до него. Ладно, что не конкуренты оказались. Пока Паха устраивал лагерь, я уже прозванивал поле. Слева от дороги – огромнейшие валуны, видимо, свезенные с полей, чуть дальше – заросли кустов, куда Пашка отправился за дровами. Он достаточно быстро устраивает костровище и даже находит гладкий, будто обтесанный, гранитный валун – чем не столешница? Дует южный ветер, солнце часто скрывается за линзами легких облаков, зноя не чувствуешь. Мне пока попадаются лишь стреляные немецкие гильзы, странным образом деформированные. Ухожу далеко в поле на горбы у леса, где видны рощицы деревьев. Обнаруживаю, что одна из рощиц – маленькое кладбище в несколько могилок, да при том нахожу там чьи-то старые ямки. Возвышенность пуста, деревни там не могло быть, поэтому свои поиски перемещаю ближе к дороге. Паха сходил взглянуть на те могилки – в густой траве окрашенные голубой краской сварные металлические кресты, одна из могилок – в оградке, две другие – просто кресты в траве…. Наконец монетная находка, копейка 1852 года с вензелем Николая I-го. Воодушевленные, продолжаем копать вместе, и вскоре необычайная находка – медный нательный крест необычной формы ( и как я не задел его лопатой?!). Оба крестимся и бережно убираем священную находку. В ходе дальнейших поисков на небольшом пятачке была поднята 21 монета, все медь, от Анны, до Николая II. Расширяю круг и - удача! Серебряная десятикопеечная монета 1855 года. У самого края поля, там, где дорога переходит в лес, накопали два серебряных лепесточка, чешуйки Михаила Федоровича. Мечемся в экстазе, наконец-то! За день работы очертили тот участок, на котором можно плотнее всего поработать в будущем. К 6-ти часам вечера сворачиваемся, а незадолго до этого прозваниваем поле по другую сторону дороги – пусто, не пищит даже сельхозжелезо. Таким образом, мы очерчиваем реальное пятно деревни. Бросаем прощальный взгляд на гостеприимное поле и следуем в обратный путь. Погода просто шепчет – солнце, ветер и облачность, возвращаемся на приподнятой волне. Фотографирую речку, делаю снимки на Дымной горе, глотаем пыль встречных или обгоняющих нас «самосралов». На стрельбище в Кулисськом Бору оживление – постреливают невидимые стрелки. Традиционный отдых на муравьином холме и последние километры до дома…

Когда я купил свой первый прибор, пятидесятую терку, довелось мне копать на одном урочище, бывшем когда-то довольно оживленной деревней, порядка сорока дворов. Первое упоминание об этой деревушке датировалось 1730 годом, и я, не без основания, рассчитывал удачно там поживиться. Пройдя с десяток километров по разбитой вдрызг, полузаросшей лесной дороге, вышел к краю поля, среди деревьев тоскливо глядел выбитыми окнами последний уцелевший домик. К слову сказать, в тот раз я в него так и не попал, он стоял на противоположном берегу довольно широкой реки. Расчехлив прибор, с энтузиазмом взялся за поиск. Павловский двундель, пара советов, конинка, пара бородинок, три Катиных пятака! Я благоденствовал… и вдруг – россыпь гильз от МР, в просторечии, шмайссера. Потом еще. Откуда? Войны здесь вроде не было? Иду дальше, снова приятная старина, по сторонам не гляжу, все больше под катушку, пока не утыкаюсь практически носом в огромный куст белой сирени, и в кипенном кружеве ветвей различаю смотрящее на меня лицо. Фото на эмали, синий облупившийся крест, неразборчивая фамилия и две даты: 1921-1941… После, найдя уцелевших старожилов той деревни, я и узнал историю Таисии Афанасьевны Артемьевой.
Таська считалась уже взрослой, уж и замуж сговорили, а тут война, жениха на фронт забрали в сентябре. Слухи ходили в деревне, что немец прет, аж страшно. Младший братишка спрашивал, кто такие немцы, а Тася и сама не знала. В ее представлении они виделись какими-то чудовищами, страшными и рогатыми. Прошел октябрь, выпал снежок, и лед на Черной стал крепчать, когда из соседней деревни примчался на санях дед Ефим: «Немцы идут!». Народ забился по избам, не зная, чего ждать, а Таська не могла унять любопытства. Она тихонько выбралась из дома, пробралась в амбар на краю села и засела там, подглядывая в щелочку. Вскоре на краю поля показались какие-то серые шинели. Это был передовой отряд 21 пехотной дивизии вермахта. Солдаты шли настороженно, сжимая в руках оружие, слева в середине строя шагал молодой лейтенант с автоматом. Таська с облегчение поняла, что никакие это не чудовища – обычные люди, просто говорят не по–нашему! Ей захотелось рассмотреть их поближе, и она на цыпочках подошла к двери амбара. Что-то хрустнуло под ногой и в тот же миг лейтенант, с испуганным лицом дал очередь от бедра, потом еще одну…
Похоронили Тасю на берегу Черной, на месте, где когда-то стояла часовня. Не было возможности свезти, как положено, на Никольский погост. Весной отец посадил на ее могиле куст сирени. Немцы ушли из деревни уже в декабре, больше из деревенских никто не пострадал. Шли годы, деревня пустела, разрасталась сирень, пока не заполнила всю ограду. А потом не осталось никого, только Тася, по-прежнему молодая, смотрела с фотографии в поле, бывшее когда-то родной деревней. Правда, в последнее время стало повеселее, каждую весну появлялись молодые парни в полувоенной форме, клали на ее могилку хлебушек, яичко к Пасхе, конфетки. И всегда говорили: «Ну, здравствуй, Тася»…

Слушать этот музыкальный файл

Обожаю этого кренделя

Первый морозец этого года тронул землю. Проснулся от мягкого света, льющегося из окна, а там... всё в белой кисее. Немедленно собрался и вышел из дома, по еще спящим улицам спустился к реке, вдыхая обжигающий воздух. Стоял и смотрел, как ветер срывает с воды клочки тумана и уносит вниз по течению. Не хочется в такие моменты ни о чем думать, просто хорошо на душе...

Слушать этот музыкальный файл

Не могу спокойно сидеть на месте, нужно что-то делать. Как живут другие, не понимаю. Они просто живут, проживая свой срок, не стремясь познать нового, не пытаясь вырваться за круг обыденного. Даже юношеский максимализм, который должен быть свойственен подросткам, сошел на нет. Мне становится страшно за страну. Пусть скинхеды, пусть любые неформалы, но только не тупое быдло, сосущее пиво по углам, иначе будущего у страны просто нет.

Возвращался сегодня из сталка, попал под жуткий ливень. Шел по полю,улыбаясь как дурак, ощущая на лице ласковые ладони дождя. А потом, в развалинах избушки, у которой чудом уцелела крыша, сушил на костре камуфляж и пил коньяк из фляжки. Жизнь-это чудо, каждый момент ее прекрасен.

Земной свой путь пройдя до половины... Хотя нет, фигня, надеюсь жить еще долго и интересно.Пришла вдруг мысль непрошена, навеяна дождем: что лучше - одиночество, иль полный жизни дом? Вот такой невольный экспромт.М-да...

На прошлой неделе погиб товарищ. Грустно, ушел еще один из сталкеров. Так мы называем себе(не путать с компьютерной игрушкой). Он подорвался на противопехотной мине, оставшейся со времен войны. Его смерть ждала почти 70 лет и вот... Он никогда не копал войну, был не самым худшим представителем нашего общества. Но я упрямо беру металлоискатель и иду в лес. Меня тянет туда не жажда наживы, а нечто, не передаваемое словами. И не страшно, ей-богу, просто обидно. Уходят хорошие люди. Главное - не бояться судьбы. По преданию, на перстне одного древнего мудреца было начертано: "Всё пройдет", а с внутренней стороны - "И это тоже пройдет". Да и есть ли судьба? Или мы сами творим всё, распоряжаясь свободой воли?..

Слушать этот музыкальный файл

Кончено время игры,
Дважды цветам не цвести.
Тень от гигантской горы
Пала на нашем пути.

Область унынья и слез —
Скалы с обеих сторон
И оголенный утес,
Где распростерся дракон.

Острый хребет его крут,
Вздох его — огненный смерч.
Люди его назовут
Сумрачным именем: Смерть.

Что ж, обратиться нам вспять,
Вспять повернуть корабли,
Чтобы опять испытать
Древнюю скудость земли?

Нет, ни за что, ни за что!
Значит, настала пора.
Лучше слепое Ничто,
Чем золотое Вчера!

Вынем же меч-кладенец,
Дар благосклонных наяд,
Чтоб обрести, наконец
Неотцветающий сад.

Дзенгецу, китайский мастер времен династии Тан, написал следующие советы своим ученикам. Живя в мире, не привязывайся к праху его - таков путь настоящего ученика Дзен.
Когда видишь, как другой совершает хорошее, поддержи его, следуя его примеру. Услышав об ошибках другого, старайся не превзойти его.
Даже если ты один в темной комнате, будь таким, как перед лицом благороднейшего гостя. Выражай свои чувства, но не более чем это свойственно твоей истинной природе.
Бедность - твое сокровище. Не меняй его на легкую жизнь.
Человек может выглядеть глупцом - но не быть им. Он может просто беречь свою мудрость.
Добродетели - плоды самодисциплины, они не падают с неба, как дождь или снег. Скромность - основа всех добродетелей.
Пусть твои соседи откроют тебя до того, как ты сам откроешься им.
Благородное сердце никогда не принуждает себя. Его слова как редкостные жемчужины, они редко появляются, но имеют большую ценность.
Для чистосердечного ученика каждый день - счастливый.
Время идет, но оно никогда не запаздывает. Ни слова, ни стыд не могут управлять им.
Осуждай себя, а не другого.
Не суди правого и виноватого.
Некоторые вещи, хотя и верные, могут казаться неправильными какому-нибудь поколению. Так как цена правоты может быть установлена через многие века, нет нужды требовать немедленной оценки.
Живи делом, а результаты оставь великому закону Вселенной.
Проводи день в мирных размышлениях.
Время умереть.
Иккю, дзенский мастер, был очень умен, даже когда был еще мальчиком. У его учителя была драгоценная чаша для чая, редкая антикварная вещь. Случилось так, что Иккю разбил эту чашу и очень растерялся. Услышав шаги учителя, он спрятал осколки чашки за спину. Когда мастер вошел, Иккю спросил:"Почему люди умирают?"
"Это естественно,- объяснил старик.- Все должно умереть, и особенно то, что уже долго жило."
Иккью, показывая разбитую вдребезги чашку, добавил:
"Вашей чашке настало время умереть."
Письмо умирающему.
Басе написал следующее письмо одному из своих учеников, который был близок к смерти:
"Сущность твоего разума не была рождена и поэтому никогда не умрет. То, что тленно - не жизнь. Пустота - это не вакуум. У нее нет цвета, нет формы. Она не получает наслаждения от удовольствий и не страдает от боли.
Я знаю, ты очень, болен. Как хороший дзенский студент, ты мужественно встречаешь эту болезнь. Ты не можешь точно знать, кто страдает, но спроси себя: «Что является сущностью этого разума?" Думай только над этим. Больше тебе ничего не надо. Не делай ничего. Твой конец, который не имеет конца, похож на хлопья снега, тающего в чистом воздухе".
[700x525]

Слушать этот музыкальный файл

Сукачев-рулит

Слушать этот музыкальный файл

Не сплю, смотрю в окно. На улице хлещет дождь и ветер свистит так, словно хочет сровнять с землей все строения на своем пути. Мне хорошо от осознания тепла и безопасности. мы, в сущности, недалеко ушли от животных, просто научились упаковывать свои потребности в красивую обертку. Но меня сейчас это мало волнует, я вижу за окном, как трепещут молоденькие листочки на березе и радуюсь. Весна. Всё равно весна.

Разрыты древние могилы
И раны саднит от признанья-
День небосвод навек покинул,
В душе лишь разочарованье.
Отрезаны дыханья ночи
И мир похож на слепок с трупа,
А сердце бьется, кровоточит,
Лишь бархат кожи помнят руки.
Назад стремиться нет резона,
Зачем взывать к воспоминаньям?
Но, словно мировым законом,
Рвет душу разочарованье.
Где сделал тяжкую ошибку?
Где оступился на пороге?
Границы счастья слишком зыбки,
Мы ходим, как под палачом,под богом.
И гильотины нож заточен.
Назад нет хода - увяданье...
Гляжу я в небо: Аве! Отче!
Спасибо! Разочарованье...

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Слушать этот музыкальный файл

Двинулись ввечеру на дальнее урочище, именем Пчёвушка. Шли долго и трудно, по заваленной упавшими деревьями и ветками дороге. Настроение от этого не портилось, ведь вокруг не было людей, а был лес, напоенный звуками и запахами. Через несколько часов ходьбы открылся удивительный простор, чистое поле, надвое рассеченное узкой лентой реки. Когда-то, много лет назад, здесь стояла деревня, теперь об этом напоминает лишь пара старых яблонь, да одичавшие кусты смородины. Встали лагерем. Вечерело. Сидя у костра, пригубили красного вина и кофе, после чего расползлись по спальникам. Разбудил меня дикий холод, неожиданно для такого теплого дня накануне, ударил заморозок. Все покрыто инеем. Дрожащими руками пытаюсь развести костер. Отогреваюсь медленно, но зато вознагражден зрелищем прекрасного восхода солнца. Собираю металлоискатель и, пока моя команда дрыхнет, иду в поле. Вот и первые находки - полушка1767 года, за ней 1/4 копейки серебром 1843, потом еще и еще. Азарт! Вгрызаюсь в почву, как крот. Неожиданно на ладонь из ком земли выпадает монетка в 5 рейхспфеннигов, 1940 года. А ты откуда здесь взялась? Немцы в этих местах были проходом, в октябре 1942-го. Так и представляю, как выскользнула ты из дырявого кармана какого-то ганса, проклинающего русский мороз. Подхожу к речке Носовая. Из воды на меня пялится здоровенная башка. Бобр, ё-моё. Напугал зверюгу и он уплыл. Работал весь день и славная земля преподнесла нам еще немало находок. Первый долгий выход сезона состоялся.
[700x525]