главы из повести очень похожие на мою жизнь по духовности
Да, я – когист. В крайнем случае – писатель-когист.
Почему когист, и что за жанр когистика – узнаете, дочитав роман.
Ваш
Юрий Никитин
Трансчеловек
2006-й год, 30 май, 18.00 по Гринвичу.
Самое лучшее место в мире для отдыха отыскивается сразу, когда опускаешь голову на женские колени. Нежные заботливые руки чешут, гладят, выстригают волосы в ушах, а потом тонкие мизинчики копаются в ушных раковинах, вылавливая срезанные волоски. Несказанно балдежное чувство, как будто снова в утробе, нет более глубокого наслаждения…
Надо мной ойкнуло, мягкие ладони начали спихивать мою отяжелевшую голову.
- Уже шесть часов!. А я еще не красилась!
- Успеешь, - запротестовал я. – Еще в носу подстриги…
- У тебя там не растут, - уличила Кристина. – Мал еще!
Она поднялась, моя голова расслабленно бухнулась на диван. Не поднимаясь, я смотрел, как Кристина в тревоге и недоумении выгибается перед зеркалом, но никак не рассмотрит спину и затылок. Потом села за трельяжный столик краситься, там жуткий набор всяких лаков, гелей, снимателей, соскребывателей, ножичков и пилочек, хитрых крючочков и прочих блестящих, как на столе хирурга, штучек, а я переполз на другой конец дивана, где меня ждет ноут одного заказчика.
Поломка хитрая, но я все настроил еще два дня тому, только придерживаю чуть, дабы самому насладиться мощным камнем, самой крутой видюхой, ОЗУ на два гига, новой системой охлаждения, из-за чего абсолютно не слышно, работает это чудо или нет. Сейчас с ходу вошел в Интернет, подключился к одной из онлайновых, где скорость проца и мощь видеокарты многое решает, порубился малость, но уши автономно ловят передвижение Кристины. Слышу ее недовольное бурчание, что вот еще одна морщинка проступила, а тут как бы две старые замазать... Даже не глядя в ее сторону, чувствую какой у нее процент готовности к выходу.
Потом бесконечно долго бурчала, что за зиму ужасно растолстела, ах-ах, ни одно платье не налезет, как жить, надо бы что-то такое съесть, чтобы похудеть, именно за три дня похудеть, к Голембовским придти уже худой и стройной, я лениво бурчал, что ничуть не растолстела, надо верить не бенькам своим, а напольным весам, платья сидят, как и сидели.
- Ничего не понимаешь, - пожаловалась она, - это провожают, как могут, а встречают по одежде!
- Женщина без недостатков, - сказал я ласково, - ценима куда больше, чем без одежды.
Она насторожилась, красивые дуги бровей приподнялись на середину лба.
- Ты это к чему?
Я выключил комп, поднялся. Мне, чтобы одеться, достаточно вылезти из домашних тапочек и сунуть ноги в туфли. Проделав все это, я обнял ее сзади, поцеловал в макушку, как раз на уровне моих губ, сказал ласково:
- Ты хоть и злобная, но я люблю тебя, зверушка.
- Это ты злобный!
- Нет ты. Ты с меня одеяло стаскивала.
- А ты лягался!
- Я? Да никогда в жизни! А вот ты…
Она вывернулась, снова принялась приглаживать на бедрах платье, подтягивать живот и приподниматься, так все женщины выглядят более стройными.
- Идем? – спросил я.
Не отвечая, она тщательно подкрашивала губы, вытягивая их трубочкой. Лицо очень серьезное, сосредоточенное, будто делает сложнейшую операцию на мозге, даже не дышит, а когда оторвала от губ эту липкую красную палочку, сосредоточенно пошлепала ими, разминая комья и заделывая микроскопические щели, подвигала во все стороны, то сжимая в старческий жемок, то раскрывая на поллица.
- Готова. – сообщила она. – Видишь, как быстро?
- Вижу, - ответил я и снова чмокнул ее в макушку. – Пойдем, не люблю опаздывать.
- Женщине прилично опоздать на четверть часа!
- Зато неприлично мужчине, - возразил я. – А по нас определяют, кто в доме главный.
- Определяют, - отпарировала она, - насколько ты добрый! Уступчивый. А если вовремя, значит – зверь, садюга, железный кулак. Бьешь меня смертным боем, тиранишь…
На выходе из подъезда, солнце ударило в глаза с такой силой, что Кристина ойкнула и поспешно одела широкие, на поллица, очки: нет морщинкам у глаз. Люди впереди почему-то сходят с тротуара, обходят по проезжей, рискуя угодить под автомобили. Кристина испуганно ухватила меня за руку. Посреди тротуара в желтозеленой луже грязи барахтается, пытаясь подняться, вдрызг пьяный мужик в рваной одежде. Небритый, слюни и сопли выползают толстыми зелеными гусеницами, глупо улыбается, а второй, такой же, но чуть трезвее, пытается поднять дружка, то и дело падает, стукается распухшей мордой об асфальт, пачкается в этой грязи… что вовсе не грязь, а то, что выползает из их промокших отяжелевших штанов, заполняя воздух удушливой вонью.
У первого кровь на брови, на затылке слиплись волосы, будто крашеные, у второго ссадины на морде, на локтях, на кулаках. Первый громко и дико заорал похабную песню, всю из мата, второй хихикал и снова тянул его то за руку, то за плечо, уговаривал встать и пойти к Маньке, которую поставят на четыре кости…
Тротуар подле домов узок за счет дороги для машин, мы с Кристиной тоже соступили на проезжую
Читать далее...