©Антон ТАЛАЛАЕВ
РАССТРЕЛЯННАЯ РОССИЯ
Памяти павших в Москве осенью 1993 года
ПРОДОЛЖЕНИЕ 3. завершающее
– По поводу оружия… Что по телевизору показывают кадры с оружейными комнатами, забитыми пулеметами и реактивными гранатометами, все это ерунда. Ничего не было.
– Вот поэтому никто не отстреливался? – спросил я.
Эта мысль нас мучила больше всего, когда мы, в Питере, бессильно смотрели в экран телевизора на этот безумный кошмар – расстрел танками прямой наводкой здания в центре Москвы под ярким октябрьским солнцем под взглядами тысяч зевак. – Ни одного выстрела в ответ…
– Все оружие, которое было в Белом Доме, – это оружие Департамента охраны. Штатное.
IVANNA (Vilnius) IVANNA никогда не читает своих стихов. Мы с трудом уговорили ее сделать это. Стихи из цикла "Ангел в курятнике" (первую его часть) читает автор.
© Антон ТАЛАЛАЕВ
РАССТРЕЛЯННАЯ РОССИЯ-2
Памяти павших в Москве осенью 1993 года
ПРОДОЛЖЕНИЕ.
– Ребята, там, в Москве, наших расстреливают. Из танков… Прямой наводкой!
Дверь захлопнулась.
Еще несколько секунд я тупо смотрел на монитор. Я ничего не чувствовал. Ничего не испытывал. Меня накрыла волна. Глухая, тяжелая. Я не знал, жив ли я. Мертв ли.
Поднялся. Отодвинул стул. Увидел: распахнулась дверь. Митя. Белокурый широкоплечий. С физиономией сфинкса. Только в горячих синих глазах – страдание.
– Прямой репортаж по телику, – говорит Митя, а губы у него белые-белые. – Девочка из CNN... Пошли, Антоша.
– Пошли, – сказал я, закуривая сигарету. – Пошли.
В коридоре краешком глаза я заметил Виктора. Наш фотокор. Высокий черноусый красавец есаул Романенко. Он был очень бледен. Перед ним стояла пухленькая Любочка, с пустыми неопределенного цвета, похожими на пожухлые листья, широко распахнутыми, всегда готовыми соврать глазами.
Любочка была неисправимой, фанатичной демократкой.
– Пойдем, – говорил ей Виктор. – Посмотришь, как развлекаются твои собратья. Может быть, тебе хоть это поможет.
– Этой, – подумал я. – Ничего уже не поможет.
То, что мы увидели, войдя в комнату, на телеэкране, замораживало.
Танки. Сначала я увидел только танки. Они разворачивались. Потом на секунду замерли, уставившись жерлами пушек на белоснежное в лучах утреннего солнца здание Верховного Совета
Я почему-то подумал:
– Какое солнечное утро сегодня в Москве.
Бесстрастный голос с не очень явным акцентом спокойно рассказывал о происходящем.
– Кто ведет репортаж? – спросил я.
– Си-эн-эн, – сказал кто-то.
Это и в кошмарном сне не могло бы присниться.
Ельцин, наш "всенародно избранный", на глазах онемевшего мира санкционировал массовое убийство гражданского населения своей страны.
Девочка из CNN вдруг озадаченно произнесла:
– Откуда там люди?
И с отчаяньем, созвучным нашему, прошептала в микрофон, как заклинание:
– Люди! Нам же сказали, что там нет людей…
А снаряды вгрызались в белостенные этажи проклятого дома, черной копотью отпечатывали на них свои смертельные поцелуи, и вот, вслед за клубами черного дыма рванулось вверх тяжелое густое пламя…
Фанатичная демократка Любочка, случайно затесавшаяся среди нас, у телевизора, плакала.
Где ты, Шумер, Вавилон, Египет,
© Антон ТАЛАЛАЕВ
РАССТРЕЛЯННАЯ РОССИЯ
Памяти павших в Москве осенью 1993 года
Часть 1
…В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской…
Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса, стянутую кожаным поясом. А пищею его были акриды и дикий мед…
Черная бабочка. Неровный полет. Присела на край монитора. Оборачиваюсь – монитор пуст. Серый слепой квадрат на лунном бельме окна. Что есть истина?
Время лжет. Время – снежное шутейное одеяло на камнях и крови событий. Пока все не смыло, пока я слышу и вижу все это – звеняще прекрасная Москва, а по лику ее – рваной раной – голоса, крики, кровь.
Обнаженное девичье тело, безжизненно обвисшее, – белая рыбица в центре столпотворения, – куда и кто несет ее?
Она уже мертва, эта первая жертва неравной битвы вздыбившейся вдруг, попытавшейся постоять за себя, России.
Но прежде, чем окунуть вас в ад той страшной московской осени, в хронику ее дней и часов, я должен предупредить о следующем.
Я не стал ничего менять в ней. Хотя шло время, внося свои уточнения, искажения, свое понимание произошедшего.
Время всегда опутывает историю дымкой мифа, легенды, затушевывает ее кровавые корявости, ее рваные раны, обнаженное пульсирующее сердце.
Не потому ли историки так часто лгут? Да и работают они, как правило, по заказу. Есть, к счастью, редкостные исключения.
Лев Николаевич Гумилев, например.
Он искал и нашел ключ к явлениям, в жизни человечества – глобальным. Умеющий пользоваться этим ключом может предотвратить катастрофы этносов. Только вот ключ этот без неискаженного дробного знания "частных" событий, из которых складываются перевороты и революции, невидим и неосязаем. В слепые руки он не дается.
Летописцев же на Руси, похоже, не осталось.
Я