Склеванные крошки патриотизма

Выпьем за разум

Многие переоценивают значимость моего существования. И это приятно.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.

Меня застрелят на границе,
Границе совести моей.
Кровавый след зальет страницы,
Что так тревожили друзей.

Когда теряется дорога
Среди щетинящихся гор,
Друзей прощают слишком много,
Выносят мягкий приговор.

Но есть посты сторожевые
На службе собственной мечты.
Они следят сквозь вековые
Ущербы, боли и тщеты.

Когда, в смятенье малодушном,
Я к страшной зоне подойду,
Они прицелятся послушно,
Пока у них я на виду.

Когда войду в такую зону
Уж не моей – чужой страны,
Они поступят по закону,
Закону нашей стороны.

Чтобы короче были муки,
Чтобы убить наверняка,
Я отдан в собственные руки,
Как в руки лучшего стрелка.

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Когда долг тихо шепчет: «Ты обязан»,

Юность отвечает: «Я могу».

Личность определяется деятельностью.

- А папа тебе уже что-нибудь пожелал на отъезд, на прощание?
- Он, видимо, надеется, что я ещё вернусь.

Фразы, которые рождаются в моей голове и умирают так и не получив разрешение на озвучивание.

Мурашки отвращения. Леденец безразличия.

Опять переполняет эта необъяснимая любовь. Так теплится внутри и такое удовольствие доставляет. Ведь ничего не произошло, а так хорошо. Не уходи.

- У тебя такие яркие наушники!
- Должно же у меня в жизни быть хоть что-то яркое.

Есть у меня такая замечательная особенность - высказать категоричное своё мнение, быть правой и, пару дней после, ненавидеть себя за то, что так прямолинейно высказалась, возможно, обидев человека. А он уж и забыл. Потрясающе.

Может мы обидели кого-то зря,
Календарь закроет этот лист.
к новым приключениям спешим друзья,
Эй, прибавь-ка ходу, машинист.

Мы стояли на прошлом, мы ждали начала.

"Дианка! Ну ты, мать, даёшь!".

Invictus

Out of the night that covers me,
Black as the Pit from pole to pole,
I thank whatever gods may be
For my unconquerable soul.

In the fell clutch of circumstance
I have not winced nor cried aloud.
Under the bludgeonings of chance
My head is bloody, but unbowed.

Beyond this place of wrath and tears
Looms but the Horror of the shade,
And yet the menace of the years
Finds, and shall find, me unafraid.

It matters not how strait the gate,
How charged with punishments the scroll.
I am the master of my fate:
I am the captain of my soul.