Глава 13. Соцреализм. Новый завет.
Работа затягивает всё глубже, отнимает всё больше времени, даже до и после рабочего дня случается думать только о производственных вопросах-проблемах. Что за проблемы? А – разные! К примеру: Большие ЭВМ БСЭМ наши размещаются в восьми корпусах, а внутри корпусов – от первого до восьмого этажа. Дамы, обслуживающие эти машины бывают легкомысленно беспечны, озабочены часто только своими делами-удовольствиями. Кормят, к примеру, под окнами голубей. Казалось бы, кормят, ну и пусть себе! Ан нет! Перекармливают, бросают на крыши такое, что птички не жрут! И начинают роиться мухи. Жужжат, понимаешь. Мало того, что противно, думать мешают, творчески мыслить! Ну и вызывают меня: отвечаешь за санитарию – так отвечай! Как здесь без чувства юмора обойтись? Но это – семечки.
Раз остаётся еда для птичек, значит в столах есть еда для себя… К тараканам начинают привыкать: противно, но что поделаешь? Да и дома большинство из нас уже с тараканами сжились, свыклись. Однако, снова катят бочку на меня. Провожу «душеспасительные» беседы.
Пару раз демонстрировал с утречка, что дамочки наши тайком из дома в сумочках своих доставляют тайком на режимное предприятие – «домашние заготовки» - тараканов порой, совсем иной, чем у нас породы. И это – «семечки»… Порой мелькает крамольная мысль, зачем творцы тварей этих такими плодовитыми сотворили, а хранители так их бережно сохраняют-приспосабливают?
Но ведь есть ещё мыши и крысы, а вот это уже серьёзно! Это – обмороки, прыжки, травмы, роняют, разбивают ценное… А был случай – кошмар! Организовано было через Рай СЭС потравление грызунов. Эффективно получилось. Мышки разбежались, но вот в одной лаборатории стали жаловаться, что попахивает! Понятно – не мужчины жалуются, у этих нюх куревом и спиртом отбит… Но женщин не обманешь! Искали источник «аромата» и нашли…
Тут новая напасть- стали в помещении тучами появляться блохи. Чёрненькие, маленькие, кусачие и под ногами хрустят! Мне одна дамочка предъявила изгрызенные ножки свои… Я чуть сам в обморок не брякнулся, когда она юбку задрала на голову, забыла, видно, что трусишки сняла, а может и нарочно…
Пришлось искать источник блох всерьёз. Стали вскрывать фальшполы и в одном из коллекторов линий связи нашли гнездо крыски, крупненькой такой, с выводком крысят – все дохленькие, гниют себе, а блохи остались не кормлены….полезли искать себе пропитание...
Ещё одна проблема – туалеты. Дамские. С буквой «Ж». Засоряются и засоряются! Течёт на полы в коридоры, на лестничные площадки вода с дерьмом, вытекает… Сантехники ходить туда отказываются: краснеют – не шучу! А потом начинают материться и внятно говорят лишь одно: «Хоть увольняйте – не пойдём!». Пришлось пошептаться с ними, спиртом угостить. Показали потом…сам покраснел слегка… При очередном массовом засоре пригласил на экскурсию «комиссию» из дам: партийных, профсоюзных, просто горлопанистых активисток, начальниц лабораторий, секторов. Я был единственным мужчиной впереди них. Заходим в такой сортир- другого слова не могу написать – ставлю я дамочек к стенке, дверцы кабин открываю, закатываю до плеч рукава рубашки, начинаю выгребать из горловин унитазов то, чем засорены они… Выкладываю э т о на кафель под стройные и кривоватенькие ножки ревнителей промсанитарии и гигиены. Что кладу? А догадайтесь! Что дамочки бросают в унитаз такое, что водой не размывается и засоряет унитазы? Догадались? Так вот – э т о г о было с десяток видов, форм и наименований. Выложил я предостаточно. Они обалдело краснели, фыркали, хихикали, краснели – кто как. Вымыл я руки тщательно с мылом, поклонился им низко, в пояс, и пошёл в свой сектор…Ну, до Божественных ли поручений тут? Результат был хорош: девочки-дамочки вооружились длинными резиновыми перчатками, вёдрами, швабрами, совками и выгребли-вычистили свои туалеты сами. Да и провели со всеми «разборки-беседы». Количество обращений к сантехникам сократилось значительно и ко мне лично с такими претензиями-наскоками ни разу не обратились больше…
Думаете – работы меньше стало? Машины работают- значит им ежедневно бумага нужна для распечаток, а её нужно разгрузить с машин во дворе: рулоны газетного формата, тяжеленные! Потом надо разрезать, перемотать… Бумажные пачки перфорированной ленты тоже не лёгонькие, до пудика, а их десятки в день расходуется. Договориться о доставке тоже хлопотное дело. У меня есть подотчётная группа грузчиков-такелажников. За ними тоже глаз нужен… А ещё обучения, аттестации, оформление проектов приказов и исчисление сумм доплат к основному
[700x525]
Двенадцатая глава
В полупустой автобус сел я в тот день на остановке 43-й км Калужского шоссе. Начальной - конечной остановкой автобусов этих маршрутов в тот год был «круг» в Беляево – рядом с моим домом. Разбудила меня кондукторша уже на конечной, вяло удивившись, что я не пьян оказался, просто спал и всё! Забежал я в дом, бросил рюкзачок, хотел сразу бежать к тёще – тестя в ванной помыть, да киска не пустила – разоралась нестерпимо, словно неделю голодала! А ведь утром, уходя, положил я ей в миску рыбы, женой для неё отваренной, да ещё блюдечко каши манной навалил, наполнил крышку от мыльницы водой. Смотрю – всё съедено и воды ни капли не осталось. Ну, киска, маленькая, а прожорливая, паршивка! Открыл холодильник, достал рыбы, остатки каши, наложил киске – она и класть то мешала, рвалась мордочкой, бодалась, торопилась есть! Так увлеклась, что не заметила, как я ушёл, а обычно провожала… Хорошо – до тёщи близко. У нас корпус 1 А, а у них – 10, а номер дома один и тот же. Они на 9 этаже, два лифта, так что поднялся быстро, позвонил, завозились с цепочкой, замком… Тёща открывает, хмуроватая, но всё равно не умеет быть неприветливой.
«Здравствуй, ба Варя!» – это «бабушка Варвара» - сокращённо.
«День добрый, зятёк! Заходи, заждались уж!»
Тесть услышал из комнаты, с дивана кричит мне:
«Боря, привет, дорогой! Я знал, что всё таки придёшь! А то Варя говорит, что занят ты, не придёшь, давая, говорит, я тебя просто сырой тряпкой оботру…
Я прохожу в комнату, говорю тестю:
«Дед Петя, ну как же я мог не прийти? Вчера после работы устал, а уж сегодня – только в лес скатался на пару часов, прошёлся, искупался- и к тебе».
Зашла ба Варя, выслушала молча, о чём то размышляя… А я в это время суетился: сбегал включил воду, набрать в чисто вымытую уже ванну воды, просмотрел бельё чистое для постели и для самого тестя приготовленное, поставил табуреточку в ванную – деда усадить, когда принесу мыть его… Собственно, и не совсем тесть он мне, муж тёщи моей. Отец сына и дочки, моей жены, и пожил-то с ней пять лет всего до начала войны, да и погиб в первый же год… Варя одна детей растила-кормила. До воны кондукторшей трамвая работала, а муж водителем того же вагона был. А после его гибели пошла по ночам ещё и в типографии работать, да ещё и уборщицей устроилась, а по выходным обстирывала соседей по коммунальной квартире на Сретенке, из тридцати с лишним семей, заселенных по комнатушкам с общим сортиром, общей кухней и ванной… Снова замуж она решила выйти, встретив одинокого пожилого мужчину, отца сына, уже имевшего внучку. Вышла замуж уже тогда, когда сына женила, а дочь замуж за меня отдала, бабушкой по милости сына мужа стала… Так что новый муж отчимом у её детей не побывал, они уж отдельно жили. Дед Пётр женившись, озаботился жильём и сумел получить однокомнатную квартиру на Дмитровском шоссе. Зажили они вдвоём небогато, но в любви и хлебосольно. По выходным у них собирались се родственники, разговаривали за игрой в домино. На столе всегда была бутылка водочки, селёдочка, капустка квашенная, огурчики солёные и чёрный хлеб. Весело было и хорошо – ни споров, ни пересудов… Несколько лет спустя дед Пётр перенёс инсульт, и получилось так. Что ухаживать за ним и мне пришлось, в числе других, конечно. Подумали тогда старики об обмене поближе к кому-то из молодых. Подвернулся вариант обмена с родственниками их соседей, в такую же точно квартиру в томе, что в трёх минутах ходьбы от нас с Люсей. Дед Пётр сказал:
«Поедем, Варя, с Люсей и Борисом я жить согласен». Совершили мы родственный обмен, прописали стариков к себе, а сына отдельно, в обмененную квартиру, так что стал он в восемнадцать лет «ответственным квартиросъёмщиком, но поселили в ту квартиру стариков, сделали ремонт, обставили в точности, как было там, как привычно им было…
Ну, значит, убедился я, что всё готово, поднял сухопарого деда на руки, отнёс в ванну, раздел, усадил на лавочку, вымыл. Только с мужским своим не мелким хозяйством, он ревниво сам, одной рукой, управился, мне не позволил. Любил он мыться, как ребёнок. Как дитя фыркал, мычал, смеялся радостно, брызгался игриво… Вытер большим полотенцем, на руки взял, в комнату отнёс. Там ба Варя уже постель перестелила чистым, чистые трусы и майку положила. Положил я дела и пошёл на кухню покурить, а жена стала любимого Петюню одевать, устраивать, укрывать…
А потом ба Варя постелила на стол белую скатерть, поставила для меня
[700x466]
Глава 11.
Лечу. Не знаю где, откуда, куда. И знать не хочу. Это полёт, а не падение, словно бы крутой подъём, нескончаемый взлёт. Никакого сколько-нибудь ощутимого сопротивления «среды» пространства. Себя не ощущаю, не вижу, лишь понимаю – я здесь, в полёт. Рядом, понимаю, тот кто меня направляет, но не вижу и не слышу его. Чувствую, что меня обеспечивают нужной для полёта энергией и направляют. Вокруг не темнота, не мрак, но и не свет, а нечто белесо-туманное, кажется, что нежное. Мысленно мы ведём диалог:
«Хранитель, день ли, ночь ли?»
«Мир тебе, Матфи, буду звать тебя пока твоим крёстным именем.»
«Горжусь, Хранитель. Если бы дозволено было считать крёстным того, кого имя получил…»
«Всё у нас возможно. Считай.»
«Долго ли лететь будем?»
«А столько, сколько надо, чтобы ты освоился. Зачем ты солгал, что языкам не обучен?»
«Языку меня учили одному, английскому две «училки»: Марь Абрамовна и Валентина Леонидовна… Потом в Одессе, в мореходке, полтора года учила меня молоденькая грузинка, Нина Ираклиевна. В итоге знал полсотни слов, не считая таблицы неправильных глаголов, а способом «говорения» не овладел. Практики не было, и не предвиделось. Да и без языков находил я понимание и с армянами, и с цыганами, и с киргизами, и с казахами, даже с эстонцами, не желавшими осквернять рот русской речью! Думаю, что если бы мне довелось встретить живого англичанина, то за час сговорились бы, а потом он за недельку обучил меня разговору!»
«Прилетели!»
Туман белесый закончился, подо мной медленно вращался лоскутный облачный покров над голубовато-зелёной землёй. Я явно должен был лететь уже через атмосферу и чувствовать её сопротивление, а по скорости с которой приближался к ней, мог бы и раскалиться, но ничего не было. А разговор мысленный оборвался. Мгновение и сижу уже на мягкой зелёной траве, на пригорочке, достаточно высоком, чтобы с него открывалась круговая панорама. На мне всё тот же «хитончик», плащ-накидка с двумя тесёмочками, чтобы завязывать на поясе, просунув руки через две прорези в серой мышастой грубоватой ткани, ни карманчиков на нём, только капюшон за спиной болтается… Развязал завязочки, осмотрел себя: всё так же наг, бос, безволос. Спасибо, что с пупком, не сочли за багаж, позволили с собой взять. Ногти на пальцах есть, зубы языком ощупал – ровненькие. Все до одного на месте, столько, сколько положено. А зачем? Еды нет и есть не хочется. Пить не охота…А вот покурить бы покурил… Тут Хранитель возник (возникла?) рядом. Стоит, не садится, капюшон на голове, хотя тепло, но и не жарко. Ветерок ровный, освежающий, меняется плавно... Облачка не густые, кучевые плывут тихо. По солнышку похоже – полдень, хотя должен быть бы уже вечер. Ведь Иисуса Светлого я встретил, когда был полдень.
«Покурить бы мне, Хранитель…»
«Здесь не курят.»
«А что это за страна для некурящих?»
«Это не страна. На всей этой Земле не куря. Другая то Земля.»
«Принимаю за аксиому, но трудно верится…»
«Так трудно терпеть?»
«Так я с пяти лет начал покуривать, а последние лет двадцать уже по пачки в день курю. Догадываюсь, что в землях этих рабов быть не моет, раз нет рабов дурных привычек… ».
Хранитель засмеялся, подобрел.
Трава вокруг была точно такая же как у нас в средней полосе: зелёная, сочная, густая. Заметил я и несколько букашек, муравьёв, мошкары – ничем не отличимых от привычных. Тихо было, но слышались и птичьи голоса-эти были несколько иными, другие рулады, трели, «мелодии». Впереди, ещё на склоне холма, начинались ровненькие клеточки-квадратики невысоко подстриженных ровно-ровно кустов, густых, в посередине этих площадок зелени лужайки-грядочки, с центре почти всех квадратиков были как бы «скворечники» на «курьей ножке», под стеклянной линзой купола, дальше стелился лужок, вроде заливного приокского, речка тихая с заводями в жёлтой зелени водных растений, мостик деревянный на брёвнах-сваях, с деревянными жёлтыми перилами, за речкой -холмистая синеватая местность, поросшая вроде бы хвойным лесом. Вспомнилось слова – «увалы», и ещё одно – «релки». Смутные слова, из детства… Даже закрыл глаза, чтобы в памяти нечто воскресить…и попросил Хранителя:
«Можно мне туда, на мостик?». Осознал, что «да» уже у
Это цитата сообщения Лина51 Оригинальное сообщение
X Глава. Молитва.
[450x501]
Внутренний голос, один из них, выводит меня из задумчивости:
«Плохо тебе? Муторно?»
«Да, совесть гложет…»
«Не я ли твоя совесть?»
«Совесть – порождение разума. Продукт мышления. А мысли рождаются в материальном мозге…»
«Ну-ну…как рождаются в мозге мысли кто-то видел, щупал?»
«Не издевайся, не иронизируй. Может совесть и есть душа. Может и душа материальна. Не изобрели пока люди, что бы её увидеть и взвесить, исследовать поле и структуру…»
«Ну, пусть дерзают…Мало натворили…Какое же самомнение у смертного…Человек-венец творения! Создан по образу и подобию! Жизнь уникальное явление во Вселенной! В общем – мы такие исключительные! Всё познаем, измерим, взвесим, покорим, перестроим! А Бога нет, не было и не будет…религиозные пережиток тёмных предков…переродившихся эволюционно из обезьяны через труд…
«Уж лучше так, чем – мир плоский и на черепахе, а там ещё три слона, стеклянный свод с дырочками для звёзд-светильников небосклона…»
«Вижу, отходишь от шока, язвишь…»
«Отхожу…»
«Неужели так страшно было? Боялся не вернуться в привычную жизнь?»
«Ты же знаешь! А пожалел тогда о многом. Но то, о чём сперва пожалел – пустое. Главное – усомнился! В Нём, Господине, в Хранителе… Совесть теперь гложет…»
«Тебе же объяснили, что Жизнь не возникает случайно. И разум смертного человека сотворён частично для материальной жизни, но наполнен частью Самого Всевышнего – душой, и не заключён только в головном мозге, но и в костном, в потоках крови… Первоначально разум будили Хранители. Затем они передали это ранее разбуженным смертным, людям. Разбуженный разум ищет общения с душой, и из этого общения рождается совесть – плод материального и духовного. Случается, что не рождается. Но это не по воле Всевышнего, отнюдь!
-«Не вопреки ли?»
-«Не вопреки, но не по Воле.»
-«Так кто же противостоит Воле?»
-«Не «кто», а «что». Материя, и никто и ничто кроме материи».
-«Понял, вспомнил…»
-«Тебе многое ещё надо вспомнить. Это многое в нас, здесь. Но осознать сможешь, только если будем отдавать тебе малыми порциями, чтобы не «взорвать» разум. Потому ещё было сказано тебе: «Записывай!». Зря ли тебя совесть гложет?
-«Гложет потому, что я конкурента «съел»…»
-«Так уж прямо «съел»? Ты его просто отодвинул, отодвинул мыгко, е травмируя почти. Ты это сделал не своей волей, а по мудрому внушению Матфи… Этот человек мог бы значительно усложнить жизнь отдалённому потомку рода Матфи…
-«Разговор с Матфм помню, конспективно записывал где-то на листиках…
-«Вот-вот! На листиках, на клочках, на лоскутках…Будь осторожнее! Прочтёт кто-то случайно – решит – «сбрендил», а то и настучит в партком… А разговоры и другие у тебя были и Матфи…не помнишь…
-«Не помню!»
-«Вспомнишь. Молиться тебе надо научиться, молиться утром и вечером, молиться, как тебя учили!»
-«Учили? Не помню… Правда, не помню…В голове только несколько слов …»
-«Пиши!»
-«Слушаюсь! Записываю» Всевышний» Единственный Единый Творец Миров и Всленных и жизни в них! Дух Святой, одухотворяющий материю, пробудивший жизнь! Мир созданный Тобой прекрасен, благодарю за счастье увидеть ещё одно утро в этом мире! Дай мне разум, терпение и умение трудиться. Дай мне надежду познать Закон Твой! Прости мне невежество и из него вытекающие прегрешения! Позволь найти тропу к Светлой дороге Сына Твоего, Спасителя».
-«Это пока всё. Вечером, понятно, чуть изменишь слова.»
-«Благодарю. Теперь вспомнил, как будто и не забывал…»
-“То, что в течение дня сделал, оказавшееся противным совести, или сомнительным для неё, вечером кратко перескажи, попроси мудрости разобраться, чтобы впредь не повторять… Своими словами. Вслух или молча. Понял?
- Я уже каюсь, меня же день за дням пересмотрели-перевернули-показали. Я уже искренне раскаялся! Зачем же каяться ещё?
-Не злись. Не думай, что всегда прямыми тропками будешь ходить… Всевышний не вмешивается в дела ваши земные, как от Закона отказались, Творение порушили, на обломках остались. Хранитель свободы твоей не связывает. Сына Божьего отвергли, непослушали…Молись и надейся. Это всё. Три недели перерыв. Понимаешь о чём я?
-«Понимаю. Не придётся обмыть назначение меня на должность начальника сектора…»
-«Начальник…вспомни лучше, что тебе Иисус Светлый о начальних и властителях говорил…»
Серия сообщений "В начале было Слово":
Часть 1 - Глава 2 Пробуждение
Часть 2 - Глава 4. На поиски "креста"
...
Часть 11 - Размышления о случившемся
Часть 12 -
[450x501]
Внутренний голос, один из них, выводит меня из задумчивости:
«Плохо тебе? Муторно?»
«Да, совесть гложет…»
«Не я ли твоя совесть?»
«Совесть – порождение разума. Продукт мышления. А мысли рождаются в материальном мозге…»
«Ну-ну…как рождаются в мозге мысли кто-то видел, щупал?»
«Не издевайся, не иронизируй. Может совесть и есть душа. Может и душа материальна. Не изобрели пока люди, что бы её увидеть и взвесить, исследовать поле и структуру…»
«Ну, пусть дерзают…Мало натворили…Какое же самомнение у смертного…Человек-венец творения! Создан по образу и подобию! Жизнь уникальное явление во Вселенной! В общем – мы такие исключительные! Всё познаем, измерим, взвесим, покорим, перестроим! А Бога нет, не было и не будет…религиозные пережиток тёмных предков…переродившихся эволюционно из обезьяны через труд…
«Уж лучше так, чем – мир плоский и на черепахе, а там ещё три слона, стеклянный свод с дырочками для звёзд-светильников небосклона…»
«Вижу, отходишь от шока, язвишь…»
«Отхожу…»
«Неужели так страшно было? Боялся не вернуться в привычную жизнь?»
«Ты же знаешь! А пожалел тогда о многом. Но то, о чём сперва пожалел – пустое. Главное – усомнился! В Нём, Господине, в Хранителе… Совесть теперь гложет…»
«Тебе же объяснили, что Жизнь не возникает случайно. И разум смертного человека сотворён частично для материальной жизни, но наполнен частью Самого Всевышнего – душой, и не заключён только в головном мозге, но и в костном, в потоках крови… Первоначально разум будили Хранители. Затем они передали это ранее разбуженным смертным, людям. Разбуженный разум ищет общения с душой, и из этого общения рождается совесть – плод материального и духовного. Случается, что не рождается. Но это не по воле Всевышнего, отнюдь!
-«Не вопреки ли?»
-«Не вопреки, но не по Воле.»
-«Так кто же противостоит Воле?»
-«Не «кто», а «что». Материя, и никто и ничто кроме материи».
-«Понял, вспомнил…»
-«Тебе многое ещё надо вспомнить. Это многое в нас, здесь. Но осознать сможешь, только если будем отдавать тебе малыми порциями, чтобы не «взорвать» разум. Потому ещё было сказано тебе: «Записывай!». Зря ли тебя совесть гложет?
-«Гложет потому, что я конкурента «съел»…»
-«Так уж прямо «съел»? Ты его просто отодвинул, отодвинул мыгко, е травмируя почти. Ты это сделал не своей волей, а по мудрому внушению Матфи… Этот человек мог бы значительно усложнить жизнь отдалённому потомку рода Матфи…
-«Разговор с Матфм помню, конспективно записывал где-то на листиках…
-«Вот-вот! На листиках, на клочках, на лоскутках…Будь осторожнее! Прочтёт кто-то случайно – решит – «сбрендил», а то и настучит в партком… А разговоры и другие у тебя были и Матфи…не помнишь…
-«Не помню!»
-«Вспомнишь. Молиться тебе надо научиться, молиться утром и вечером, молиться, как тебя учили!»
-«Учили? Не помню… Правда, не помню…В голове только несколько слов …»
-«Пиши!»
-«Слушаюсь! Записываю» Всевышний» Единственный Единый Творец Миров и Всленных и жизни в них! Дух Святой, одухотворяющий материю, пробудивший жизнь! Мир созданный Тобой прекрасен, благодарю за счастье увидеть ещё одно утро в этом мире! Дай мне разум, терпение и умение трудиться. Дай мне надежду познать Закон Твой! Прости мне невежество и из него вытекающие прегрешения! Позволь найти тропу к Светлой дороге Сына Твоего, Спасителя».
-«Это пока всё. Вечером, понятно, чуть изменишь слова.»
-«Благодарю. Теперь вспомнил, как будто и не забывал…»
-“То, что в течение дня сделал, оказавшееся противным совести, или сомнительным для неё, вечером кратко перескажи, попроси мудрости разобраться, чтобы впредь не повторять… Своими словами. Вслух или молча. Понял?
- Я уже каюсь, меня же день за дням пересмотрели-перевернули-показали. Я уже искренне раскаялся! Зачем же каяться ещё?
-Не злись. Не думай, что всегда прямыми тропками будешь ходить… Всевышний не вмешивается в дела ваши земные, как от Закона отказались, Творение порушили, на обломках остались. Хранитель свободы твоей не связывает. Сына Божьего отвергли, непослушали…Молись и надейся. Это всё. Три недели перерыв. Понимаешь о чём я?
-«Понимаю. Не придётся обмыть назначение меня на должность начальника сектора…»
-«Начальник…вспомни лучше, что тебе Иисус Светлый о начальних и властителях говорил…»
http://www.youtube.com/watch?v=DnyRAYP-jJw&feature=youtu.be
Глава 9.
А вот и год прошёл! Впереди десять, как минимум, двадцать пять, как прошу.
Новая работа в большом почти незнакомом коллективе – дело сложное всегда. Коллективчик – почти полтыщи душ, на три четверти женский. Большинство из женщин инженеры, математики, программисты, есть с учёной степенью. Многие из них – жёны начальников разных уровней – элегантные, умные, ироничные. Ну и мужчины – начальники секторов, отделов, лабораторий, разработчики-авторы программ, механики высшей квалификации, начальники разных уровней, тоже со степенями учёными, организаторы. А я неуч, высшее образование не получил. Из института прямо в армию, ни уха, ни рыла, как говорится. Научен, правда, молчать «задумчиво», «проницательные» взгляды бросать, «надувать щёки» изредка… И учиться по ходу, схватывать новую терминологию для начала, а потом доходить потихонечку до сути. Сознаю ведь – не на месте я! Из «занюханных» механиков полигона и в ведущие инженеры ВЦ, помощником могущественного заместителя начальника отделения, «князя-кесаря», восседающего на бочке со спиртом, распределяющего все материальные ценности, влияющего и на зарплаты, и на премии. Человек он опасный, а потому от меня не отмахиваются, «обнюхивают», изучают. Что я дилетант понимают и понимания не скрывают, но осторожны, наслышаны… Три года назад был я начальником не совсем понятной, но способной «подгадить» службы, был вхож в «верхние» кабинеты, аж до самого «верхнего» в НИИ, да ещё в кое-какие министерства…Ненавязчиво намекают «мужички» порой на возможность «отсыпать» несколько граммулек – знают, собаки, и об этой слабости. Впрочем, легко могу не пить, слава Всевышнему, зависимости нет.
Три недели минули, укрепив физически, не говоря уж о духе. Узнал за это время пределы возможного и некие «границы». Голоса не беспокоили. Ночью снов, кажется, не было – уставал. Но мысль, которую гнал, отталкивал, вернулась опять: «А не удавиться ли мне, если опять всё начнётся?»
В удобный час остался после работы на дозволенное «режимом» время в кабинете начальника, сел в его кресло за его же стол и стал размышлять.
Похоже, меня пытаются использовать как некий «инструмент», марионетку, «болвана» в некоем преферанс, малая часть карт открывается, и при умении быстро считать, можно всё же уловить некоторые закономерности, даже и не зная правил игры. Беда в том, что карт в «колоде не 32, не 36, а неизвестное количество. И мастей не четыре, а, похоже, шесть! Откуда знаю? А вот и не знаю. Просто взял число 12 и сообразил как-то, что из него составлено шесть пар (мужчина + женщина), и каждая эта пара стала мастью. Не пики, трефы, буби, червы, а, скажем, белые, чёрные, жёлтые, красные, синие, зелёные… Ну, что-то в этом роде… Роль, признаем, незавидная. Удастся ли «отбиться», «откосить»? Скорее всего – не удастся, не те «силы», от которых можно колобком укатиться. Вывод – не брыкаться! Беречь себя и свои силы.
Какова приманка – то? До шестидесяти не умру, ибо оберегаем. Не густо, но и не жидко! Правда есть в этом ложка дёгтя – полное отсутствие зубов, нищета, голодная жизнь, скитания, смерть в лесу. Чем за эти блага расплачиваться? Писать…Тут есть ограничение – не употреблять грязных слов, не матершиничать, не сквернословить в жизни Это труд! Придётся переходить на языкжестов, ухмылок… Вот будут удивляться, что стал таким сдержанным…Исследовали мой словарный запас. Что в нём такого? Литературе обучали меня Марина Артёмовна и Софья Давыдовна. Общаться и говорить много придётся с евреями. Ну, это ладно. Они по жизни мне часто встречались. Ладил. Не обижали они меня, не обманывали, не унижали. Знаю о них немного. Народ этот скрытный. Так…заставили меня вспомнить о том, о чём забыл давно, о порте Владимире! Там куча народа была, а я внимание только на одного старшину и обратил! Зачем это им?
Что за «пилюля» упрятана и где именно – не угадалось. «Расклад» по прежнему «втёмную». «Прикуп» быть обязан, но не отложился ещё. Не может же быть «прикупом» каша, даже с вареньем! «Прикуп» до объявления «козырей» не открывают?
Болван, я, болван! Главное начать писать. То-что выросло…того уже не вырубить топором… Процесс пошёл. Игра
[640x425]
Глава 8. Размышления о случившемся
Человек должен быть собранным, целеустремленным, чистым, честным, открытым, то есть без двойного дна, работоспособным, упорным без упрямства, послушным, предсказуемым, в общем – цельным. В последнее время также не возбраняется быть душевным, почти что дозволено и душу иметь, но относиться к этому следует с иронией, юморком, как к простительной слабости. Человек не должен иметь сомнений. Он должен верить, целиком доверяться тем, кто с нескончаемой мудростью и дальновидностью им руководит. Всегда. Везде. Сомнения, особенно в сочетании с самомнением, могут привести к раздвоению личности, а это уже болезнь, и человека придется полечить, успокоить, признав душевнобольным. В этом случае наш атеизм вполне одобряет понятие «больной души». Вот ведь материалистический фокус! У выздоровевшего души нет, она исчезает. Бездушным, как должно, остаётся человек!!
У меня заныла душа. Ноет и ноет, болит! Откуда-то «знаю» я, что душа в мужском теле «ОНА», а в женском теле «ОН». Хотя, без тела становится бесполой сущностью. Ну болит душа и болит. Не зуб же! Не сердце и не печёнка даже! Так – нечто… Спросил я душу, отчего она болит. Говорит мне душа, что тесно ей стало, услышал и другие голоса-подголоски:
-Тесно нам, очень тесно, помоги нам разместиться в тебе, упорядочиться…
Задумался. Смутно, расплывчато стало вспоминаться нечто, о чём лучше бы не вспоминать, забыть. Забыть себя? Это вряд ли!
Несколько дней и ночей слушал я эти голоса, заглушал их подручными средствами.
Понял я с огорчением – с этим не справиться. Судьба! Место, значит, надо искать, где с ними «потолковать». Надо разобраться в себе. Решил пойти для этого в Шишкин лес. И слышу вопль протеста:
-Только не туда!
Тут же понял, что туда нельзя, не выдержу, свихнусь. Подумал, что лучше уж ехать на пруд в Узкое или в Тропарево. Заворчали, но не запретили. Прикинул, что детей там много, плач, визг, крики, толкотня – не сосредоточиться. Значит, ехать надо в Быково, на дачу родителей. Там скверно… мрачные ненавидящие взгляды папеньки, ворчание или истерики маменьки, которая временами, к счастью, объявляет окружающим бойкот и молчит днями, только включает на всю мощь радио или телевизор… Там какую-нибудь обязательную понудиловку делать заставят, работу неприятную и неосмысленную, плодов не обещающую. А еще там – постоянно пьяненький младший братец, с двадцати лет ожидающий смерти любимых престарелых родителей, представляющий себя владельцем «имения», квартиры и машины, а также многих тысяч на сберкнижке и все для себя, любимого, «голубя сизого», по выражению отца. Хороший был мальчишка в детстве. Испортили неумеренной все дозволяющей любовью! Потом там еще – детки его не слишком шумные, но все же…Там - жена его, затюканная свекровью, неодобряемая за что-то свекром, мечущаяся между работой и подработкой, уставшая от пьянства мужа, преждевременно теряющая красоту. Там моя немногословная озабоченно-сосредоточенная жена, думающая о сыне, «мужающем» в Армии. А еще там – глухая неприязнь родственников – соседей по дому, униженных богатством нас, верхних. Правда, есть среди них «луч света» - двоюродный брат, мой ровесник, Саня, тоже правда, моим папенькой затюканный. Он заядлый рыбак, и если бутылочкой винца его сманить на водоемчик какой-нибудь недалекий, он углубится в возню с удочками, наживкой, в ожидание поклевок…Место найдет тихое, малолюдное, где можно будет сосредоточиться. Слушаю себя, чувствую – одобряют:
- Да здравствует великий и мудрый Борух- Матфи!
Спрашиваю:
- Что ещё за Борух? Что за еврейские штучки?!
Загалдели! Базар… Предстивьте себе в маленькой коморке говорящую женщину? А две? А три? А если еще больше? Каждая галдит о своем, одна другую перебивает. Я спросил, сколько их, но ответили, что сплелись, перепутались, не сосчитать, но больше шести и меньше двенадцати.
Поехал в Быково, как собирался, сел на берегу заливчика реки над обрывчиком у кладбища в Колонце и стал разбираться в себе. Серьёзно это делать не получалось, только дешёвое
[362x419]
http://www.youtube.com/watch?v=2rzyCFokF2o
Глава 7. РАССТАВАНИЕ
Снова мы стоим у ствола поверженной березы: Господин, приветливо улыбающийся, Хранитель, холодно-отрешенный и я. Вижу себя, сладко спящего полулёжа.
«Проснись, Борух! –ласково говорит Господин – Восстань!»
Лежащий недоуменно открывает глаза, медленно и неловко встает, топчется, впрочем, это я топчусь, глядя на Господина.
«Уснул я, прости, не хотел…»
«У тебя возникли вопросы?»
«Думал я, что Ты дашь мне знание…
«О самочувствии не спрашиваю, вижу – Хранитель спокоен, значит, всё в порядке. Какие –то неясности возникли? Вопросы»? -Всё это было сказано скороговоркой…
«Не понимаю, Господин, странно мы как-то говорим…не таких я от Тебя слов и интонаций ожидал, прости…»
Он рассмеялся громко и заразительно:
«Ты думал, раб, говорить я буду притчами на арамейском или старославянском наречии? Зачем? Нет, Борух, усложнять не будем».
«Думал я, Господин, что Ты дашь мне знание…»
«Сам потрудись, уразумей!»
Вблизи уже было слышно присутствие людей. Краем поля мимо нас шла молодая мама, катящая открытую коляску. Ребенок рассмеялся, пуская пузыри. А еще было слышно, как ломится нетрезвая компания. Мужчины сквернословили, топали сапожищами, ломали ветки. Подумал я: «Привяжутся сейчас, Жалко-то их как, Господи!»
Хранитель исчез и с той стороны, где был шум-гам, сперва все стихло, а затем послышался шум панического бегства через чащу. Куда добегут-то, до Апрелевки?
Хранитель еще «оберегал покой», когда Господин шёпотом сказал:
«Не утаивай, что многомудрый Матфи у ног моих сообщить тебе хотел, что чертил на земле?»
«Уважаемый Матфи рисовал карту Аравийского полуострова, сторону у Красного моря, примерно у Африканского рога провел тонкую линию вглубь земель. В мозгу моем тогда появилось: «Земли царицы Савской». Там города теперь…»
«Не называй!»
«Так вот, в месте, которое возможно найти, поставил он крестик..»
«Далее?»
«Это все, Господин. Не знаю откуда мне это ведомо, Матфи не говорил об этом, но в том месте он скрыл Твои вещи, крест, Тобой сделанный и ему данный, свитки с письменами, три металлические пластинки, ценности которых он не знал. Он пробовал их даже языком, но не на зуб! И что-то вроде надувных глобусов: первый - с изображениями карты того мира, А второй – с возможной картой мира грядущего, над которым творцы работают».
«Это все?»
«Все. Больше он ничего мне не говорил».
«Лукавишь! Хранитель, сделай мысли раба прямыми, как ты это умеешь!
Тут я дернулся всем телом, но не от боли».
«Он, раб, сокровища свои через тебя, частично тебе в уплату, завещал…Опаснее его задания и не придумаешь! Хранитель, обереги!!
«Да, Господин мой, оберегу!»
«Подумать только! У ног моих – взятка! Положим, назовешь ты кому-нибудь это место, купят эти земли или возьмут в аренду, выроют клад. Ни с чем не сравнимое будет богатство!
Вот только, чем больше богатство, тем сильнее давит… Так ты притчу хотел, раб? Слушай притчу. Пойдёшь ты сейчас в свой «мир», в гнилую свою империю. Она рушится уже, обломки летят на головы, земля разверзается под ногами, а вы не видите, не слышите…
И пошло это крушение, как водится у вас, смертных, с предательства. Вожди ваши, великие князья, да, князья, только под иными титулами, устали жить по «уставу» и продали свою бессловесную рать в полтора десятка миллионов тружеников, да ещё столько же единомышленников в иных народах, и озаботились обогащением, и личной волею в безнаказанности и безотчетности. Как же – столько лет и Всевышнего в небо над страною не пускали, храмы порастоптали, осквернили, народы ослепили… Кто накажет их? И вот, среди обломков империи рабочий Федул трудился над новейшим оружием. Был Федул тот «допущен к телу», в свободное время в квартире академика
http://www.youtube.com/watch?v=FkyZbArNPx4
Евангелие – атеисту – отрицание отрицания.
.
В начале было Слово, и Слово было у Бога…
1.НАЧАЛО
Спрятавшись в густом лапнике ели и вцепившись в ее шершавый липкий ствол, приникнув к ней всем телом, и щекою понял я, что не спрятался и увиден, замечен, взглянул в бездонные синие глаза и в невыразимом ужасе поняв, что душа моя покинула тело, бросился бежать. Удивительно, что я ни разу не упал в том паническом бегстве сквозь густые лапы елей, ветки кустарника на опушке, которые хватали, цепляли меня за одежду. Затем были какие-то колдобины, промоины, неровности обработанного поля, густо засеянного кормовыми травами, опутывавшими мои ноги. Бег был так стремителен, что ветер свистел у лица и срывал слезы с углов глаз и, забивая через открытый рот плотной пробкой глотку, был плотен и ощутим, словно я не бежал, а несся на мотоцикле.
Перелетев, таким образом, поле и очутившись на опушке другого лесного массива, я чуть не споткнулся о ствол, весной поваленной ветром, старой, еще не умершей, березы, с черным мощным комлем и глыбой, вывороченного с дерном и землею, корневища. Последним усилием перепрыгнул и, обессилев в прыжке, осел на тропу, буквально свалился с ног, неосознанно подвернув их под себя «по-узбекски», как привык в детстве, в Фергане, где был с матерью, теткой и братом в эвакуации в начале войны. Сидел я вплотную к лежащему стволу. Рюкзачком за спиною опираясь в изогнутый комель и дернину корневища. Я задыхался. Сердце готово было выпрыгнуть через глотку. Пот струился и стекал по голове, лицу, шее под одежду, и была она под курткой противно липкой и сырой. Дыхание странно быстро восстановилось, и сердцебиение успокоилось, только дрожь продолжала бить все тело. С трудом я высвободился от лямок рюкзачка, достал из кармашка пачку сигарет и зажигалку. Вынимая трясущимися руками сигарету, я рассыпал несколько по траве, но собирать не стал, прикурил судорожно, задохнулся дымом, зажмурившись, вслепую, развязал веревку, достал и прислонил к стволу термос, не открывая ее, вынул два свертка с остатками еды и положил их в ногах. Делалось это механически. Мыслей в голове не было никаких и даже страха уже не было. В правой руке, свободной от сигареты, оказался мой старенький транзистор, настроенный на волну «Маяка». Я нажал на кнопку включения. Раздались позывные, мелодия «Подмосковные вечера» перед сигналами точного времени. Взглянул на часы, высвечивались последние секунды перед полуднем. Зазвучали сигналы точного времени, но последний сигнал как бы растянулся и , затихая, пропал. Часы мои электронные так и не пропищали полдень. Экран их тихо угас. Вспыхнула первая мысль: «Батарейки сели… не вовремя!». Сигарета сгорела как-то стремительно. Окурок стал жечь пальцы, и я, не глядя, ткнул его в мягкую влажную траву у своей ноги. Тут то и прозвучал вопрос:
- -Осознаешь ли, понимаешь- ли, знаешь ли, кто над тобою и перед тобою? – слышу вопрос, заданный негромко и очень отчетливо с твердостью, исключающей возможность уклониться от ответа с помощью жеста, мимической ужимки, какого-либо междометия или мычания. Голос прозвучал чуть сверху, но явно вблизи.
- Подняв голову и чуть ли не вытаращив глаза, ведь не слышал я ни приближающихся шагов, ни шороха, ни звука, охватил сразу всю его фигуру, как бы слегка светящуюся на фоне темневшего за ней хвойного леса, и, избегая останавливать взгляд на лице или заглянуть в глаза, постарался разглядеть возможно больше внешних подробностей, запомнить, не упустить.
- Вопрос требовал полного развернутого ответа, и я уже мысленно готовил формулировку такого ответа, но не спешил с ним, потому что вдруг догадался, что важен не только смысл, но и порядок слов, и даже интонации при произнесении. В возникшую секундную паузу я поднял опущенную низко голову и открыл глаза, до того зажмуренные, и увидел стоящую в трех шагах от себя громадную человеческую фигуру, словно богатыря или рыцаря, в облегающей длинной, до пят, одежде, без какого-либо оружия.
От вопроса до ответа прошли две-три секунды, полагаю, но за этот крохотный промежуток, он явно был дозволен мне самой структурой вопроса, взглядом и стремительно раскручивающимися мыслями успел я охватить поразительно много для себя, не обладающего ни особой
Евангелие – атеисту – отрицание отрицания.
.
В начале было Слово, и Слово было у Бога…
1.НАЧАЛО
Спрятавшись в густом лапнике ели и вцепившись в ее шершавый липкий ствол, приникнув к ней всем телом, и щекою понял я, что не спрятался и увиден, замечен, взглянул в бездонные синие глаза и в невыразимом ужасе поняв, что душа моя покинула тело, бросился бежать. Удивительно, что я ни разу не упал в том паническом бегстве сквозь густые лапы елей, ветки кустарника на опушке, которые хватали, цепляли меня за одежду. Затем были какие-то колдобины, промоины, неровности обработанного поля, густо засеянного кормовыми травами, опутывавшими мои ноги. Бег был так стремителен, что ветер свистел у лица и срывал слезы с углов глаз и, забивая через открытый рот плотной пробкой глотку, был плотен и ощутим, словно я не бежал, а несся на мотоцикле.
Перелетев, таким образом, поле и очутившись на опушке другого лесного массива, я чуть не споткнулся о ствол, весной поваленной ветром, старой, еще не умершей, березы, с черным мощным комлем и глыбой, вывороченного с дерном и землею, корневища. Последним усилием перепрыгнул и, обессилев в прыжке, осел на тропу, буквально свалился с ног, неосознанно подвернув их под себя «по-узбекски», как привык в детстве, в Фергане, где был с матерью, теткой и братом в эвакуации в начале войны. Сидел я вплотную к лежащему стволу. Рюкзачком за спиною опираясь в изогнутый комель и дернину корневища. Я задыхался. Сердце готово было выпрыгнуть через глотку. Пот струился и стекал по голове, лицу, шее под одежду, и была она под курткой противно липкой и сырой. Дыхание странно быстро восстановилось, и сердцебиение успокоилось, только дрожь продолжала бить все тело. С трудом я высвободился от лямок рюкзачка, достал из кармашка пачку сигарет и зажигалку. Вынимая трясущимися руками сигарету, я рассыпал несколько по траве, но собирать не стал, прикурил судорожно, задохнулся дымом, зажмурившись, вслепую, развязал веревку, достал и прислонил к стволу термос, не открывая ее, вынул два свертка с остатками еды и положил их в ногах. Делалось это механически. Мыслей в голове не было никаких и даже страха уже не было. В правой руке, свободной от сигареты, оказался мой старенький транзистор, настроенный на волну «Маяка». Я нажал на кнопку включения. Раздались позывные, мелодия «Подмосковные вечера» перед сигналами точного времени. Взглянул на часы, высвечивались последние секунды перед полуднем. Зазвучали сигналы точного времени, но последний сигнал как бы растянулся и , затихая, пропал. Часы мои электронные так и не пропищали полдень. Экран их тихо угас. Вспыхнула первая мысль: «Батарейки сели… не вовремя!». Сигарета сгорела как-то стремительно. Окурок стал жечь пальцы, и я, не глядя, ткнул его в мягкую влажную траву у своей ноги. Тут то и прозвучал вопрос:
- -Осознаешь ли, понимаешь- ли, знаешь ли, кто над тобою и перед тобою? – слышу вопрос, заданный негромко и очень отчетливо с твердостью, исключающей возможность уклониться от ответа с помощью жеста, мимической ужимки, какого-либо междометия или мычания. Голос прозвучал чуть сверху, но явно вблизи.
- Подняв голову и чуть ли не вытаращив глаза, ведь не слышал я ни приближающихся шагов, ни шороха, ни звука, охватил сразу всю его фигуру, как бы слегка светящуюся на фоне темневшего за ней хвойного леса, и, избегая останавливать взгляд на лице или заглянуть в глаза, постарался разглядеть возможно больше внешних подробностей, запомнить, не упустить.
- Вопрос требовал полного развернутого ответа, и я уже мысленно готовил формулировку такого ответа, но не спешил с ним, потому что вдруг догадался, что важен не только смысл, но и порядок слов, и даже интонации при произнесении. В возникшую секундную паузу я поднял опущенную низко голову и открыл глаза, до того зажмуренные, и увидел стоящую в трех шагах от себя громадную человеческую фигуру, словно богатыря или рыцаря, в облегающей длинной, до пят, одежде, без какого-либо оружия.
От вопроса до ответа прошли две-три секунды, полагаю, но за этот крохотный промежуток, он явно был дозволен мне самой структурой вопроса, взглядом и стремительно раскручивающимися мыслями успел я охватить поразительно много для себя, не обладающего ни особой наблюдательностью, ни яркими мыслительными способностями, ни даже простой сообразительностью в критических ситуациях – это я знал и понимал о себе, не без сожалений, правда. Не зная того, что уже «выхвачен» из потока времени, я поражался своей неожиданной, не
Это цитата сообщения Лина51 Оригинальное сообщение
Второй год службы в Армии. Комсомолец насильник, встреча с норвегами.
Коротким летом, далекого теперь лета второго года моей службы в береговой обороне Северного Флота, был я командирован на Титовку, где был штаб нашего Отдельного зенитного артдивизиона, где делил со мной кабинетик партийный секретарь, капитан Тихонов, красивый молодой спокойный и ироничный, а я был секретарем комсомольским. Должность моя по штату должна была принадлежать офицеру, но офицера не нашлось, а тут я подвернулся со своим незаконченным высшим, вернее начатым… но в те годы и десятилетка среди срочнослужащих была редкостью. Основная масса имела семилетнее образование, а то и менее того…
Командировка была на батарею, расположенную в районе фьорда Ура-Губа. Случилось там ЧП. Личный состав батареи размещался в палаточном городке на сопке, а на склон той сопки был пустующий "законсервированный" бывший рыбацкий поселок в несколько десятков, явно не по-советски, аккуратнее и добротнее, построенных домов. Подобный поселок я знал и по Титовке. Из таких поселков несколько лет назад, из высших государственных и военных соображений, были отселены, в неведомое мне место, жители существовавших там ранее рыбхозов. Сколько таких поселков было не знаю, думаю - много. Во всяком случае в районе Лиинахамари, полуостравов Среднего и Рыбачьего ко времени моей там службы гражданского населения не оставалось. Покинутые, "законсервированные", а попросту брошенные поселки сторожили каждый по одной небольшой семье в два-три человека. В Ура - Губе это были муж, жена и их дочка - дошколенок. Эту девочку и ухитрился изнасиловать наш матрос из среднеазиатов, "чучмек". Теперь его должен был судить трибунал, до чего его должно было срочно исключить из ВЛКСМ. Парторг от участия в этом деле уклонился. Командировали меня, оформили документы, продаттестат, сам я бросил в рюкзачек пару банок сгущенных сливок, кирпичик хлеба, пачку махорки и несколько пачек недавно присланных мне среди прочего в посылке в посылке одноклассником Володей редких тогда даже в Москве сигарет "Ментоловые". Подоспел рейсовый пароходик "Ястреб" постройки еще дореволюционной, и я отбыл в путь. В местечке Порт Владимир пересадка, катером с базы подводников нужно было добраться сперва до их плавбазы "Кубань", затем к заброшенному причалу заброшенного рыбхоза, а там рукой подать. Но "до рукой подать" вмешалось заштормившее море, и старшина заставы пограничников, встретивший меня единственного, покинувшего дряхлый борт "Ястреба", обрадовал, сообщив, что проторчу я у него не менее трех суток (никогда в тех края х не говорили, о днях, а только о сутках из-за длительности полярного дня). Торчать в чужой части означало находиться в лучшем случае на шестнадцатичасовой хозяйственной работе, как бы "в наряде", картошку, там чистить, дровишки пилить-колоть, полы драить в казарме, на камбузе, в гальюнах… В потому, как только остались мы со страшиной наедине на пустом причале, от которого отвалил уже "Ястреб", я молча и незаметно вложил ему в руку теплую еще от живота бутылку водки, купленную мною час назад. Старшина невозмутимо отработанным движением пальца выковырнул засургученную картонку пробки, раскрутил бутылку, зажатую в кулаке, и в один недолгий глоток опустошил ее. Пустую же посудину аккуратно с причала пустил "в кругосветное плавание". Подобрев, сказа:
"На довольствие ставить тебя не буду. Получить по аттестату "сухой паек" на трое суток консервами на рыбзаводе - я помогу. Обойдешься без горячего, у нас - в обрез. Спать можешь в Ленинском уголке, там топчанчик, подушку и одеяло дам. Гуляй, сержант, на берегу, на глазах у меня,. А общагу к "рыбочистам" попасть не рекомендую - растерзать могут. Мне личный состав менять приходится ежемесячно - ветром шатает парнишек… Снимают напряженку подводники -завозят их сюда катерами по праздникам …Девахам с рыбзаводика без этого тоже не житье! Есть у меня под надзором еще несколько норвегов - рыбаков, увидишь еще, с ними общаться-разговаривать запрещено, держись стороной! Запалили мы их сейнер в наших водах, процедура обычная. Снасть, улов конфискуются. Команда и "лайба" их под арестом до обмена на наших таких же бедолаг, или до выкупа. Выгодное дело - у них и уловы лучше наших, и снасть - патрон, что ам говорить… А у наших рабачков гнилье и то и другое… Живи сержант и радуйся отдыху. Дай-ка я тебя обласкаю.." И он быстро, профессионально ощупал меня всего и проверил содержимое рюкзака. Сказал:
"Хвалю, воздержан! Я тобой доволен, благодари…" Я отблагодарил - дал пачку сигарет. Шли с причала, нагибаясь вперед, навстречу тугому потоку влажного ветра, который не давал говорить. Сошли с берега на сланик - почти без почвы, так - песок, дробленые ракушки какие-то, истлевшая мешанина
Получила я эту рукопись не сразу. Дядя говорил, что тема очень специфическая, что нельзя христианам этого читать, что писал он не для прочтения кем-то, а потому, что не мог не писать, потому что такова была воля Иисуса Светлого. При этом велено ему было не беспокоиться о том, для чего и кого пишет, и писать первоначально только от руки.
Наверное, я бы не узнала о рукописи, но случилось так, что у него открылась большая язва в желудке. Я положила Бориса к себе в отделение. У меня был свой кабинет, в котором стояла печатная машинка, вот он и попросил разрешения проводить вечера в моём кабинете. Я разрешила. Как то он обронил один листок, я прочитала и стала задавать вопросы. Ответил, что не хочет об этом говорить. Я не стала настаивать.
Когда умерла моя бабушка, его мать, мы встретились на похоронах и разговорились о том, что сейчас с её душой происходит. Слово за слово… и он рассказал мне о рукописи. Так всё и началось. Я была христианкой, но он не побоялся говорить со мной, так как знал, что я не наврежу. Он понимал, что я его душевнобольным не считаю, а написанное мне не повредит, т.к. ортодоксальной христианкой не являюсь. Первоначально он только рассказывал мне кое-какие эпизоды, потом разрешил почитать ещё не оконченную рукопись, не вынося из его дома. Разумеется, прочитала я тогда только начало. Была она тогда ещё не отпечатана, а написана его, положенным влево, почерком.
Я просила его отпечатать текст. Ссылаясь на то, что хотела бы иметь экземпляр, так как мои отец и мать тоже хотят прочитать. Только окончив писать, он смог отпечатать написанное. Дядя говорил, что в какое-то время возникли проблемы с покупкой бумаги. Печатал - на чём придётся.
В итоге, две папки-скоросшиватели, получил мой отец, когда Борис приехал к нему в гости. Они с мамой прочитали рукопись, и она оставалась у них. Я сначала отложила прочтение, а потом забыла о тексте. Вспомнила пару лет назад. Забрала папки к себе, сказав, что потихоньку перепечатаю текст, чтобы даль почитать уже повзрослевшим детям и кому-то из знакомых.
Времени мало и рукопись продвигалась медленно. Я специально не читала, что будет дальше. Моё чтение идёт одновременно с тем, как печатаю текст. Недавно решила разместить уже напечатанное на каком-нибудь литературном форуме, потому что текст кажется мне интересным. Борис рассказывает эпизоды из своей жизни. Кроме воспоминаний описываются некие мистические события связанные с Иисусом, Хранителем, Матфеем, Лукой и не которыми другими библейскими персонажами. Борис уверял, что это не фантазии, не литературный приём, а то, что произошло с ним реально. Так ли это? Не поручусь, но допускаю. Может быть, кому-то легче воспринимать написанное, какавтобиографическую повесть с элементами мистики... Пусть так. Будет ли роман кому-то интересен или нет, не знаю. Борис жив, я спросила у него разрешение поместить рукопись в Интернете. Он сказал, что тяжело болен, и ему всё равно. У него только что обнаружили рак горла.
…Вот уже год, как дядя умер. Не так давно он приснился мне, во сне поцеловав меня, и я решила, что надо понемногу начать размещать, написанное им.
http://www.youtube.com/watch?v=FkyZbArNPx4&feature=youtu.be
Близится пасхальная ночь, т.е. ночь перед Пейсахом. Ситуация (опираюсь на Евангелие) представляется так. Иисус (Иешуа) предлагает пойти в город, чтобы отметить праздник там. Называет адрес, примечательно, что ранее ученикам не знакомый. Ученики идут туда, убеждаются, что кувшин стоит на месте, а значит, явка не провалена, говорят хозяину нужные слова… И только тогда является Иисус. Явка – небольшой ресторанчик. Хозяин – человек Иисуса.
Какое то время друзья пьют и едят. Только двое не спокойны – Иисус и Иуда. Иисус отсылает Иуду делать задуманное. Иуда уходит. Чуть позже Иисус предлагает выйти на воздух. Он ведёт всех за город, что не может быть безопасно. Именно в Иерусалиме, который в праздник наводнён паломниками, так легко затеряться в толпе. Иисус же ведёт всех за речку Кедрон – в Гефсиманский сад. Зачем? Почему?
Заметим, Иуда ушёл РАНЬШЕ всех и не мог знать, куда Иисус поведёт друзей. Получается, что Иисус сообщил Иуде, куда поведёт группу. Иисус не стал бы этого делать без веской причины. Иуда выполнил всё в точности. Привёл Каиафу в сад, где и «сдал» Иисуса. Понятно, что Иуда объяснил своё предательство денежными затруднениями, чтобы ему поверили. Бескорыстие подозрительно! Видимо он сказал, что сопротивления не будет, так как все выпили и лягут спать, что место глухое…
Всё произошло, как и задумывалось. Но тут Пётр пустил в ход свой меч! Иисуса пришли не арестовывать, а убивать – это было ясно. К аресту Иисус стремился. Именно поэтому вспыхивает быстротечная схватка. Пётр отрубает ухо одному из нападавших.
История сохранила его имя – Малх. Иисус останавливает резню, и Пётр опускает меч.
Что, собственно случилось? А случилась жуткая для Каиафы неприятность – коллективная драка в праздничную ночь с нанесением тяжких увечий, в которой участвовали его люди. А что самое неприятное – произошло нападение на римского гражданина! Римлянин даже вынужден был применить оружие. Ай-яй-яй… Такое дело не замять. С таким делом Пилат будет разбираться лично.
«За каким вы отправились туда ночью с кольями?»- спросит у Каиафы Пилат. Здесь возможен только один вариант ответа: «Арестовать богохульника хотели, ваше благородие! Днём несподручно было, они ведь ребята горячие, а вокруг туристов полно… А тут выпили, уснули, ну, мы и решили воспользоваться, что б без крови обошлось». «Арестовали?» - «Арестовали, вашбродь!» «Ну, давайте сюда».
Первосвященник Каиафа – глава синедриона, или, говоря современным языком, спикер религиозного парламента, конечно, сразу понял, кому адресована фраза: «Кесарю – кесарево». Иисус пытается привлечь внимание Пилата, а значит, он представляет собой угрозу финансовому благополучию храма. Сдать его римлянам и попросить смертой казни за святотатство – большой риск. Ведь у Пилата везде свои уши.
Остаётся одно – по-тихому пристукнуть самозванца. А это сделать не так уж и просто. Иисус всюду ходит с охраной. Причём некоторые из последователей вооружены.
Мы знаем, что Пётр ходил с мечом. Меч – редкая привелегия: ходить с оружием может только римский гражданин. Как Пётр, рождённый в Иудее мог быть римским гражданином? Например, повоевав римским наёмником. Известно, что в 19 году племянник Тиберия Германик воевал в Кападокии и Армении. Во вспомогательные войска он набирал наёмников оттуда поближе – с востока. Наёмникам за особые заслуги перед Римом давали гражданство. Видимо, Пётр был хорошим солдатом.
Служили наёмники в кавалерии, следовательно у Петра был длинный кавалерийсикй меч – спата. Такой меч под одеждой не спрячешь. Его можно носить только открыто. Следовательно, каждый в Иерусалиме знает, что Пётр вооружён. А мог Пётр носить короткий меч не легально. Вряд ли не склонный к самоубийству человек в праздничном Иерусалиме, где на каждом углу римские патрули, будет носить с собой оружие, глупо нарываясь на смерть. Да даже если бы и не патрули! На Петра мгновенно донесли бы, вооружись он незаконно: город полон шпионов и стукачей, а у Иисуса много врагов… Нет, Пётр носил меч открыто, и наверняка его на улице не раз останавливал патруль и спрашивал буллу – знак о гражданстве. Пётр буллу имел.
Наверное, рядом с Иисусом были и другие бывшие наёмники, а поэтому днём ходил в окружении вооружённых людей. Ночевал он в пригороде на виллах своих зажиточных друзей. Как его взять? Израильтянам оружие носить запрещалось. У них были только палки.
Продолжение следует...
Исходя из анализа ситуации, логично предположить, что Иисус стремился к встрече с Пилатом, рассчитывал на неё. Зачем ему такой риск? Давайте разберёмся. Иисус видел нарастающее раздражение Рима против фарисеевских спекуляций Иерусалима, раздражение Пилата против волны терактов со стороны зелотов, убивавших римских граждан, поджигавших строения, отравлявших колодцы. Он видел нараставшую пропасть между вопиющей роскошью, в которой жили левиты, и нищетой простых граждан. Единственным, кто по долгу службы поддерживал порядок в городе, был Понтий Пилат. Проклятый оккупант, жестокий правитель, которого ненавидели все жители – и левиты, и простолюдины.
Иисус понимал, что добром всё то не кончится. Рано или поздно – напряжённость разрядится кровью. Кстати говоря, так оно и случилось. Через непродолжительное время после распятия Иисуса вспыхнуло восстание, которое было жестоко подавлено Титом, а храм разрушен – финансовая опухоль империи – был римлянами разрушен (о чём, между прочим, Иисус предупреждал, намекал, при каждом выступлении).
Судя по высказываниям Иисуса, он считал необходимым вложить накопленные спекулятивные капиталы в реальный сектор экономики – в виноградники, мастерские, кузнецы, рудника… Хватит уже набивать карманы! Тезис о том, что «делиться нужно», красной нитью проходит через проповеди Иисуса.
К тому времени у Иисуса уже была своя партия (помним, что все партии в Иудее были религиозными). Даже в синедрионе у него были свои сторонники среди фарисеев. – Иосиф Аримофейский и некто Никодим. Похоже, что Иисус хотел войти со своей партией в синедрион и повлиять на распределение финансовых потоков: прекратить валютные спекуляции, позаботиться о рушащимся городском хозяйстве, организовать помощь нуждающимся и социально не обеспеченным слоям населения.
Ясно, что добровольно левиты его в синедрион не пустят. Заседать там могут только члены семей левитовых. Парламент-то сословный. А вот с помощью Пилата, это стало бы возможным. Если Пилат отпишет в Рим, что мол есть у меня тут полезный человечек , которого надо ввести в туземный парламент для блага Великого императора Тиберия, - то вопрос будет решён.
Взамен Иисус мог бы пообещать Пилату «отдать кесарю кесарево. Будучи членом Синедриона он мог бы выкупить часть меняльных столов и переориентировать финансовые потоки в пользу Рима вообще, и Пилата в частности.
Продолжение следует.
Начала в указанных рубриках.
Пилат жил в столице Иудеи – Кесарии, и лишь на праздник Пасхи на недельку традиционно приезжал в Иерусалим – привозил в храм дары от римского императора. Как раз в его приезд в четырёхстах метрах от резиденции Пилата случилось вопиющее хулиганство – некий молодой человек разгромил перед храмом столы менял, лишив народ возможности делать подношения. Естественно Пилат об этом узнал мгновенно.
Туземцев Пилат не любил. Он отнюдь не либерал. Как то по просьбе левитов он направил тяжёлую конницу на сборище людей, слушавших на пригорке очередного бродячего проповедника по имени Февда, смущавшего умы верующих. Но на этот раз Пилат мер не принял и сделал вид, что ничего не произошло. А ведь за такие дела по местным законам вообще-то смертная казнь полагалась. А выносить смертный приговор мог только римский прокуратор.
Пилат потому не отреагировал, что молодой человек громил столы менял под лозунгом: «Отдайте Кесарю Кесарево!» Пилат понимает, что демонстрация устроена специально для него и против тех, кого он всеми фибрами души ненавидит – фарисеев и саддукеев.
Но и левиты не потребовали тогда смертной казни дебоширу. Даже не приказали схватить его. Почему? А они боялись, что Пилат потребует личной встречи с Иисусом, дабы по римскому праву устроить справедливый суд.
Что к этому времени Пилат знал об Иисусе? Что тот профессиональный харизматичный проповедник, пользующийся успехом у местной публики, что он не поддерживает революционеров зилотов, что по слухам он сын римского офицера – Пандира… А значит наполовину римлянин, а не грязный иудей… Здесь Пилат не мог почувствовать лёгкой симпатии к молодому проповеднику.
Это третья публикации из серии.
Продолжение следует.