Ты хмуришься вечно, а я так беспечна,
Не быть нам вдвоем.
Мы разные песни поём - ты о вечном,
А я о земном.(с)
Тебя у меня украл лабиринт этого весеннего города. Мы оба потерялись в этих залитых солнцем улицах.
Я- снова встречаю рассветы и сохраняю немоту своей рукотворной маски.
Ты - боишься меня и убегаешь целовать чужие пальцы.
Иногда я забираюсь на затянутый паутиной чердак. Здесь всегда правит балом мягкий полумрак и робкие солнечные лучи, которые с трудом пробиваются через посеревший от времени и дождей витраж, выхватывают танцующие снежинки пыли. Чего только здесь нет! Вот сложены в кованый медью сундук маски – тут можно найти и боль, и едкость, а вот сверкает алыми подтеками маска угасшей любви. Я буду долго сидеть и разбирать их, смахивать пыль с каждой и поражаться тому, сколько пути пройдено. Мечтать о том, что будет дальше. Пухлые тома с иссохшими страницами. На их страницах умирало мое сердце, исторгая из себя брызги чувств. Вот они, застыли двухмерным салютом на страницах. Фотокарточки, хранящие запах ушедших. Теплый свитер и накидка аногрской шерсти.
А потом я сяду на маленький резной стульчик и буду отражаться в зеркале. Зеркало, зеркало, покажи мне…
Я не рассказывала тебе, но я не люблю картины и статистику. И, кстати, статистику я не люблю куда больше чем картины. Картинами хотя бы не пытаются удушить слабые призраки собственных мыслей.
И ты... всего-лишь статистика.
Пишу тебе на изломе апреля,
Сегодня был ураган, знаешь
Хотелось тянуться к тебе
Но пальцы скребли по застывшему небу
Апрель? Мой апрель.
И ты, на короткие ночи
Где в сердце вулкан проклокочет
Слова о дождливой любви
А если уйти – забудешь
Сотрусь в раскадровке дней
Я только молчу – умею,
Неужто это…
апрель?
То было только раз, моей руки несмело
Коснулись вы, как в полусне.
(Воспоминание в душе не потускнело,
Оно лежит на самом дне).
Тогда был поздний час. На чистом небосклоне
Луна сверкала, как литьё,
На дремлющий Париж, на крыши колоколен
Рассыпав золото свое.
Казалось, город весь - дома и мостовые, -
Был мёртв. И люди все ушли.
Лишь кошки робкие, как будто часовые,
Дозор на улицах несли.
Вдруг близость странная возникла между нами,
Как лютик тонкий расцвела,
И вы, чьей красотой, чьей юностью, плечами
Так восхищались зеркала,
Вы - светлый зов трубы, победно разносящий
В лучах зари рожденье дня,
Вдруг нотой жалобной, нелепой, холодящей
Обескуражили меня.
Та нота вырвалась, как из клетей подвала
Вдруг вырывается урод,
Которого семья хранила и скрывала,
Боясь людей, за годом год.
О бедный ангел мой, та нота горько пела:
"Всё на земле обман и ложь!
И в задушевности, подделаной умело,
Один расчет ты узнаешь.
На сцене выступать, красиво улыбаться -
Тяжелый и банальный труд.
А жизнь безжалостна... С утра уже толпятся
Ростовщики - проценты ждут".
И нет совсем любви, есть звук красивый, слово,
Есть бессердечия гранит.
Мы - каждый за себя, нет ничего святого.
Продажен мир - юдоль обид.
Смогу ли я забыть то страшное признанье
Всю эту исповедь души,
Огромную луну и двух теней дрожанье
И гул шагов в ночной тиши?
Шарль Бодлер
Хрустальный Кай собирает из осколков
Разбитых в гневе бокалов из-под вина
Слово, на которое осуждена
Королева, чьи плечи тонки, а кожа
Бела.
Ее руки испачканы мутной кровью,
Расписаны леопардовыми пятнами,
Но во всех оттенках багрянца,
Какой бывает исключительно
В сентябре.
Кай недовольно шипит, дует губы
Режет пальцы, пачкает пол
В котором отражаются чужие души
Вмерзшие в сталь ледяных оков
Only snow.
Дорожки кокаина расчертили пухлые книги
Не-смешная и не-детская сказка,
Обращенная в реальность
Детьми, ожидающими свой рассвет
И смех – как грех.
Герда прячет глаза, смывает поспешно тушь
Убирает короткое красное в комод,
Плачет грязными слезами в потолок,
Чужое – на руках, на лице, запах лезет в нос
Она уже не помнит имя Кая, не помнит цвет его
глаз. Ей каждый вечер нужно
Красивую и влюбленную куклу играть.
Она уже не хочет маленький дом, занавески в клетку.
Зато очередной ухажер снова балует детку.
Разрозненная реальность снов, чернее черного
Глаза пьяной Королевы, алее алого губы
Замершего Кая, испачканные тем, что ты называешь
Любовь.
И маленькая Герда, свернувшись на смятых
с вечера простынях, тянется призрачной ладонью
к угасающей звезде.
Все это фарс и тошнотворная оперетка
Не-изящная шутка, подарок из ада,
Который я создавала нежно и чутко,
И не хочу, чтобы ты создал сам.
Для себя.
Темно. Тихо. Тускло.
Мы странны, будто устрицы
В своей скорлупе
Без веры, без надежд
И вроде бы хочется верить
но снова – словами мерить
Расстояния от и до
Мечты?
Листва. Кармин. Шуршание.
Бумага раскидана по столу
Карандаши – по полу
А мы застыли остолопами
В сентябре
Этой осени.
Варим кто чай, кто кофе
Кому с лимоном,
Кому с молоком
Кому со слезами заместо сахара
Депрессивного характера.
Улыбаемся, машем ладонями
Тянемся призрачными пальцами
Ловить упавшие звезды
Даем им имена
Качаем в объятиях
А они
Тают. Тают. Тают.
Сигаретам – дыхание,
Сердцу – пулю
Расплавленной до красна боли,
Крыльям - по кольцам
С кровостоками.
Мертворожденные дети мы
Нерожденной весны.
Ну просто такие как я
Не становятся любимыми женами
Не встают раньше
Не заваривают чай в кружках
С цветочным узором
Не встречают на пороге
Не завязывают галстуки, не целуют на прощанье
И, хотя, конечно, умеют
Но чаще просыпаясь утыкаются носом
В простыни, хранящие тепло
Такие как я не блистают звездами,
Не вышагивают на высоких шпильках,
Хотя, конечно, можно и ад пройти на них –
Но слишком больно, буднично и обычно.
Такие как я улыбаются сказкам,
Варят кофе часа в три ночи,
Ложатся с книжкой на подоконник
И мурчат луне, изображая кошек
Плачут над фильмами,
А не над болью – своей или чужой –
не имеет толку
смеюсь.
и все это тоже – просто.
ломко.
колко.
Просто моя жизнь напоминает натянутую над пропастью леску, когда каждое дуновение ветра - опасно.
А самое смешное, что я не могу и не хочу - иначе.
Я твердо верю в одно, что всегда нужно признаваться в любви тем, кого мы любим.
Я курю воспоминания.
Я курю их, запивая сладким черным чаем с привкусом ежевики.
Курю людей, курю их мысли, курю их чувства, их страхи, их страсти. Курю их запахи, путая воздух паутиной сизой дымки, их прикосновения, оставшиеся во мне, поддернутые патиной забытья, их взгляды, их слова и смех.
Курю обещания, данные в приступах нежности, стертые утекающими песчинками минут.
Курю сцеженную по каплям яда ложь.
Я выпускаю канителью вьющегося узора чужие поцелуи, картинки неосознанных ласок.
Я выкуриваю чьи-то тонкие запястья, обесцвечиваю цвет чужих глаз – сугубо для себя-
Раздирая горло когтями отравы, я улыбаюсь, потерянная в антраците холодной ночи, а она тянет ко мне звездные руки, пахнущие дождем.
И в этот дождь я выдыхаю чужие сказки, чужие привычки, бывшие и моими – тоже, чужие шутки и чужую вечность.
Я курю тебя.
теперь каждое утро будет чуть сложнее просыпаться