Монастырь возник в числе первых пяти монастырей Москвы конца XIII — начала XIV века. Основателем обители был святитель Петр, первый митрополит Московский и Всея Руси.
[200x253]Старый Валаам, на этот раз в старых фотографиях, где оживает быт монахов, природа и архитектура. Фотографии сделаны в начале 20 века, тогда на острове проживало совсем немного народу - около тысячи человек. С 1811 по 1917 годы Валаамские острова входили в состав Финляндского княжества Российской империи. После революции 1917 года острова отошли к суверенному государству Финляндия и были в ее владениях до 1940 года, когда после финской войны по соглашению сторон вошли в состав СССР. Монахи спешно покинули монастырь, увезя с собою почти все ценности – иконы, колокола, церковную утварь и обширную библиотеку. Далее была разруха, война, потом мирное время, тоже не пощадившее монастырь. Но сейчас он возрождается и все более становится похожим на тот, что мы видим на старых фотографиях. И еще славен монастырь своим монашеским хором - особый валаамский распев и чистейшие голоса, исполняющие вокальные партии "а капелла" (для примера вставила в материал три звуковых ролика с духовными песнопениями Хора братии Спасо-Преображенского Валаамского Ставропигиального мужского монастыря).
Пасхальные песнопения - валаамский распев "Пасхальный антифон"
"Монахи - большие художники в понимании природы. На дальнем севере или в Крыму, все равно, выбрали красивейшие местности и на этих красивейших местностях заняли самые видные места. Это, разумеется, относится и к валаамским старцам. На их островах скиты и пустыни поставлены именно так, что не оторвешь взгляда. От этого здесь каждое, незначительное учреждение так сильно запечатлевается в памяти. Передо мною до сих пор, словно въявь, рисуются во всей своей красоте то сумрачные и дикие, то мягкие и идиллистические картины, окружающие Валаам".
В.И.Немирович-Данченко "Мужицкая обитель"
[250x313]
Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.
Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай.
Провинился друг и повинился -
Ты ему греха не поминай.
Люди, мы стареем и ветшаем,
И с теченьем наших лет и дней
Легче мы своих друзей теряем,
Обретаем их куда трудней.
Если верный конь, поранив ногу,
Вдруг споткнулся, а потом опять,
Не вини его - вини дорогу
И коня не торопись менять.
Люди, я прошу вас, ради Бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много:
Опасайтесь потерять друзей.
Я иных придерживался правил,
В слабости усматривая зло.
Скольких в жизни я друзей оставил,
Сколько от меня друзей ушло.
После было всякого немало.
И, бывало, на путях крутых
Как я каялся, как не хватало
Мне друзей потерянных моих!
И теперь я всех вас видеть жажду,
Некогда любившие меня,
Мною не прощенные однажды
Или не простившие меня.
Пер. Н.Гребнева
автор: Мария Дегтярева
В начале XIX в., в царствование Александра І (Благословенного), необычный диалог завязался между двумя известными в Петербурге людьми. Первый из них был посланник Его Величества Короля Сардинии, философ, друг иезуитов Жозеф де Местр, а его собеседник – молодой русский публицист греческого происхождения и, как сейчас сказали бы, «консультант» государя, Александр Скарлатович Стурдза. Оба они были людьми светскими, однако достаточно сведущими в вопросах, касавшихся различий двух исповеданий.
Де Местр отстаивал мнение, согласно которому Церковь в России «настолько слаба, что не смеет противиться беззакониям, а терпимость Православия – это лишь “синоним равнодушия”». Стурдза парировал: «терпимость – одно из высших свойств христианского характера, его проявление и мера». Все это служило своеобразной «разминкой» перед выражением двух различных взглядов на Церковь и ее отношения с внешним миром. Де Местр отстаивал преимущества хорошо управляемого административного здания, Стурдза – нерушимость Церкви как единства в Духе. Ничто иное, по его убеждению, не способно обнаружить действительное состояние Церкви в той мере, как способность к крестоношению и к исповедничеству. Именно тогда раскрывается истинное значение православной терпимости. И вот два примера: XVI век и век XX …
Сайт Милосердие.ru желает здоровья и помощи Божией святейшему патриарху Сербскому Павлу в связи с очередной годовщиной монашеского пострига (7 апреля 1948 года) |
[450x339]
* * *
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.
И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только, до конца.
1956
Автор статьи: Даша Шулеко
Тадж-Махал, Агра, Индия, © laszlo-photo
При съемке архитектуры фотограф имеет дело с весьма статичным и постоянным объектом. В отличие от других жанров, тут, за редким исключением, нельзя делать ставку на уникальность момента — приглянувшееся здание можно снимать в любой день, на протяжении многих десятилетий, выбирая погоду и освещение на свой вкус. Кроме того, велика вероятность, что идея сфотографировать интересное строение пришла в голову не только вам, особенно если оно красиво или имеет историческую ценность.
Для того чтобы получить хороший кадр, недостаточно просто запечатлеть результат работы архитектора — надо найти свежее оригинальное решение, подчеркнуть особенности здания, передать его суть и настроение.
Б. Ахмадулиной
Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
И он
не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучимся мы с ним.
Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.
А той -
скажите, Бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та,
у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько
нервных
и недужных,
ненужных связей,
дружб ненужных!
Куда от этого я денусь?!
О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ!
Я возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня.
Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.
Я глянул вдоль аллеи и увидел молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки.
Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой – и весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.
Он ринулся спасать, он заслонил собою свое детище… но всё его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!
Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И все‑таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке… Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.
Мой Трезор остановился, попятился… Видно, и он признал эту силу.
Я поспешил отозвать смущенного пса – и удалился, благоговея.
Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным ее порывом.
Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
Апрель, 1878
[536x699]
[699x475]
[699x555]