Такой смешной ты! Сам не понимаешь, братишка.
Со своими наивными, всегда округленными глазами, в которых плещется безграничным океаном удивление. Иногда в этот океан врываются подводные течения твоих слез. Чаще - из-за глупой прихоти, реже - по делу.
Ты еще такой маленький. Не осознаешь, но, стоя на ногах, чувствуешь себя очень большим.
Еще не можешь толком облечь увиденное в слова. При труднопроговоримых словах твой язык заплетается, ты смешно коверкаешь доступные взрослым звуки...
Тени в комнате таят в себе секреты. Каждая тень для тебя - маленький Бука. Маленький Бука с большими бесформенными лапами. Он сердится, если ты не ешь. ты сам еще не понимаешь, почему, но тебе страшно, когда Бука сердится.
Ты бежишь ко мне, перебираешь лапками мои желто-зеленые нитки на колене, из которых я битый час пытаюсь выплести фенечку. Упираешься лбом в ноги и говоришь, что тебе страшно.
Я смеюсь. "Бука сердится на тебя, потому что ты не покушал."
Ты боишься посмотреть в темноту за дверью. Однако ты раскрываешь дверь и вглядываешься в эту тень, видя там что-то, доступное лишь детям в силу их неуемной фантазии. Взрослые же отгораживаются от детских страхов, заменяя их более прозаичными, "взрослыми", товарками.
Рисую тебе на спине три солнца. И птицу. И облако. Я смеюсь. "Давай напугаем Буку, Владь?". Ты в ответ тащишь меня к раскладушке, а над ней тенью от люстры распластался темно-серый Бука.
Ты боишься Буки, бро. Ты такой смешной в своем страхе... Пройдет время, и ты поймешь, что Буку не нужно бояться. Потому что он охраняет тебя, это единственный твой верный спутник в течение всей жизни. Где бы ты ни был, твой Бука всегда с тобой...
Ведь ты боишься собственной тени.
***
P.S. вчера я познакомилась со своей сестрой. ей уже девять лет. У нее глаза голубые.
Настроение сейчас - задумчивое
[показать]
[показать]
[показать]
Славянская графика
Бахтиозин Алексей
[показать]
Полиптих
по мотивам славянских мифов
(с)
Получился довольно большой перерыв с записями. Началась длинная череда экзаменов, работ для поступление и прочих выматывающих формальностей. Практически нет времени писать хоть что-то: с утра какой-нибудь экзамен, а всю остальную часть дня занимает прогулка куда-нибудь...
В четверг я все-таки смогла добраться до квартиры отца. Мы с мамой живем у бабушки в москве, с тех пор как...впрочем, неважно. Итак, я добралась до квартиры в Долгопрудном, где на данный момент никого нет.
В этом доме каждая вещь для меня - яркое воспоминание. Ни одна из мелких деталек не остается незамеченной: все я помню, все вызывает дрожь где-то в подсознании... На глаза невольно наворачиваются слезы, ведь раньше мы жили тут вместе, все вместе. Пока дороги наши не разошлись совсем.
А вещи остались. На кровати я спала - одеяло все такое же бесподобно мягкое и легенькое, как я люблю с детства. Коробки с окаменелостями и кристаллическими породами, каждый из камней несет печать моих рук, а каждый второй - воспоминания о том, как и где я нашла его. Книги, которые я читала, рисунки, которые я рисовала, вещи, которые я надевала - все, все здесь так, как и было... Опять бегут слезы: этого всего нет, нет, нет... Приходится перебарывать себя.
...Цветы высохли, их почти не поливают. Конечно, не до конца умерли, но уже не те крепыши до потолка, занимавшие половину моей комнаты.
Все такой же скрипучий пол, такая уютная тишина в помещении, пылинки, схваченные солнцем и кружащие с ним хоровод в полосах света на медовом ламинате. Пыльное покрывало, пустая, пустая квартира, такая родная, такая...живая. Сама по себе.
Каждая вещь хранит мгновение прошлого: прикоснешься и узнаешь, какое. Вот стоит пепельница. Мы с папой сделали ее из разбитой скорлупы кокоса и фарфорового черепка. Кокос тот мы кололи очень долго, все никак не могли разбить... А сок оказался очень вкусен.
...На отколотой ламинатине, прислоненной к стене, висят черно-белые большие фотографии. Раньше мама увлекалась черно-белой фотографией, сама проявляла пленку, а я сидела в ванной при мрачно-красном свете фонаря и смотрела, как листы бумаги плавают в реактиве, постепенно приобретая на себе рисунок. Вот на фотографии я сплю с лыжами: это после двадцатикилометровой трассы. А вот пушистая морда северного оленя: это на кольском полуострове зимой. Вот моренные булыжники, сосновый пролесок и бескрайняя водная гладь: карельское озеро. Каждая фотография - кусочек зимы или лета, радости или грусти.
...Кружатся пылинки, мерцают в желтом свете, падают на пол и пропадают. Все так, как и было. Я как будто в музее...
Но и не так.
Мелкие детали: маленькие цветные фотографии, которых раньше не было на доске, чьи-то наручные часы в изголовье моей кровати, новая тумбочка в прихожей. Детали новые, пустые, не несущие мне прошлого. В них для меня нет прошлого. Это злит. Чувствую себя немножко лишней, совсем чуточку выброшенной из этой реальности. Именно в этой жизни мне будущего нет. Даже в прошлом чего-то не хватает.
Вот что значит - разошлись дороги... Вот, что такое перекресток. Когда дошел до развилки, назад смотришь и видишь часть пройденного пути, смотришь вперед - видишь развилку. И выбирай теперь.
я боюсь перемен.
и дворовых компаний. даже сильнее, чем перемен.
Настроение сейчас - печальное
Кто сказал, что холоден снег?..
(с) Мельница - Господин горных дорог.
Бывает очень приятно лежать на холодном снегу и смотреть в небо.
Первый такой мой опыт получился в Кировске этой весной, по возвращении с катания в горах. Тогда я лежала на заднем дворе нашего дома и смотрела в небо на падающие снежинки...
Мы жили в пожарной части №30 г.Кировска. К слову сказать, была наша компания в этом городе именно тогда, когда трагически погиб мэр Кировска... но не об этом речь.
В общем, лежала я на нетронутом белом снегу на заднем дворе пожарной части... мутное солнце клонилось к горизонту, вокруг не было ничего видно - кроме белых снежинок, серой стены здания и сиротливо торчащей из сугроба трубы железной свинки-печки.
Я лежала как крест, а снег падал на меня сверху и тут же таял, попадая на лицо и не выдерживая моего тепла. Но чем больше снежинок падало, тем кожа станоилась холоднее, тем больше ледка покрывало мое лицо... Меня это ни в коей мере не тревожило - ведь внутри теплится маленький огонечек, где-то под сердцем, он рад зиме и падающим снежинкам, он позволит мне не уснуть посреди белизны.
Я лежала на пухлом белом снегу, самом белом, который я видела. Я смотрела на белые бесформенные клочья облаков совсем близко и одновременно далеко, одни быстро неслись мимо, другие меланхолично ползли: гиганты, им ли бояться шкодливого ветра?
Белые ледяные мухи роями падали с неба, трепеща звонкими крылышками и устилая наст, закрывая и меня тоже. Они не кусали, ложась на щеки, но, закрыв глаза, я представляла, что они так целуют мой нос, губы, веки, лоб. И душа наполнялась невольным трепетом при мысли о том, что зима вовсе не такая скучная, как мне раньше казалось.
Облака плыли, между ними виднелись ослепительно-голубые пробоины, где ветер все же вымел облачка поменьше. Но белесые расплывчатые гиганты продолжали ронять сонмы белых ледяных мух на землю... И тогда, когда на моей куртке уже вырос сугроб, мне показалось, что снежинки - вовсе не мухи...
В памяти осколком видения пронеслась картина: необъятный железный корабль, плывя в небесах, роняет тучи агитационных листовок из открытого своего брюха...
Облака-корабли продолжали лететь по своим делам, но мухи из их чрева превратились в маленькие кусочки рекламы непонятно для кого... И все идет война между зимой и летом, и плывут по небу самолеты, выпуская снежинки-десант и снежинки-листовки, чтобы склонить баланс в свою пользу.
Но зима никогда не победит на весь год.
...Снег на коже совсем перестал таять. И по венам да по позвоночнику завился холодок. Я поняла - пора идти домой.
***
Пролетающая мимо птица видела на земле маленькую фигурку-крест, полузасыпанную снегом, лежащую посреди заднего двора серого дома. Птица не могла понять, почему эта фигурка тут лежит, зачем ей надо смотреть наверх. У птицы были дела поважнее: добыть корм посреди этой холодной зимы... И она полетела дальше, а затем фигурка поднялась и, медленно переставляя ноги, побрела домой.
Настроение сейчас - задумчивое
бред из текущих логов в аське. никнейм давнего приятеля озвездячен, чтобы "сохранить его личность в тайне".
*** (00:16:00 18/04/2009)
расскажи осебе
-valonkantaja (00:16:19 18/04/2009)
чем могу помочь?
*** (00:16:29 18/04/2009)
рассказывай
-valonkantaja (00:20:29 18/04/2009)
хомо сапиенс, царство животные. многоклеточное, эукариот, аэроб, гетеротроф, землянин, существо наземно-воздушной среды обитания, женского пола, в периоде полового созревания, европеойдной расы, морфологические признаки: зеленоглазая, русоволосая. среднего роста, обычного телосложения. статус: ученик, дочь в разведенной семье, турист. имеет разносторонние интересы, текущее среднее образование, ограниченную дееспособность...
-valonkantaja (00:21:22 18/04/2009)
забыла указать вторую группу здоровья но думаю неважно :D
...Тут заговорил некий мельник, и сказал он: "Легко говорить тебе, Мессия, ибо нам свыше никто не указывает путь истинный, как тебе, а тебе не приходится зарабатывать на хлеб в поте лица твоего, как нам. В этом мире, чтобы жить - человек должен работать".
И сказал ему Мессия в ответ: "Когда-то на дне одной большой хрустальной реки стояла деревня, и жили в ней некие существа.
Река безмолвно текла над ними всеми - молодыми и старыми, богатыми и бедными, хорошими и плохими, текла своей дорогой и знала лишь о своем собственном хрустальном Я.
И все эти существа, каждый по своему, цеплялись за камни и тонкие стебли росших на дне реки растений, ибо умение цепляться было у них основой жизни, а сопротивляться течению реки они учились с самого рождения.
Но одно существо наконец сказало: "Я устал цепляться. И хоть я не вижу этого своими глазами, я верю, что течение знает, куда оно направляется. Сейчас я отпущу камень, и пусть оно унесет меня с собой. Иначе я умру от скуки".
Другие существа засмеялись и сказали: "Дурак! Только отпусти свой камень, и твое обожаемое течение так тебя перекувырнет да шмякнет о камни, что от этого ты быстрее помрешь, чем от скуки!"
Но он не послушался их и, набрав побольше воздуха, разжал руки, и в тот же миг течение перекувырнуло его и ударило о камни.
Однако существо все же не стало ни за что цепляться, и тогда поток поднял его высоко надо дном, и о камни его больше не било.
А существа, жившие ниже по реке, для которых он был незнакомцем, закричали: "Глядите, чудо! Он такой же как мы, однако он летит! Смотрите, Мессия пришел, чтобы спасти нас!"
И тогда тот, которого несло течение, сказал: "Я такой же Мессия, как и вы. Река с радостью освободит нас и поднимет вверх, если мы только осмелимся отцепиться от камней. Наше истинное предназначение заключается в этом странствии, в этом отважном путешествии".
Но они лишь громче закричали: "Спаситель!", все также цепляясь за камни, а когда они снова взглянули наверх, его уже не было, и они остались одни и начали слагать легенды о Спасителе.
Р.Бах, "Иллюзии, или приключения Мессии, который Мессией быть не хотел".
Думая о временном сдвиге, я пытаюсь определить меру времени. Но ничего лучше минут, часов и секунд человечество еще не придумало. Вот только минуты у меня длиннее, чем кажется, а часы - наоборот, короче.
У людей порой встречается, что время ожидание тянется, как резиночка, долго. А время веселья пролетает, как комета, которая оставляет за собой шлейф из эмоций и послевкусия. Интересно, а можно попробовать слепить комету из пластелина - так, чтобы радость тянулась долго, а скука пролетала без следа?
Однако ожидание учит нас терпению, а радость оставляет приятные воспоминания. Будь все иначе, человек, наверное, был бы совсем нетерпеливым и запоминал бы одни горести.
Я совсем не умею запоминать число, месяц и год. Когда я уезжаю куда-нибудь далеко, по возвращении я попадаю именно в ту дату, из которой уехала. Словно не прошло дней, недель. Неважно при этом, что уехала я, скажем, зимой, а приехала уже весной.
P.S. Они придумывают самые разные рамки, условности, традиции, обязанности, правила. Они верят, что без этих всех дел общество канет в тартарары. Они усложняют себе жизнь, а затем складывают с себя ответственность за сотворенное и начинают бояться что-то изменить, и причитать, что сделать ничего не могут.
Настроение сейчас - странное
...и таки до сих пор сердце сжимается при воспоминании о перевале Южный Чоргорр, о поездке на снегоходах в N километров посреди белого еще вечера.
поездка на снегоходах сделала свое дело: снег, снег, снег кругом, круговерть эмоций и скорости, которой я так боюсь. боюсь очень большой скорости, но при этом тогда я верила, что ничего плохого не случится, хотя несколько раз мы с муркиным чуть не перевернулись.
застывший в зимней летаргии лес, занесенные снегом ели и полярные березы, безмолвные горы и такой прозрачный, пушистый снег, и холод, который я так люблю. он очищает мою голову от тепла лишних мыслей. деревья проносились мимо с бешеной скоростью, а горы утекали медленно и неохотно назад, открывая все новые и новые виды долин и едва заметных блюдечек озер. солнце опускалось где-то за вершинами, а до нас доносился лишь его рассеянный свет, делавший голубизну неба похожей на выцветший ситец.
Настроение сейчас - в прошлом
Город, который я строила, не был
Похож на все города.
Был он на берегу, на берегу реки,
Был он из песка.
А мой господин посмотрел и промолвил:
"Негоже строить вот так!
Строить - так на века"...
И врезались в небо песчаные крыши,
Вонзились ввысь купола...
Как тяжело дышать, дышать,
Голову в небо задрав!
Я знаю, как вкладывать душу в песок,
Но такого я не ждала:
Мой господин был прав...
На века...
В камне, в песке и в металле есть столько
Никем не названных сил.
Мне было радостно, радостно
Считать их работу своей...
А мой господин улыбался,
Он снова меня чему-то учил.
В городе нет людей.
Некому здесь любоваться
На розовый кварц, базальт и янтарь.
На крепостной стене, стене
Щупать рун золотую вязь...
И если есть белый дворец,
Во дворце непременно должен быть царь,
Или хотя бы князь.
На века...
Мой господин, он единственный знает,
Как сердце мое обнажить,
Воду души моей, души моей
Выпить до коры, до дна.
"Я вижу, ты строила город без мысли
О том, кто в нем будет жить.
Вот и живи одна..."
И вот я живу, и уже много лет
В стенах города моего.
Камень на мостовых, на мостовых
Моею ногою стерт...
А путник случайный, увидев мой город,
Крестясь, обходит его,
Будто бы город мертв...
Но нет, он не мертв! В нем живет мое сердце
С безмолвным криком: "Приди!
Будешь здесь царь и князь, царь и князь,
Кем бы ты ни был рожден!
Люди, примите мой дар,
Подарите взамен мне возможность уйти!
Город и я вас ждем..."
***
эту прекрасную песню я услышала у Лоры Провансаль. Сколько ни искала ее, не могла себе представить ни названья, ни автора слов. Не могу найти и аккордов. Только эта песня и эти стихи, эта история. Есть же ее создатель? Кто он? Когда он жил? Зачем написал? И почему...
Вот уже незнамо сколько дней я заперта в четырех стенах. Ветрянка - это такая болезнь, при которой н улицу лучше не соваться...
Вот и сижу дома, протираю кожу зеленкой и смотрю в окно...
Говорят, на улице уже вовсю весна. Да и глаза мои не врут: там, где лучи солнца лижут землю во дворе, снег уже полностью сошел, оставив свои серые клочья лишь в глубокой постоянной тени... На седьмой этаж порой залетают звуки игры на площадке: скрипы качель, крики детей. Во дворе еще расположился старенький детский сад.
Солнце светит с раннего утра до позднего вечера. Конечно, при таком раскладе на улице тепло... Через окно я рвусь туда, во двор, к ожидающему детскому саду, к резвящимся детям и дремлющим собакам: наружу, на волю. Хоть какую волю, хотя я не очень люблю мой город.
Мне говорят: потерпи еще несколько дней, скоро поедешь к врачу. Неизъяснимая тоска накатывает на меня при этих словах: терпеть, терпеть... я никогда не умела терпеть. Ждать научилась. А терпеть - нет.
На подоконнике цветут цветы... я скоро сама превращусь в такой цветок: неподвижный, повернутый головой в сторону улицы, солнца. И цвет подходящий, зеленый. Я раньше считала себя настоящей домоседкой. В этом году поняла, как сильно ошибалась.
Сидя дома, я представляю себе, как выйду на улицу. После каждой серьезной болезни мой взгляд на мир немножечко меняется. Когда человек каждый день видит город и каждый день этот город бьется к нему в сознание, врывается туда, то поневоле человек нарастит себе броню. Однако за несколько недель болезни эта броня может чуточку размягчиться... В моем случае она почти пропадает, как у рака, который меняет панцирь. И тогда при выходе в город после болезни удар подобен девятому валу: город врывается в сознание и изменяет его, беззащитное и размякшее в одиночестве...
Я выйду на улицу и почувствую на щеке ветер, почувствую тепло солнца, запах магистрали и метро. Ноги не будут держать меня, я буду идти медленно, заново учась этому. Пройду по бордюру, качаясь и рискуя упасть. Потом соскочу на землю и буду смеяться солнцу и ветру, буду познавать весну в городе, пробовать те изменения, что произошли в окружающем мире за то время, пока я выпала из него. Будет странно и одновременно смешно заново учиться концентрироваться на мелких деталях и слушать чириканье воробьев. Скоро, скоро, скоро. Терпи, Раса, жди.
Настроение сейчас - беспокойное