Тревога смерти: определение
Прежде всего я хотел бы исследовать значение понятия "тревога смерти". Я буду использовать как синонимы несколько выражений: "тревога смерти", "страх смерти", "ужас смерти", "страх конца". Философы говорят о сознавании "мимолетности бытия" (Ясперс), об ужасе "не-бытия" (Кьеркегор), о "невозможности дальнейшей возможности" (Хайдеггер), об онтологической тревоге (Тиллих). Многие из этих формулировок имеют свои нюансы смысла: люди переживают страх смерти очень по-разному. Можем ли мы быть более точными? Чего именно мы боимся в смерти?
Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, выдвинули гипотезу о том, что страх смерти составлен из нескольких отдельных страхов. Так, например, Джеймс Диггори и Дорен Ротман опросили большую выборку (N=563) из общей популяции, предлагая проранжировать по значимости несколько событий, сопутствующих смерти. Список распространенных страхов, связанных со смертью, если их расположить в порядке уменьшения частоты, выглядит так:
Некоторые из этих страхов, видимо, не имеют прямого отношения к личной смерти. Страх боли, несомненно, лежит по эту сторону смерти; страх посмертной жизни лишает смерть ее смысла как конечного события; страх за других – это, разумеется, не страх, связанный с собой. Страх личного исчезновения – вот что должно составлять суть беспокойства: "Моим планам и начинаниям придет конец" и "Я уже не смогу ничего ощущать".
Жак Хорон в своем обзоре основных философских взглядов на смерть приходит к аналогичной картине. Он различает три типа страхов смерти: 1) страх того, что наступит после смерти; 2) страх самого "события" умирания; 3) страх прекращения бытия. Первые два из них, как указывает Роберт Кастенбаум, – это страхи того, что связано со смертью. Третий, страх "прекращения бытия" (уничтожения, исчезновения, аннигиляции), ближе к собственно страху смерти, и именно о нем я говорю в этих главах.
Первым, кто четко разграничил страх и тревогу (ужас), был Кьеркегор; он противопоставил предметному страху, страху чего-либо, страх ничто: как он сам путано выразился, "ничто, с которым у индивида нет ничего общего". Мы испытываем ужас (или тревогу) в связи с перспективой потерять себя и стать ничем. Эта тревога не может быть локализована. Говоря словами Ролло Мэя, "она атакует нас со всех сторон одновременно". Страху, который нельзя ни понять, ни локализовать, противостоять невозможно, и от этого он становится еще страшнее: он порождает чувство беспомощности, неизменно вызывающее дальнейшую тревогу. (Фрейд считал тревогу реакцией на беспомощность: он писал, что это "сигнал об опасности" и что индивид "ожидает наступления ситуации беспомощности").
Как мы можем бороться с тревогой? Смещая ее от ничто к нечто. Именно это Кьеркегор имел в виду, когда писал, что "ничто, являющееся объектом ужаса, так или иначе, становится все более чем-то". И это же имел в виду Ролло Мэй, утверждая, что "тревога стремится стать страхом". После того как нам удалось трансформировать страх ничто в страх чего-либо, мы можем начать защищаться – избегать объекта страха, искать союзников против него, создавать магические ритуалы для его умиротворения или планировать систематическую кампанию для обезвреживания.
При подготовке информации для продолжения моего исследования о предпосылках возникновения христианства, я нашла очень неплохую статейку. Несмотря на то, что некоторые моменты являются лишь перепевом общепринятых сведений, есть в ней и замечательное видение фактов, которые как бы притерлись и незаметны глазу. Надеюсь, что удивитесь в очередной раз нашей "слепоте".
"Очевидно, что таинство крещения посредством погружения и выныривания из воды символизирует гибель Атлантиды в водах потопа и спасение остатка выживших, нашедших прибежище в безопасных землях. Мифы часто представляют крушение Атлантиды одновременно и как наказание, и как очищение от греха. Именно поэтому крещение в христианстве воспринимается как искупительный акт через подобие смерти и возрождение для новой праведной жизни. Христианские богословы часто сравнивают крещение со спасением Ноя от вод потопа. (Не только это является подводным смыслом обряда. Смысл в том, что Атлантида и её паразитические деяния против народов земли продолжают жить и действовать посредством представителей церкви - Е.А.)
Не менее очевиден атлантический след в таинстве евхаристии. Платон сообщает о похожем обряде, совершаемом атлантическими царями на периодических собраниях в храме Посейдона, где они "творили суд". Они заколали быка, смешивали его кровь с вином и причащались сим напитком из золотых чаш. Затем они приносили клятву верности закону и приступали к торжественной трапезе, по окончании которой вершили правосудие.
Обряд причащения плотью Бога сохранился у самых разных народов, которые были удалены друг от друга как по времени, так и по расстоянию, не имея, как считается, культурных связей на протяжении целых тысячелетий. Это еще раз доказывает, что положенная в основу христианского таинства евхаристии идея причащения телом и кровью божества не была сугубо христианским изобретением. Причащение телом человекоподобного бога чаще всего совершалось в виде поедания изображения этого бога, сделанного из теста, или самого того человека, который считался воплощением бога. Такое причащение, например, существовало в древней Мексике.
В месяце мае мексиканские индейцы устраивали главный праздник своего бога Витцилипутцли. За два дня до начала этого праздника лепили из смеси свеклы, жареного маиса и меда идола. Во время празднества "мясо" и "кости" идола "освящали" с помощью специальных ритуалов, после чего воздавали им божеские почести. В день причащения до полудня запрещалось вкушение пищи и даже воды – точно также, как ныне это установлено по правилам причащения в православной церкви. По окончании обрядов, плясок и жертвоприношений жрецы особыми священными тесаками разрезали идола на множество кусков, которые затем раздавались для причащения знати и народу. Ацтеки принимали их со слезами, трепетом и благоговением и выглядели весьма опечаленными, что съели плоть и кости бога. Они верили, что освящая хлеб, жрецы превращали его в саму плоть бога и что, следовательно, все, кто вкусил этого священного хлеба, поглотили частицу божественной сущности и установили посредством неё таинственную связь с богом.
Похожий обряд совершался ацтеками на праздник зимнего солнцестояния. В декабре ацтеки ритуально "убивали" статую своего бога Гуитцилопотчли, которую лепили в образе человека из семян различных сортов, замешанных на детской крови, после чего употребляли её в пищу. Во время ритуала жрец, который звался Кетцалкоатлем и действовал от имени этого бога, вынимал священный дротик и, с силой метнув его в грудь статуи, пронзал её насквозь. Этот акт назывался "умерщвлением бога Гуитцилопотчли, чтобы его можно было съесть". Один из жрецов вырезал сердцевину статуи и давал царю съесть её. Остальную часть делили на мелкие кусочки и раздавали всем ацтекам мужского пола, включая грудных детей. Этот обряд носил название teoqualo, то есть "бог съеден".
Безусловно, ацтеки, в силу своей умственной отсталости и нравственного падения, исказили ритуал, привнеся в него каннибалистический элемент. Но кто же им подсказал саму идею причащения кровью и плотью божества еще до того момента, как они услышали о христианстве и христианских обрядах? Безусловно, это могли быть только атланты. Этот ритуал был учрежден именно атлантами, но, конечно же, без человеческих жертвоприношений. Хотя трудно сказать, что же стоит в его основе. И в Старом Свете подобное причащение было известно до появления христианства. Особенно
Занимаясь индийской астрологией, я обнаружила много любопытных вещей, которые касаются не только астрологии.
Сегодня я хочу поговорить об одной из них. Итак, знакомимся с ВАРГАМИ.