Возвращение к творческой жизни у меня происходит мучительно. Не то, чтобы музу приходится выцарапывать из дрожащих лапок лени, просто такая уж она у меня - приходит только когда плохо мне. Представь: сижу такой, светлые коммунистические взгляды направо с левым раздаю, веря, что " нет на свете ничего чудесней", и вдруг...
Сначала думаешь - да не, херня, показалось. Потом злишься, потом понимаешь, что тебе начинает плохеть. И чтобы окончательно тебе объяснить что это пиздец, вдруг появляется она - муза ненаглядная. Как приговор и последняя ступень.
Ну чо, привет.

Не так уж просто быть самим собою.
Я прокричу из форточки верлибром,
О нерушимости словесных постановок
При обращении к любимой между делом.
Но, двери между нами приоткроя,
Срываемся опять на прозу, либо
Под оправданием немыслимых уловок
Предпочитаем откупиться телом.

Прости, моя больная Каллиопа...
Не ярок взгляд за стеклами в оправе
И кажется, что не было нисколько
Моментов ради порции тепла...
За порцией свиного эскалопа
Мы жирные ладошки потирали,
И сосуществовали вместе только
Для дисбаланса мирового зла.

_______________________________________________________________________________________

Или не очень. Выяснять - сказка это, или весенний приступ шизофрении, откровенно не советую. Просто сегодня, вышагивая по до безобразия утренней Москве, увидал омоновца, который кушал мороженое. Казалось бы - что такого? Есть люди, которые сохраняют свирепое выражение лица, даже когда мороженое едят... Однако настолько меня это впечатлило, что я подошел к нему спросить, где ж он взял в семь утра это самое мороженое, прекрасно осознавая, что поступок мой вполне можно назвать идиотским (никогда не отвлекайте сурового мужчину, когда он точит вкусняшку!). Человече, которое оказалось чуть ли не на голову выше, в общем-то, неслабого меня, вдруг улыбнулось мне открыто и искренне, показав прореженную, но тем не менее страшно трогательную улыбку: "это нам спецпремию за вторые сутки работы выдали." И добавил совершенно уж неожиданно для меня: "хочешь?" Отломал и протянул мне кусок "48 копеек". Я взял - "спасибо", говорю. Он мне улыбнулся еще раз: "приземляйся", говорит. Утро. Семь часов. Мы сидим на лавочке около памятника Карлу Марксу и точим, пачкая руки, "спецмороженное"...

[589x698]
[467x699]
[657x699]

Настроение сейчас - прокатит

...

[699x576]

Я ненавижу всех. Себя, возможно, тоже.
Я никогда не буду праведником. Может,
Себе ты это сможешь объяснить?
Иначе будет очень трудно жить...
По умолчанью неспособные любить
Встречались на твоем пути
Никак не чаще раз пяти-шести
За всю твою мечтательную жизнь.
Зато уж если встретишь - то держись...
Им все равно, что можно не курить,
Им все равно, что завтра может быть,
Им наплевать на хлопоты других...
Что смотришь так? Ведь я-то не из них!
Но их я видел сам, подкравшись тихо...
И знаешь, что еще тебе скажу я -
От них порой такою веет жутью,
Что застрелиться - это тоже выход.
Вне холода и прочих неувязок
Они разносят нам свою заразу.
И нам порой "и больно и смешно"...
А ненавидеть слепо могут только те,
Лишь для кого любовь равна постели.
Лишь те, кому банально "не дано".
Я инфецирован. И нету виноватых.
Мы все, по сути, славные ребята...
Но как, порой, сжигает кожу на висках
Та ненависть, которая повсюду...
Она пришла ко мне из ниоткуда.
Она мне принесла животный страх.
И среди нас живут и пробуют не пить
По умолчанью обреченные любить,
Прощая всех подряд и пробуя на вкус
Тот охренительно тяжелый грязный груз
Что мы им отдаем, не вдумываясь даже.
Души уж не видать под толстым слоем сажи
И пепел в волосах, на веках грязь и копоть...
Они бы выжили, но мы их стали трогать.
И будут понемногу уходить
По умолчанью обреченные любить.
Вливаясь в сумерки и прочь от красоты
Ну что ж - добро пожаловать в ряды!
В которых можно только воевать.
К по умолчанью обреченным умирать...

Меня разбудили в начале шестого.
Сказали: "Подъем! Нам пора на расстрел."
Поднялся послушно. Набросил оковы,
И сон про тебя так и не досмотрел...

Меня разбудили столь ранним рассветом,
Что небо само не успело понять
Гореть ли ему красным бархатным светом
Иль сбросить будильник минуток на пять...

Мне сумрачный парень в помятом мундире
Бубнил по слогам, не забыл ли я роль...
Я вылил в окошко остатки чифиря
И сплюнул, забыв про душевную боль.

Со мною останется скрежет зубовный,
Грохочущий в крышу, нетающий снег
Я двигаюсь к двери, почти что духовный,
И только с трудом не срываюсь на бег...

Кого б попросить о грехах искуплении
И рвать индульгенцию твердой рукой
Из всех двадцатидевяти дней рождений
Я помню лишь те, что прошли не с тобой...


...И только в дверях спотыкаясь неловко
Я понял - сегодня пришли за другим
Мне сунули в руки кривую винтовку
Чтоб я, убивая, остался живым...

Мне хочется снова завыть от досады
Ведь каждое утро прощаясь с тобой
Я снова был жив. И приставлен к награде...
Опять исполнитель - народный герой...

Вдох и выдох. Может хватит?
Безучастность не прокатит
А поможет только чудо.
Вдрызг разбитая посуда
Расторопность примирений.
Мысли в крик. Волна сомнений
Полчаса на благородство,
Сохраняя в мыслях скотство
Два часа, чтоб накипело
И опять... Такое дело
Тот, кому эмоций мало
Жить не может без скандала
Плыть не хочет по теченью...
Материться со значеньем,
В адрес всех, кто где-то рядом.
Может ну его? Не надо...

Выдох - вдох. Остаток злости
Тем достанется, кто в гости
Заглянуть решится утром.
Кто сказал, что утро мудро?
Утро - концентрат кошмаров
Тех что ночью видел в старых
Замусоленных виденьях.
Нахер это вдохновенье

Я не сплю. Опять на кухне
Как обычно в кружке чай
Сигарета не потухнет
Мнеб зажечь ее сейчас

Я не сплю. Смотрю как полночь
Влезть пытается в окно
Убирайся в ж**у, сволочь
Или на**й. Все равно

Я не сплю. Но вроде надо.
Только докурю сейчас
Меньше жизни - больше яда
Больше яда - меньше нас

Я не сплю, такое дело
Кажется - упал на дно
Как-то все перехотелось
Как-то страшно и темно...

Я не сплю. Ведь где-то осень
А у нас опять весна...
И опять никто не спросит
Почему в душе война.

Я не сплю. Да и не буду.
Стало за окном светать...
Лучше вымою посуду.
Лучше застелю кровать.

Я проспал. Блин, как же мутно
Прямо вот не ожидал
Я промучился до Утра...
Снилось мне, что я не спал.

Ты вымыта ночью и ей же сокрыта
Глядишь, спеленавшая кровью из глаз
Все помнишь, что было - ничто не забыто
Пришла не за мной, но решилась сейчас

Ты вспомнишь мне все, что я чтил, как святое
Все то, что раздаривал только врагам
Не все сокровенное и дорогое
Но им с головой... Остальное друзьям

Друзьям доставалась удушье полыни
Горящей внутри экзорцистских костров
Отчаянье, боль и другие святыни
Страданья и смерть от слепых дураков

Ты вспомнишь мне тех, что и пальцем не тронул
Но вытянул душу по капле. Потом
Все то, что осталось - себе на погоны
Что не поместилось - зарыл под кустом.

Ты смотришь мне в спину. Спокойно и тихо
Затылок вспоров ритуальным ножом
Все правильно, блин. Не будили бы лихо...
А то ведь оно и проснется потом

Не стоило, право, мне памятник ставить
Ворон нет нужды от меня отгонять
Ты тварь, но сейчас ты опять в полном праве
За волосы тащишь остатки меня

Сморгнув на прощание красные слезы
Взмахнув, как крестьянка, рабочей косой
Со мной попрощалась как с другом, и просто
Ушла. Тебя ждет уже кто-то другой.

Поле, русское поле.

Говорят, если есть у тебя тайна, которая мешает тебе жить, то надо выйти в поле, выкопать ямку и прошептать в нее свою тайну. А потом аккуратно закопать. Земля примет все, даже то, что от тебя осталось.
Говорят, если ты неудачлив - сними с врага лицо (кожу), привжи ее к своему лицу и ходи так три дня. Тогда удача твоего врага придет к тебе, неудачи же пройдут мимо. Но все это только на три года.
Говорят, что дождь вызывали плакальщицы или же просто женщины селения. В первый день посевов они выходили на поле и плакали, призывая небо последовать их примеру.
Говорят, что человека после смерти лучше сжечь, чем похоронить. Потому чтот душа человека заперта в теле, и при похоронах не выйдет из него, покуда не разложится не-живущий-боле. Иногда душа вновь находит в себе силы поднять тело и рождаются упыри. При сожжении тела душа уходит сразу и не будет мстить за свое заточение.
Говорят, что ветер дует изначально снизу, из горных пещер и морщин Земли. А потом, подхваченный движением деревьев и птиц летит дальше, набирая настоящую силу. Если найти такое место, где рождается ветер, то никогда не сможешь вернуться домой - дорога будет впереди всю жизнь.
Говорят, что слово, сказанное в запале, человека убить может. И если от всей души врагу смерти пожелать, то он помре тут же.
Говорят, что деревья любят людей. Но не могут никак это показать, потому что движутся очень медленно, и за это время человек успевает их срубить.
Говорят, что сон - это смерть понарошку. Посему каждое утреннее возрождение надобно приветсвовать радостью.
Говорят - "если ты кого-то убил - съешь его. Все не зря, а то зачем это было нужно?"
Говорят - "помолчи немножко." И я замолкаю...

Поле, раздолье, сука...

Квадросторонняя башка
Уткнулась носом в кучу пыли
И пусть с обеда жопа в мыле
И не до отдыха пока,

Когда-нибудь закончу с боем.
Вздохнет устало рота пленных
Уже коленопреклоненных
И назовут меня героем.

Когда-нибудь останусь в месте
Переселенным тишиной
И тишина вдвоем со мной
Проскулит праздничную песню.

Когда-нибудь я выйду в ночь
Свернув пальто узлом под мышкой
Читая по дороге книжку,
И побреду куда-то прочь

Мне надоели эти враки
Но я терплю еще пока
Но все еще тверда рука
Что заработает дензнаки

Рабочей день почти что вышел
И я немного горд собой
Осилил, как любой герой
Заполнить жизненную нишу.

Они встретились бы где-нибудь у заброшенного кинотеатра… Если бы в этом городе были заброшенные кинотеатры. Они бы шептали друг другу всякие глупости… Но давно разучились это делать.
Они любили бы друг друга столько, сколько отмерено небесами… Но небесам давно не до них.
Но изредка они могут совать нос в чужие тайны… А больше у них ничего нет.

Я случайно забрел в этот некогда промышленный район, каких полно сразу за третьим кольцом – то ли Алексеевская, то ли Люблинская, то ли Магистрально-Полежаевская… Не важно. Нарезал я круги по почти уже ночной Москве и как всегда неожиданно наткнулся на место вот никак не отмеченное на картах города. Таких мест у меня целая коллекция – одно другого неожиданнее. В этот раз это оказался очень старый заброшенный открытый кинотеатр. Наличие скамеек через две, одной только рамой обозначенный экран и чудом сохранившаяся сцена для торжественных мероприятий. Вот странно, честное слово. Ведь еще года три назад здесь вовсю кипела стройка и сейчас район состоит из новеньких многоэтажек с редкими вкраплениями производств. Кому здесь нужен был этот кинотеатр?
В теневой стороне одного из производств и притаился здесь этот уголок старины, не сумевшей пронести себя через года.
Неожиданная печаль внезапно и в то же время плавно - единой волной заполняет меня целиком… Я присаживаюсь на уцелевшее сиденье и достаю сигарету. Прихожу в себя, когда тлеющий фильтр обжигает пальцы. Во рту мерзкий привкус горящей пластмассы. Блин, сколько же раз я затянуться-то успел? Закуриваю вторую. Место, которое когда-то посетили тысячи людей, которое уже больше никому не нужно и от него все отвернулись – оно кажется таким родным…
За сценой появляется нечто с лысой головой и высоких шнурованных ботинках. Потом еще два таких нечта и еще. Понимаю, что влип, но бежать даже не собираюсь.
«Хе, ты чо здесь делаешь, а?» Смачный плевок в мою сторону. Не долетает… Хорошо.
«Курю – видишь, нет?» говорю без вызова, но сам понимаю, что голос звучит уже почти обреченно.
Обошли вокруг, пиная уцелевшие скамейки. Стоят, гогочут.
«Ты, ****на ****ая не в*** ,. Что ли? Собрал себя в кучу и уе****л на ***й срочно!»
Ишь ты! Первый раз такое, наверное…
«Да я б у***л, да только вы вряд ли отпустите, верно?»
«Верно. Тогда скажу сразу – тебе здесь быть нельзя. Никому нельзя, но тебе в особенности. Это НАШ сон!!!»
На слове «НАШ» мне прилетает прямо-таки в торец. Звезд из глаз уже не замечаю, и, кувыркаясь по ступеням, кричу: «КАК СОН?!!!»
Просыпаюсь…
Да… Сон. Жаль. Потому что ради существования этого места я бы смирился с сотней таких неприятностей и пятью сотнями их носителей соответственно. Бездумно одеваюсь и иду тем же курсом. Стараясь не задумываться над маршрутом, надеюсь на ноги – выносите, родимые. Некоторое время меня мотает по дворам. Я уже начинаю привыкать к мельтешению цветных пятен перед глазами, когда вдруг останавливаюсь, будто налетев на стену. А вот смешно – я действительно налетел на стену. Проход между двумя углами производства наглухо залит цементом аж до верха предприятия – для гарантии что ли? Я некоторое время пялюсь на грязную краску и граффити на ней. Потом медленно иду в обход. Где ты – зеленая дверь в белой стене? Глухо. Единственный вход – через предприятие. Зато по пути встречаю знакомых бритых затылков в высоких ботинках, которые сразу направляются ко мне. Интересно.
«Слыш, курить есь, е**ть?»
Да лан? Посмотрим…
«Курить есть, е**ть нету».
В ответ нестройное ржание. Взяв каждый по сигарете, направляются дальше.
Но последний чуть задерживается, чтоб шепнуть мне – «смирись».
Провожая их взглядом, понимаю, что хочется проснуться снова. Но уже не получается…

Проснулся утром. Снова чистый лист.
Умыв лицо, вздохнув, беру перо
Ну что тут скажешь - сам себе герой
Ну что попишешь: взялся - так трудись.

...........................................................................

Я выдумал тебя. Ты был смешон,
Ты был нелеп, но трогательно честен
Такой типаж науке неизвестен
И, к сожалению, с рожденья обречен.


Отчаяние, храбрость, благородство!
Рожденный, чтобы сказку сделать былью!
Неоднократно получая плетью в крылья,
Молчал, осознавая превосходство.


Еще немного верящий в мечты
Еще не различающий, что правда, а что ложь
Уставший, но счастливый, раздаешь
На перекрестках девушкам цветы...


Читателю картина непривычна,
Такой герой буквально режет глаз
И чтоб прожил ты многим больше часа
Я сделаю тебя совсем обычным.


Кури на кухне, пей вино за двести...
Вари вареники с грибами и картошкой...
Романтика? Ты что, ни-ни! как можно!
Вот лучше злость и пакостная месть.


Сон на продавленном тобою же диване
Из экономии светильник в сорок свечек
Полкружки чая и больная печень.
Четыреста рублей в замызганном кармане...

......................................................................................

Молчание. Спасибо, заслужил
Отчаянье. Ему-то что здесь делать?
Но руки опускаются вдоль тела
Исправить что-то выше моих сил


Война действительности - скажешь тоже...
Тебе в такой войне не победить.
Но, мой бумажный друг, ты будешь жить
И ржать как лошадь и хрипеть, как можешь....

Пять минут посидеть в тишине...
Разве много прошу?
Я живу темнотою во сне
Тишиною дышу...

Пять минут, чтоб дожить до весны
До утра дотянуться...
Не нужны даже вещие сны
Мне бы только проснуться...

Пять минут, чтоб дойти до авто
И упасть на сиденье
Закрывая глаза, выжимаю под сто
Это ль не наслажденье?

Пять минут жгучей боли, что ты не со мной
После взять себя в руки.
Убивая проблемы одну за одной
Умираю от скуки...

Пять минут двадцати четырех часов
Не такая и малость...
В это время вообще ни к чему не готов
Но как мало осталось!

Пять минут, чтобы вспомнить про пять минут
Что последние самые...
Мудрецы проклянут, дураки не поймут,
А такие как мы обойдут стороной,
В уголках глаз и губ
И в руках за спиной
Пряча рваные клочья дурмана туманного...
Naff


***"<Я домой не вернусь - решено! Это небо дрожит как вода.
Сколько тысяч шагов от болотных низин до холодной, как руки, луны.
Гнутся голые ветви под тяжестью птиц, разум птицей кричит - не беда.
Пусть кричит - у меня есть в запасе последний глоток тишины.

Я домой не вернусь никогда, но зато доживу до утра.
Тёмный ветер, и вечер холодный, луны поворот на ущерб - ничего.
Знаешь, птица, во мне не осталось ни капли раба, и ни капли добра,
И ни капли любви, и ни капли меня самого.>"***

***"<...>"*** - стихи Макса Фрая

В маленьком европейском городке Шёнефинге всегда зима. Но зима такая нежная, что замерзнуть не получилось бы никогда. Порой с неба падали крупные хлопья чистого снега, чтобы накрыть невесомым покрывалом дремлющего деда, сидящего на крыльце своего дома в стареньком кресле-качалке. Иногда из переулков вылетают звуки музыки. В этом городе много уличных музыкантов - почти каждый житель считает своим долгом иногда радовать соседей и окружающих. И хранит этот город тихую, но почти предпраздничную атмосферу, очарованию которой легко поддаться...
Именно в этом городе живет девочка Поли. Ей пятнадцать, она ходит в школу, уважает и слушает родителей, в общем - достойна этого города и спокойной жизни в целом. Единственная ее беда - это то, что она слепа от рождения. Но родители не боятся отпускать ее в школу одну, хотя школа чуть ли не на другом конце городка. У Поли идеальный слух, и она, ориентируясь на музыку, которая звучит на каждой улице, находит дорогу куда угодно. И каждый раз, добираясь в школу она повторят как молитву: "Привет, Марк", - говорит она, проходя мимо легких венгерских мазурок извлекаемых из старой уже (потому что очень сиплой) флейты. "Здравствуй, Микки", - говорит она джазовому тромбону и в ответ слышит смех. Микки - военный эмигрант. Но это было давно и каким ветром его занесло именно сюда никто уже не помнит. А главное - что он такой же, как и Поли - слепой. Он был контужен, в следствии чего и потерял зрение. Наверное, поэтому они и сдружились - как тут не проникнуться взаимной симпатией?
Вдалеке слышится скрипичный дуэт, пахнущий ванилью. Это отец и сын Андерсоны - местные пекари. У них получаются прекрасные булочки с сыром и ветчиной - за ними приходят люди и с другого конца города. И дуэт у них тоже замечательный - альтовая скрипка отца очень выгодно поддерживает ведущую партию скрипки-сопрано сына... Поли просто машет рукой, ей не хочется прерывать эту чудесную пьесу. В ответ Андерсены начинают петь. Они часто это делают, но каждый раз просто дух захватывает. Четыре таких разных и таких похожих голоса сплетаются и расплетаются, падают каскадами и взлетают в непомерные выси... Немного послушав, Поли идет искать аккордеон.
Но с аккордеоном сегодня было что-то не так. Мастер Гаус почти не играет - изредка наигрывает какую-нибудь несложную мелодию и снова останавливается. Поли издалека слышит его тяжелое дыхание. Завидев девочку, он просит ее подойти. "Придется тебе на ближайшие пару недель поискать другой ориентир, маленькая" - говорит ей мастер. -"я серьезно заболел, и поэтому не смогу пока играть". Поли очень жаль старого мастера. Но она ничего не говорит, а только гладит его ладошкой по щеке и тихонько уходит...
Поли идет дальше на звуки настоящего клавесина. Это бабушка Реган играет со своего балкончика на втором этаже. Потом - гитара. "Привет, Карл!". Карл странный. Один раз попросил ее не торопиться и целый час играл только для нее. Потом сказал ей, что она красивая. "Красивая, как музыка?" - спросила Поли. "Как самая лучшая музыка" - ответил ей Карл. И Поли целый день провела как на крыльях, не понимая, почему же ей так радостно... А сейчас гитара на секунду прерывается и Поли чувствует легкое касание на щеке. Карл целует ее каждый раз, как она проходит мимо. Улыбнувшись снова начавшимся звукам, гитары она отправляется дальше.

Это - ее город. Она знает его лучше многих - его звуки и запахи, его ветер, только на некоторых улицах позволяющий себе запутаться в ее волосах...
Она знает всех его жителей, всех животных и почти всех птиц.
Этот город - ее семья.

Она скучала лишь по тем,
кто называл ее рассветом...
Живя в мечтах она ждет лета
И только капельку совсем
Скучает по зиме холодной
Той самой - праздничной, искристой
С морозом легким, снегом чистым
Чтоб дома прятаться вдвоем за чашкой чая с медом

Она любила и других
Кто называл ее закатом
Тех кто любил ее когда-то
Она все помнила о них
Она простила им давно
Что сделали и не успели
Что не смогли - не захотели
И все, о чем мечтали и что было не дано

Ты день, я ночь. А между нами...
Не знаю. Что-то в промежутке
И вот уже какие сутки
Мы наслаждаемся словами
Что говорим порой друг другу...
Ты день, я ночь. И встречи редки
Все остальное время в клетке
Своих проблем, чужих идей и снова все по кругу...