Мистер Вонка?
Я отрываюсь от книги и поднимаю глаза на своего юного наследника.
- Да, Чарли?
Он нервно переступает с ноги на ногу, вцепившись в манжеты рубашки и кусая нижнюю губу.
- Мне должны нравиться девочки?
Я громко смеюсь и отвечаю с улыбкой:
- Полагаю, да. Нет ничего ужасного, мой дорогой мальчик, если тебе нравится девочка.
Взгляд Чарли становится сердитым, почти тревожным, словно он получил не тот ответ, на который надеялся. Кажется, он вот-вот начнет рвать на себе волосы. Или на мне.
- Но мне не нравится девочка.
Я хмурюсь и опускаю книгу, хлопаю по сахарной траве рядом с собой.
- Садись и рассказывай, в чем дело.
Чарли плюхается рядом, мило и обиженно пыхтит.
- Мальчики в школе говорят, что я странный, потому что мне не нравится ни одна девочка.
Я хмурюсь, обнимаю его одной рукой и притягиваю ближе.
- О, Чарли, ты не странный. Если уж на то пошло, то в вашей школе ты самый нормальный. Вообще-то, тебе не должны нравиться девочки прямо сейчас.
Он опять пыхтит и вцепляется в истрепанные манжеты рубашки.
- Мальчик же мне нравится…
Я распахиваю глаза: - О…
Он опускает голову на руки и стонет, сжавшись в клубочек.
- Видите, мистер Вонка, я странный.
Я нежно глажу Чарли по плечу.
- Нет-нет-нет, ты не странный, ты абсолютно нормальный, не позволяй никому говорить такое. А даже если ты и «странный», я все равно очень тебя люблю.
Он выглядывает из-за пальцев.
- Правда?
Я киваю.
- Разумеется.
Лицо моего Чарли проясняется, он прыгает на меня и обнимает за шею. На минуту я замираю, не зная, что делать, затем осторожно обнимаю его в ответ. Странное ощущение: жар его тела смешивается с жаром моего в и так уже жаркой комнате. Он не отпускает меня до тех пор, пока у меня не краснеет лицо, начинают дрожать руки, а я сам совершенно сбит с толку.
- Спасибо вам, мистер Вонка, большое-пребольшое спасибо. Мне уже гораздо лучше.
- В-всегда рад помочь, мой дорогой мальчик. А теперь, пожалуй, беги обедать, ладно?
Чарли хихикает, встает и целует меня в щеку. Мне кажется, время остановилось. Его мягкие бархатные губки на короткое мгновенье прижимаются к углу моего рта, вызывая дрожь, затем исчезают, и мой дорогой Чарли вприпрыжку направляется к своему дому посреди моей шоколадной комнаты. Оставляя меня краснеть и гладить крохотное теплое пятнышко на щеке.
- Имею то, что люблю, или люблю то, что имею? Или, скорее всего, имею то, что заслуживаю?

За окном непроглядные сумерки.
Сумерки, как отрицание света и гармонии – самое плодотворное время для создания трюфелей. Изысканные конфеты, строгие и томные, со звездочками орехов в середине и скрытым мерцанием по бокам – интригуют. Трюфели к предполуночному чаю Вилли Вонка всегда готовит в сумерках. Он любовно засыпает тертое какао в формы, сам, лично, раскладывает горячий фундук, следит за температурой печи. А потом, отряхивая с отворотов малинового сюртука прозрачную пыльцу, идет в библиотеку – ждать.
Терпенье – это не то качество, которым мистер Вонка гордится. Он предпочитает получать желаемое сразу, пробовать его на вкус и раствориться в этом вкусе. Но он вынужден ждать.
Чарли никогда не приходит раньше полуночи – он ужинает с семьей, потом рассказывает новости с фабрики и читает родителям вчерашние газеты. А потом, задув свечки в алюминиевых плошках, приходит в эту самую библиотеку, выпить чаю, попробовать трюфелей и выслушать очередной урок волшебства от мастера.
Этот предполуночный чай, эти неспешные разговора, когда Чарли старательно записывает, а Вилли неотрывно смотрит на его пальца, когда ночь стучится в окно и ждет, когда же, наконец, волшебник откроет для нее двери.
Мистер Вонка, не положительный герой, нет. Он вообще не задумывается о проблеме соотнесения себя с общечеловеческими ценностями. Ему до зубной боли хочется узнать, каков на вкус малыш Чарли, что бы потом увековечить это ощущение. И королевские трюфели заиграют красками наивной, ветряной и искренней нежности.
Впрочем, основным ингредиентом останутся сумерки…

А еще, вместе с Чарли в приходит что-то незаметное, что-то такое, что нельзя объяснить словами, но оно приходит, и в коридорах фабрики словно зажигается свеча, освещая их уютным желтым светом. И, кажется, на секунду кажется, что это совсем не шоколадная фабрика, нет.
Все становится цвета облаков на закате, охристо-красным, воздушным и легким, как это самое облако. Огромное здание плывет по синему, глянцево-синему небу, задевая звезды, обгоняя время и, как парусом – ванильным запахом – собирая ветра.
Вилли Вонке кажется, что он сидит на крыше, а рядом, уткнувшись носом в плечо, сидит Чарли, наблюдая, как медленно и вальяжно их общее облако проплывает над миром.
Плавные линии горизонта открывают пространство впереди – моря, цвета карамели, острова – как лимонные тянучки и шоколадный песок… а Чарли уже спит.
Вили насвистывает колыбельную, золотистый отсвет щекочет кожу на щеке и волшебник улыбается – потому что настоящее чудо нельзя создать. Оно лишь изредка появляется здесь. Оно приходит вслед за просто мальчиком, разгоняя тишину.
«Чудо – это так просто», - думает Вилли Вонка и засыпает рядом с Чарли.
А их личное облако плывет по их личному небу, задевая их личные звезды.

Чарли шмыгнул носом и тихонько вздохнул, зарываясь лицом в мягкое покрывало новой кровати. Хотя на старой кровати он никогда особенно не беспокоился о покрывале, перемена все же была приятной, напоминая лишь о том, как холодно ему было раньше. Мысль об этом заставила его улыбнуться. Чарли знал, что больше он не будет мерзнуть. Мистер Вонка никогда этого не допустит.
Мистер Вонка никогда не позволит, чтобы это повторилось. Он никогда не позволит ему голодать, мерзнуть или… Все будет хорошо.
Потому что мистер Вонка – самый добрый, самый нежный человек во всем мире, который ради него согласился измениться, согласился взять к себе всю его семью лишь потому, что без них Чарли был бы несчастлив. Чарли знал, что если мистер Вонка захочет, чтобы он изменился – а когда-нибудь это, наверное, случится – Чарли тоже изменится ради него. Лишь бы это сделало мистера Вонку счастливым.
Его семья будет жить счастливо, потому что мистер Вонка – самый добрый и нежный человек в мире. Нежный, как его шоколад, нет, нежнее, чем шоколад. Мистер Вонка – невероятный человек, делающий все, что пожелает Чарли, лишь бы это доставляло ему удовольствие… Как он может отплатить этому изумительному человеку? Нет, думал Чарли. Разве может он дать ему нечто равное тому, что он дает Чарли?
Чарли до смерти любил свою семью, и все бы сделал ради них, но вот этот человек, которому больно… И который даже ненавидит людей, не причинивших ему никакого вреда. Но ведь они причинили, грустно подумал Чарли. Люди пытались отнять воображение мистера Вонки, а для мистера Вонки воображение – это его душа. Воображение – это его жизнь, и вся любовь его жизни.
Чарли тихо вздохнул и опять шмыгнул носом. Он закусил губу, задумавшись. Он никак не сможет отплатить мистеру Вонке. Никак. Чем равнозначным может он, бедный маленький мальчик, отплатить величайшему в мире кондитеру?
Это повторялось каждую ночь. Каждую ночь Чарли лежал в мягких простынях и одеялах своей постели, смотрел на потолок в синих и фиолетовых разводах, размышляя о том, как отплатить мистеру Вонке, думая, что он никогда, никогда и никак не сможет это сделать. Как бы он смог?
Так он и лежал, ощущая ком в горле и чувствуя себя таким счастливым, что хотелось заплакать. Он просто не мог удержаться.
И Чарли спрашивал себя, как мистер Вонка вообще мог подумать, что он, Чарли Бакет, подходит на роль наследника всей шоколадной фабрики, когда… когда придет время. Возможно, Верука, умеющая отдавать приказы, или Виолетта, знающая, как разбираться с врагами, или даже Майк или Август, лучше подошли бы, чем он. Он не обладал никаким особым уменьем, которое можно было бы использовать, никаким особым уменьем, что могло бы пригодиться мистеру Вонке, и даже при обучении у него, Чарли не верил, что может кем-то стать.
Но затем он вспомнил слова мистера Вонки. В Виолетте был слишком силен дух соперничества и чувство независимости, ей же во вред. Верука слишком требовательна, избалована, капризна и настырна. Август был явным обжорой, и, конечно, не стоит забывать о том, что Майк ненавидел шоколад так же, если не сильнее, как, похоже, ненавидел все остальное. Во всяком случае, так сказал мистер Вонка.
И пусть даже эти слова заставляли его чувствовать себя самым уникальным мальчиком в мире (кем он, в общем-то, и являлся, с чего бы ему жаловаться?), он знал, что они были (даже если он старался так не думать) пустыми словами, чтобы утешить его и повысить его заниженное чувство собственного достоинства.
Чарли опять вздохнул и крепко зажмурился, сильнее прикусывая губу и чувствуя, как на глазах выступают слезы. Ему не хотелось, чтобы мистер Вонка ему лгал и притворялся, как он вел себя большую часть той экскурсии, и хоть Чарли понимал, насколько это было в его силах, что мистеру Вонке тяжело проявлять эмоции, он все же надеялся, что сможет показать себя настолько хорошо, что мистеру Вонке не придётся притворяться.
Притворство хорошо, если это воображение, если ты притворяешься, что видишь что-то, чтобы потом воплотить это в жизнь. Но притворство из-за того, что тебе неловко, потому что наследник ни на что не годен, никуда их не приведет.
Чарли попытался сделать глубокий вдох, но когда раздался громкий стук в дверь, у него перехватило дыхание. Он лихорадочно вытер глаза и тихо ответил:
- Входите.
Хоть Чарли и не видел дверь, он знал, что это мистер Вонка. Хотя мальчику показалось, что сегодня тот не обул свою обычную обувь с каблуками, так что было довольно странно, что он сразу узнал его шаги. Мистер Вонка сел на кровать, и Чарли глубоко вдохнул. В сущности, никаких причин к такому поведению не было, но все же что-то было иначе… Что-то… Все.
- Что-то не так, - сказал мистер Вонка. Чарли подавился воздухом, потому что сомневался, что эти слова относились к чему-то в комнате. Это даже был не вопрос, поэтому Чарли кивнул. Похоже, это было все, что собирался сказать мистер Вонка, и комната погрузилась в неловкое молчание.
- Вы правы, - сказал Чарли, хоть и знал, что мистер Вонка уже понял его ответ. Читать далее...

Оййй, щас нашла фанфики про Вилли... Надо выставить. Есть слеш, есть нормальные... Сеачала нормальные попробую выставить, потом слеш....

Э-э-э... Ну что о себе писать? Незнаю. Правильно. И поэтому давайте все оставим как есть!