"... в эту минуту воспламенения ее ясновидящей шотландской души она впервые прямо, без притворства посмотрела на неумолимые пути Необходимости, и жалела она всех, кто жил, кто живет или будет жить, раздувая своими молитвами бесполезное пламя алтарей, вопиющее их надеждами к глухому духу, посылая крохотные ракеты своей веры в далекую вечность и чая помилования, помощи и избавления на вращающемся и забытом угольке Земли. Утрата! Утрата!"
Нет большего наслаждения, чем страх.
Прислушайтесь к беседам в поезде или в приемной учреждения:
разговор вечно вертится вокруг этой темы.
Люди обсуждают положение в стране, автомобильные аварии или цены у дантистов,
но если убрать иносказания, намеки и метафоры,
в основе всего неизменно гнездится страх.
Рассуждая о природе божественного начала или о бессмертии души,
мы с готовностью перескакиваем на проблему страдания.
Это всеобщий синдром;
ритуал повторяется везде:
в бане и на учебном семинаре.
Как язык тянется к больному зубу,
так мы снова и снова возвращаемся к нашим страхам,
говорим о них со страстью голодного человека над полной дымящейся тарелкой.
(с) Клайв Баркер «Книга крови 2»
У них получился целый песчаный город, песчаная страна. Она рассказывала ему о людях, которые живут в этом городе, показывала, где чей дом. Где там пекарня, а где – дом мэра. Она построила из песка казармы для песчаных солдат, которые стояли у рвов и на городских стенах, храбро сражаясь с приливом. А на самом высоком холме стоял дом, в котором жили они. Это был не самый красивый и не самый большой дом в городе, потому что она сказала, что ей это не нужно. Это был дом, самый дальний от моря. Он стоял в самом безопасном месте. Но, в конце концов, волны смыли и его тоже.
Природа не терпит пустоты, и особенно – женская природа. В теле женщины больше пустого пространства, чем в теле мужчины; больше места, которое надо заполнить. Причем это не только вполне очевидное место, местечко, «то самое» и т.п. в голове, в сердце – тоже. И если ты не заполнишь эти пустоты, непременно найдется кто-то, кто заполнит их за тебя.
девочка как-то внезапно повзрослела, не спросив ни у кого разрешения.
девочка меняет себя на сигаретный дым и льдинки в кровь
любит гулять в тумане, едва касаясь асфальта ногами
и променяла свои когда-то железные нервы на неспокойный прерывистый сон.
у девочки часто слезятся глаза – последствия аллергии на осень
девочка ждет холодный снег
и не может дождаться когда же закончится солнце.
девочка никого теперь не впускает в душу и сходит с ума, рисуя на стекле дождь.
девочка просто устала ждать, терпеть, незаметно внутрь кричать, смеяться в глаза,
а за очками прятать таблеточный взгляд.
девочке надоело вздрагивать при виде его в on-line
несколько раз порываться ему написать,
а после телефон об стену со злости швырять.
у девочки в глазах зарыт аспирин и северный лед
а небо прокуренным воздухом стреляет в ее висок.
девочка убита еще в прошлой вечности
девочка сдохла от февральской нежности
девочка привыкла находиться в инвизе, перебаливать молча,
а потом останки души выкладывать в очередном посте.
девочка знает давно, что вся уже изнутри сгорела,
поэтому отплясывает на пепелище сердца дикие танцы,
а каблуками методично растаптывает старые ранки.
эта девочка-катастрофа,
эта девочка с больными глазами,
эта девочка – снежная_дура;
эта девочка, курит небо слезами;
любить приятно, ненавидеть просто
любовь испепеляет объект, ненависть - субъект
я иногда думаю об этом, поддерживая священный огонь в храме равнодушия
здесь хотя бы не жарко
Нельзя привязываться к людям всем сердцем.
Это непостоянное и сомнительное счастье.
Еще хуже – отдать свое сердце одному – единственному человеку.
Ибо что останется, если он уйдет?
А он всегда уходит.