Вот такую вот замечательнейшую открыточку мне прислал Серёжка на День Рождения! Такой замечательный ёжик! Стихотворение его собственного сочинения)
Нам потребуется: небольшой блокнотик для заметок с отрывными (клеющимися) листками, фломастер с тонким стержнем, разнообразные крупы или злаки/семена, толстый картон или фанера (для основы), краска для окрашивания основы, любой клей (который становится прозрачным после высыхания), спички, лак (акриловый или мебельный) и несколько мелких магнитиков или кусочки магнитного листа (оторвать от рекламок).
Вырежьте из картона или фанеры основу под блокнот размером больше блокнота на 6-8 см по длине и по ширине. Основу покрасьте краской (не забыть торцевые поверхности). Очертите рамку вокруг блокнота, толщиной 2-3 см.
Отрежьте у спичек головки и наклейте спички в задуманном порядке на основе. Отрезанные головки также можно использовать вместе с крупой.
Ну, конечно, наиболее очевидный и простой способ - вырезать сердечко. Я думаю, при желании с этим вы все справитесь. Вопрос - как можно украсить валентику. Сначала края валентинки можно обрезать какими-нибудь фигурными ножницами (или простыми ножницами вырезать какой-нибудь орнамент).
Можно поэкспериментировать и попробовать часто попротыкать валентинку иголкой или булавкой. Будет немножко дырявой - но зато оригинальной!
Можно сделать, чтобы в валентике в серединке было сердечко, которое тоже можно было бы открыть как дверцу...
Можно сделать валентику-пазл, то есть, чтобы прочитать валентинку, вашей половинке нужно будет ее сначала сложить!
А можно сделать вот такую валентинку:
Следуя приведенным ниже инструкциям, вы сможете без особого напряжения создать такую валентинку собственными руками
И так, по порядку:
1. Распечатайте главную картинку:
2. Распечатайте сердечко (желательно на красной бумаге... или по желанию раскрасить):
3. Приглядываемся: на контуры мальчика, девочки и
Сделать самим красивые праздничные свечки несложно, но это требует аккуратности.
Нам понадобится:
- обычная хозяйственная свечка
- острый нож
- ножницы
На 5 - 10 минут положите свечку в таз с горячей водой. Она размягчится, но не расплавится.
Выньте свечку из воды и срежьте парафин с одного конца так, чтобы фитиль торчал примерно на 8 см.
Затем, крепко держа свечку одной рукой, делайте на ней косые надрезы, начав сверху.
Надрезанные чешуйки немного отгибайте наружу. Все это надо делать довольно быстро, пока парафин не застыл.
Внутри чешуек можно приклеить маленькие цветные горошины.
Чтобы свечка, остывая, не изогнулась, подвесьте ее за фитиль к веревке.
Почти каждый день на протяжении нескольких лет она проходила одной и той же дорогой – от порога дома к перекрестку. Там, от перекрестка, ее путь мог быть разным – она могла пойти направо или налево, вверх или вниз. Но до перекрестка надо было дойти.
Пятьсот тридцать девять задумчивых шагов или четыреста восемьдесят семь торопливых.
Каждый раз, направляясь к перекрестку, она была чуточку разной. Иногда она была грустна, и тогда ее глаза отражали мировую скорбь и налетавшие на город тучи. Иногда она злилась, и казалось, что воздух пронизывают миллионы крошечных молний. Однако гораздо чаще девушка улыбалась собственным мыслям, и солнце мягко светилось в ее рыжеватой гриве, а прохожие невольно улыбались ее невесомому полету где-то в полушаге над землей.
Каждый раз, подходя к перекрестку, девушка невольно замедляла шаги, вне зависимости от своего настроения. Потому что рядом с фонарем сидела большая серая кошка.
- Кис-кис, - звала девушка и растерянно встряхивала каштановой головой.
Никакой кошки не было – рядом с фонарем из земли торчал побитый временем старый пень.
Девушка пожимала плечами и шла дальше, вспоминая при этом, что уже не раз принимала запыленный пень за серую кошку, и думала о том, пора бы запомнить, что никаких кошек у перекрестка не бывает, зато есть остатки давным-давно спиленного дерева.
Дереву очень не повезло с самого рождения. Оно выросло слишком близко к дороге, и пролетавшие мимо автомашины часто задевали его ветви. Трава рядом выгорала очень быстро, едва успев проклюнуться по весне, а ближайшие деревья росли в отдалении, и оно могло лишь грустно махать им издали, напоминая о своем существовании.
Однажды к нему подошли люди, что-то обсудили, и потом пронзительно завизжала пила, лишая его ствола. Пропахшая гарью и пылью крона рухнула вниз, и ее увезли.
Дерево долго плакало вслед, понимая, что лишилось возможности даже поприветствовать своих притихших родичей. А потом оно стало учиться мечтать.
Дерево мечтало, что однажды проснется на рассвете, с наслаждением потянется, грациозно выгнув спинку, умоет ясноглазую усатую мордочку мягкой лапкой, и пойдет навстречу новому дню, гордо подняв пушистый хвост.
Хвост обернулся вокруг лапок.
Серая кошка склонила остроухую голову набок, рассматривая пасмурный осенний день.
Где-то под деревьями, которые росли неподалеку, шуршала в опавших листьях мышка. Подумав, что надо бы познакомиться с ней поближе, кошка ухмыльнулась и облизнулась розовым шершавым языком.
Среди множества запахов и звуков просыпающегося мира кошка уловила приближение кого-то знакомого.
Кошка настороженно всмотрелась в идущую к перекрестку девушку. Ей почему-то стало страшно, и захотелось стать невидимой и неброской, как старый пень.
Девушка подошла к перекрестку и, еще не успев повернуть голову, обронила:
- Кис-кис…
И замерла, во все глаза глядя на кошку.
- Ой.
Кошка почувствовала, как от девушки поплыла волна удивительного аромата – испуга, недоумения и восторга. Запах был настолько изумительным, что она невольно мурлыкнула.
- Киса, какая же ты красивая, - девушка
- Просыпайся… Ну просыпайся же…
Серебристая тень заметалась вокруг кроватки с новорожденной девочкой.
Малышка не слышала, она хрипло и часто дышала, жар затуманивал ее дорогу в жизнь.
Тень замерла, прислушиваясь к шуму из соседней комнаты. Там бурлил праздник – отмечали рождение дочери. Пьяные голоса доносились обрывисто, срываясь, и вдруг сквозь гам отчетливо прозвучали слова:
- А пусть просто будет счастлива… Пусть ее любят…
Тень вздрогнула. Вернулась к кроватке.
Она была не слишком опытным хранителем, совсем новичком.
Ее сил не хватало на то, чтобы разогнать гудящих гостей и заставить родителей броситься к ребенку и звонить, звонить в скорую, и дозвониться, и застать смену именно того врача, который мог бы спасти эту крохотную жизнь.
Она могла рассчитывать лишь на те небольшие навыки, которые получила, охраняя людей ранее. Она не была уверена в том, что хранила их хорошо, но кое-что из приобретенного опыта могло пригодиться.
- Они хотят, чтобы тебя любили…
Тень пристроилась на спинке кроватки, осторожно загородила спящего ребенка от сквозняка крылом и задумалась, перебирая воспоминания.
Судьба девочки была практически предопределена. Она должна была уйти в младенчестве, оставив за собой повод для еще одного собрания гостей. Одного из тысяч. Однако фраза, брошенная ее пьяной матерью, могла стоить очень дорого. Целую жизнь. И, быть может, жизни многих других.
Тень с сомнением посмотрела на девочку. Та не была красавицей, и вряд ли бы стала ею, даже если ее хранил бы не новичок, а один из архангелов. Правда, архангелы крайне редко соглашаются на миссию хранителей. Даже совета у них не спросишь…
Тень вздохнула, пошевелила крыльями. Если бы только она могла подарить этому крошечному существу любовь… Это спасло бы не только девочку. Это спасло бы ее собственное положение, потому что ангел-хранитель, который не умеет хранить своих подопечных – это ошибка природы.
Девочка захныкала во сне, но тень склонилась к ней, пошептала ласково, и ребенок затих.
Тень беззвучно спрыгнула с кроватки и подошла к окну. Ночной сад оглушительно звенел, и пахло спелыми яблоками.
Тень сладко потянулась. Больше всего на свете ей хотелось бросить скучную работу, которая не приносила ей радости и вернуться в те далекие дни, когда мир был совершенно другим, а ее шаги еще оставляли в песке легкие отпечатки…
Была Страстная Пятница. В церквях и на площади, как всегда, собралась целая толпа. Ну и вонь…
Золотоволосая красавица скривила брезгливую гримасску, заметила пристальный взгляд стоявшего неподалеку мужчины и торопливо отвернулась, принимая благостный вид и осеняя себя крестом.
Муж стоит рядом. Заметил ли он, что какой-то невежа пялится на нее, не отводя глаз? Будет скандал, если заметил. Или даже дуэль…
Девушка скосила хитрые черные глаза на замершего у колонны мужчину, который, похоже, забыл, зачем пришел в церковь святой Клары, и сразу пожалела об этом.
Незнакомец ждал ее взгляда и просто вцепился в нее своими страшными немигающими глазами, в которых плескалось что-то невиданное, необузданное…
Волшебник Юм-Юм собирал рубины и изумруды, старые свитки и книги в переплетах с пряжками, звездную росу и человеческие души.
Шептались, будто он знает истинные Имена всех тварей подлунных и созданий надлунных, может разговаривать с камнями и деревьями, выведывая их тайны, и обретать над всем живым и мертвым неограниченную власть.
Его боялись… и тянулись к нему.
Ибо где еще можно было получить решение любой, самой сложной и мучительной задачи, как не у Юм-Юма? Самые сильные прочные зелья, отнимающие и возвращающие разум, чувства и здоровье, самые верные благословения и проклятия, самые надежные амулеты, талисманы, обереги и заговоренные доспехи и оружие, самое правильное слово, разверзающее землю и смиряющее бурю, самые могущественные чародейства, способные из песка создать армию в мгновение ока и обратить в бегство даже ветеранские полки – все это можно было получить у волшебника.
Короли и князья буквально были готовы вцепиться друг другу в бороды, лишь бы заполучить Юм Юма к себе на службу. Хотя при этом все они понимали, что служит Юм-Юм только своим загадочным и непонятным даже монархам силам.
Юм-Юм частенько переезжал из одного королевства в другое. От уговоров покидаемых государей он презрительно отмахивался, объясняя лишь, что дела он наладил, а дальше государь должен работать без магической помощи. Остановить его было невозможно. Так и убить, впрочем. Когда-то, в самом начале его карьеры волшебника, наивные князья, которые рисковали спорить с Юм-Юмом, встречались, но после того, как их княжества оказались поглощены соседями, уже никто не смел перечить ему. Юм-Юм был совершенно свободен в выборе пейзажа за окном и языка своих заказчиков.
Неудивительно, что помимо сплетен о могуществе Юм-Юма болтали и о несметных сокровищах, которые он скопил за долгие годы. Возможно, порой и находились безумцы, пытавшиеся покуситься на богатства волшебника, но никогда никто не слышал о том, чтобы хотя бы одному воришке удалось бы пробраться к сундукам с золотом и вынести хотя бы монетку. Силы, подчинявшиеся Юм-Юму, охраняли не только его самого, но и его сокровища.
Впрочем, многие бы удивились, узнав, что Юм-Юм считает наибольшей своей драгоценностью. Золото и пресмыкательство государей волшебник полагал лишь справедливой платой за те знания, которые позволяли ему одним движением воли изменять ход истории. Истинной ценностью Юм-Юм полагал власть. Ту власть, которую он обретал над людьми.
Власть требовала преумножения так же, как требуют его деньги. И Юм-Юм стал набирать учеников.
Это было удивительно, потому что обычно волшебники крайне неохотно делились своими знаниями с другими, и в среде магов и чародеев на Юм-Юма косились с неодобрением.
Юм-Юм же не обращал на мнение коллег никакого внимания. Он тщательно отбирал учеников, и гонял их целыми днями, заставляя изучать фолианты, сражаться с помощью магической силы и с ее же помощью – изменять реальность.
Спустя несколько лет после того, как Юм-Юм начал набирать себе учеников, он заметил, что его силы возрастают пропорционально количеству учеников, словно вместе им удается конденсировать волшебство из окружающей вселенной. Это окончательно убедило его в правильности выбранного пути, и он продолжил работу с молодыми волшебниками.
Среди своих учеников Юм-Юм особенно выделял юношу по имени Аойлай. Сплетники то утверждали, что Аойлай был младшим братом Юм-Юма, то предполагали, что он приходился волшебнику сыном, то предполагали, что Юм-Юм приблизил к себе своего возлюбленного. Фантазии кумушек всегда ограничивались родственно-постельными связями. Представить, что Юм-Юм видит в юном ученике свое собственное отражение и силу, почти равную своей собственной, было слишком сложно. Да и кому интересно сплетничать о том, что связывает магов, если есть возможность перемыть им косточки точно так же, как их моют соседям и знакомым?
Первые девять лет своей жизни Янка была совершенно счастлива. Не безоблачно, а именно совершенно, потому что легкие облачка, иногда нарушавшие покой ее бытия, лишь придавали вкус пряностей ее крошечной биографии.
Иногда Янка сама придумывала себе приключения, иногда их подбрасывала судьба, видимо для того, чтобы побаловать ее или, напротив, попытаться объяснить некоторые законы жизни среди людей.
Первое, самое далекое воспоминание Янки было не слишком приятным, но именно благодаря нему, а точнее, вопреки, она научилась не бояться темноты.
Ей было около года или чуть меньше. Родители, укачав беспокойного ребенка, ушли в гости к друзьям.
Что разбудило ее, Янка, конечно уже, не помнила, но пробуждение в пустой, темной и гулкой квартире она помнила хорошо. Каким-то звериным чутьем она сразу поняла, что родителей нет рядом, и заревела. От ужаса. Ей не хотелось есть, не хотелось на руки к матери. Это она помнила четко. В тот жуткий момент ей хотелось просто ощутить, что в доме есть жизнь.
Родители пришли нескоро, и все это время Янка обиженно и сердито хныкала, пытаясь сообразить, что такого страшного она натворила за день, что ее бросили на произвол судьбы. Родители были не в восторге от завершения удачного вечера и высказали плачущей дочери все, что они о ней думали. Янка обиделась еще больше, плакать перестала и решила для себя, что лучше сидеть в темноте, чем слушать нотации.
Другие воспоминания были скорее забавными, чем грустными или страшными.
Например, когда Янке было около трех, ее попытались отдать в детский садик. В детском садике пахло чем-то неприятным, на обед был странного вида супчик с плававшей в жидком бульоне крупно порезанной морковью, а заправляла всем этим странным царством несимпатичная воспитательница. Янке в садике ужасно не нравилось, и она решила сбежать.
Бежать было далеко – садик был расположен в поселке, а дом – рядом с крошечным аэропортом, в паре километре от поселка. И Янка уговорила катавшихся на велосипедах мальчишек помочь ей добраться до дома.
Горячий ветер бил в лицо, когда она пыталась высунуть счастливую мордочку из-за спины мальчишки, который вез ее к аэропорту. Янка жмурилась от ослепительного солнца и предвкушала, как обрадуется мама, когда увидит ее, самостоятельно добравшуюся до дома.
Мама не обрадовалась. Скорее, она рассердилась. По-крайней мере, шлепала дочку от всей души. А утром отвела в садик.
Через неделю Янка заболела, и ее положили в больницу. В садик она не вернулась – родители приняли решение, что проще доплачивать соседке, сидевшей в декрете, за догляд за дочерью, чем еще раз переживать из-за того, что медсестра никак не может найти вену на ее руке, чтобы поставить капельницу.
Потом они переехали. После выжженной солнцем пустыни город казался Янке очень зеленым. На самом деле зелени почти не было. Зато были верблюды. Они гуляли по улицам небольшими семьями, и горбы величаво покачивались над желтоватыми пыльными обрывами, спускавшимися террасами к морю.
На море Янка могла смотреть часами. Зимой оно казалось чуть изогнутым, словно громадная линза, и над серой тяжестью волн порой пробегали белоснежные барашки. Ближе к пирсам сбивались в огромную галдящую стаю лебеди и настырно требовали положенную порцию хлебного мякиша. Янка любила кормить их. А однажды увидела, как умирала одна из них – уплыв далеко прочь от собратьев, лебедь прощался с миром, волной и ветром.
А однажды по весне Янка увидела совершенно небывалое. К белым крыльям лебедей она привыкла, чайки тоже были привычны, а вот огромных розовых птиц со странными изломанными клювами, видела впервые. Фламинго цепочкой вытянулись над сизо-синей кромкой воды и вскоре исчезли вдали.