Не смотря на то что враг отступил в крепости, на северном берегу, настроение было, так же как и на южном – далеко от ликования. Застилающее полнеба дымы куманских костров явственно свидетельствовали: враг не повержен – всего лишь растрепан и только. Все защитники форта собрались в детинце. Касатка – с закопченными по локти руками, в бурой от порохового дыма спиднице, умело чистила свои чудо пертинали. Агафон отрешенно сидел в углу размышляя о том – что он за такой человек – пустит стрелу, а она непременно в человека попадет и всегда в непотребное место. Деды-пердуны, удивляя своего настоятеля неожиданно проснувшейся набожностью, молились. Никому не было радости глядеть на расстрелянных под стенами крепости нукеров, в том числе и Ружинскому, но когда запорожцы доложили гетману что явились переговорщики с просьбой разрешить забрать убитых и раненых, Ружинский был непреклонен:
- Скажи этим хмырям... - Скажи - гетман согласен! Но сперва пусть уходят за Непру, оставив безоружных похоронщиков. Вот тогда нехай хоронят. И еще мою холопку пусть выдадут... Или будут вонять их братовья там, где мы их положили. -Евстафий сердито зашуршал голландской бумагой, на которой он вычерчивал схему обороны крепости на завтра.
- Гетман разрешил, - выкрикнул в амбразуру Самийло, - оставьте полста похоронщиков – мы их не тронем. Выдайте нам нашу суку, уходите за Непру и можете забирать своих мервяков. – Ответа не было долго.
- Ну что они? – спросил Ружинский не отрываясь от составления схемы обороны.
- Совещаются. – Не, уйдут они... не за тем приходили, чтоб положив пол-тыщи народу, за Перекоп ни с чем вернуться! Да, машут что не согласны!
- Они всегда-а-а не согласные... – гетман под линеечку прочертил еще одну линию.
- Можно я им от себя скажу? – вызвался Белый.
- Отчего же нет, - гетман прочертил еще линию. – Скажи, Сеня, если имеешь что сказать. – Белый сменил Самийлу у бойницы:
- Нукеры, мы на все согласные будем, когда вы нас убьете, а пока у нас есть тут один ... вовчик-братик... ждет не дождется когда солнушко сядет! Уж он ваших то пооближет, уж он то им носы и ухи пообкусюет! И за раненых не переживайте - недолго им мучаться -мы их ночью добьем.
- Нет, Белый! Раненых они пусть заберут, но заместо раненых пусть вернут нашего Боныка - одного на всех меняем, скажи. – Белый пожал плечами – мол твоя воля, гетман – и опять высунулся в амбразуру:
- Нукеры! Нукеры! Гетман разрешил забрать раненых, только верните нам останки нашего воина.
- Скажи им - в камышах лодка есть! Пусть возьмут - быстрее вывезут своих покалеченных, - надоели – все стонут и стонут. - раздобрился гетман.
- Нукеры! Там в камышах, справа, - лодка запрятанная. Да глядите: от на справа, а не от вас, - не спутайте, убогие. - Возьмите, только потом на место поставьте, а то вам дашь и ищи свищи. – Мы вас поубиваем, а лодку снесет на Звоницкие лавы, - с мертвых спросу нету, а нам убыток! Лодка-то справная нам на ней, после вас мудаков, на рыбалку еще ездить! - выкрикнул в дырку козак и с треском захлопнул ставень.
- Евстафий Григорьевич, а вот Солхат голубей пустил – это он подогу позвал, так ведь? – повернулся он к гетману.
- Ну так... – Ружинский продолжал чертить.
- И к вечеру подмога уже здесь может быть?
- Может... - Евстафий, послюнив свинцовый карандашик, принялся расставлять на схеме крестики на схеме крепости.
- Так их будет тут полторы тысячи войска! Они ночью если полезут все разом - мы их не удержим.
- Ночью они не полезут. Они ночью из своих братов золотые желуди выколупывать станут. Пока всех до единого не перепотрошат не пойдут они на приступ – так то брат! –Усмехнулся гетман.
Еще до захода солнца, вздымая до неба куряву к Суре подошла вызванная на подмогу с Самары вторая тысяча крымчаков. Узким проселком, вдоль реки по четыре вряд, они размутив светлые воды Суры переправились на северный берег и стали лагерем за дубравой, в Домачинских Ярах. Вскоре под стенами форта вновь показались переговорщики – на это раз рангом куда выше – Солхат Аргын Мурза и, к изумлению защитников, недоказненный Ружинским характерник.- Григорич, к нам гости: двое, без оружия... – позвал гетмана с детинца Самийло.
- Евстафъ-и-паша, поговорить нада! – Раздался у стен знакомый голос Солхата-мурзы. – Это я Солхат–Аргын мурза, и со мной моя побратимъ-а Кожана Башка.
- Если по поводу похорон – я уже сказал свое слово, - высунулся в амбразуру Евстафий.
- Твоя ответ, ЕвстафИ-паша, –плохая ответ! Мертвый нукеры уже пироваитъ-а с гурий-а, а твоя все еще скучаит-а с цади и стари дервиш-а!- Весело выкрикнул Солхат. – Выйди – будем кушать халва умный беседа пиздет! - Мой побратим все говорить про асам-хонджары, а ты говорить нам про вскормленных твоя сгущенк-а дивы. Так выйдешь, Евстафи-паша?
- Представь своего побратима мурза – какого он роду племени, какой веры – я не обязан привечать всех прохожих людей.
- Пускай его сама говорит – Кожана Башка знает слушать стопами ног земль-а,
Читать далее...