Наслушавшись возгласов ( и одобрительных и возмущенных) о присвоениии Ющенкой Героя Украины Степану Бандере - порылся в нете. в целом картина следующая. Болененный западенский мальчик с детства воспитывался в духе "свидомого украинця", что собственно нормально, если человек украинец. Детство и юность проходит во время оккупации Польшей областей западной Украины. Степан участвует в терракте ( убийство министа внутрених дел Польши) и попадает в тюрьму. Сидит пока Польшу не начинают бомбить немца и вырывается на свободу во всеобщем хаосе начавшемся в рухнувшей стране. Пробирается во Львов к семье и появляется там одновременно с войсками Красной Армии. Болезнь и обстоятельства вынуждают его перебраться в Западную Европу, где он занимается делами украинского национального движения вплоть до нападения Германии на СССР. 30 июня 1941 года, после оккупации Львова немцами на митинге провозглащает Незалежну Украину, арестовывается оккупационными властями и сидит в немецком лагере до декабря 1944 года. Во время его отсидки родственики Бандеры получают от советских властей "по полной программе" - отец расстрелян, остальные по лагерям. С 1945 Бандера кувыркается в Западной окупационной зоне Германии, формально возглавляет руковдство сопротивлением Советской Власти на Западной Украине, хлопочет о переезде к нему жены и детей. В 1956 году его, "в подъезде собственного дома" убивает агент КГБ. Собственно все. Подвигов нет, преступлений против человечества тоже не видно. Я бы сказал - неудачник, но неудачник идейный и с характером. Сталин, несомненно и больший герой и больший преступник, но сравнивать, конечно же, не серьезно. Сталин то все что хотел осуществил, Степан Андреевич больше на Ленина похож - все по тюрьмам, да по заграницам.
Резюме: На героя Степан Андреевич Бандера не дотягивает, но и людоедом не выглядит. Чего, спрашивается, тогда так расстраиваться. Дал Ющенко и дал - "назначить героем" куда как проще чем подготовить чемпиона Зимней Олимпиады и она вот-вот начнется, а вы Бандера-Бандера - как дети малые право!

– Итак, паны-козаки, а тако же… гетман, на мгновенье замялся затрудняясь, как называть Агафона – монах не монах, козак-не козак, - м-м-м- наш общий друг многоуважаемый страстотерпец Агафон. - Все четверо расположились в затененной тиши гетманского кабинета. - Дело, видите ли, слишком необычное, чтобы в него, могло быть вовлечено много народу, но вот вас сочли нужным позвать, или, что вернее послать. Я то в сущности просто ждал вас, с нетерпением, признаюсь – даже гонца, - гетман кивнул в сторону Агафона, - посылал, да только быстрее, чем дОлжно не вышло все равно. Три причины по которым вы здесь – отцовское весло, тугой бахчисарайский лук, и булатный нож. Вы хозяева этих вещей, а они хозяева вашей судьбы – и поэтому вы здесь. Никто не приходит сюда случайно и никто не уходит по доброй воле. Опять же никто не остался навечно, хотя многие, без сомнения, ничего сильнее не желали, чем остаться тут как можно дольше. Почему так? - Придет время и все прояснится: вы сделаете то, что вам положено, когда пробьет ваш час.... А теперь посмотрите сюда – все что вы видете найдено здесь пока строилась усадьба, - Евстафий указал на развешанных по стенам редкости. - Тут вам и перначи, и мечи, и сабли, и гвизармы – полно всего. И на всем можете видеть знак: сплетение ланцетовидных и дубовых листьев. Все кто приходил сюда – приходили сюда с оружием в руке, украшенным этим узором, поражал своего предшественника, оставался здесь сколько ему было отведено судьбой, а после наступал и его черед пасть сраженным силой руки очередного пришельца. Взять хотя бы этот – акинак, он ведь дедушка всего, что в наше время на войне рубит, режет и колет. Откован из небесного железа – выплавлять сталь из руды толком-то тогда не знали, и меч стоил, должно быть, невероятно дорого – буквально на вес золота. Да-а - один к одному. В те далекие времена такое не продавали и не покупали – ведь такой меч-акинак был судьбой воина. Герой и его меч навсегда повязаны совершенными подвигами, пусть теперь и забытыми. Что ж, все и вся когда-нибудь канут в лету, - гетман недовольно хмыкнул. Видно было - не сомневаясь в том, что все обстоит именно так, он тем не менее недоволен таким положением вещей. - Ну ладно... Надо думать, этот акинак имел совершенно неоспоримые преимущества над всякой несерьезной дрянью, ковавшейся во мрачные времена Аттилы. Ну и соответственно листочки – дуб и ясень.
- Все времена, мрачнЫ, если народ лишен Благодати Божией, - басом прогудел из своего угла Агафон - и, хотя он был прав, козаки заулыбались.
-Коротенький какой-то, - разочарованно протянул Семен, склоняясь над акинаком.
- Не хватило на больший-то кузнецу небесского булату, а мешать с земным не схотел - высказал предположение Самийло.
- Победы осваиваются не искусством кузнечным, но твердостью духа и силой веры, - опять подал голос Агафон и все посмотрели на него, как на заговорившую человеческим голосом лошадь.
- Короткий, неказистый это верно, а ведь его совершенствование сделало бесполезным и кольчугу и броню и таким образом открыло дорогу сабле. – Ружинский любовно погладил древнюю сталь.
- И как его ржа не съела, за столько-то лет! - задумчиво проронил Корж.
- Чобан его нашел в размыве водороя, полностью закатанным в смолу – рядом скелет - Не гуляя из рук в руки, ушел под землю вместе с хозяином.
- Напился крови и утихомирился – зря его из под земли извлекли, он верно служил одному хозяину, а теперь - будет переходить из рук в руки как забава... Теперь бою-то от него проку-то мало – тяжелый, короткий... - буркнул Самийло
- Правда твоя козак, - мало пользы ратнику, а черному человеку и того меньше – от того и сменял чобан на пару сапог и мешок жита –хворост рубить тяжело, свинью колоть не с руки... – Разве что бурьяны скотине шинковать... – Какое унижение для оружия! - Гетман со вздохом вернул акинак на место и двумя руками снял со стены другой меч – в отличие от акинака длинный, с суровым, завораживающим своей изысканностью орнаментом рукояти – ствол дерева, животные, птицы.
-Что скажете? – он почтительно протянул к свету оружие. – Настоящий «ULFBERTH» - клинке пайка золотой проволокой: «PUBETS ENSIS SANYINE ARABUM» -навершие комель Всемирного Древа - перекрестье небесный свод. Отличная ковка – не Дюррандаль, конечно, но и не какой-нибудь мужлан в барском кафтане, - Гетман щелкнул ногтем по клинку и сталь отозвалась протяжным чистым звоном. Нам еще предстоит увидеть Всемирное Древо при других обстоятельствах – Евстафий заметил как недовольно зашевелился Агафон при упоминании поганского символа и усмехнулся:
- Не всегда путь человека был освещен светом истинной веры, не так ли брат во Христе?
-Не всегда, -хмуро согласился инок,- но это – он с отвращением покосился на рукоять меча – судя по надписи, отковали во времена войн за Святую Землю и аморально, защищая Гроб Господен, касаться рукой кощунственных языческих символов.
- Надпись могли напаять на клинок позже - пожал плечами Читать далее...

[699x525]
- Ну да ладно, люди добрые, – усмехнулся Ружинский, - идем-те смотреть то, зачем вас позвал, паны запорожцы. И ты, инок, давай, с нами пойдешь – оно тебе как монаху и не положен бы – да в таком-то гермачке все можно - без тени усмешки рек Евстафий.
- Если Вашей Светлости так угодно...- пошевелился монах в своей несуразной безрукавке.
-Угодно, угодно... – Ружинский запалил фитилек и темным, едва освещаемым слабеньким огоньком плошки коридором повел своих гостей по потайныму ходу, тем самым ходом, воспользовавшись которым он три года назад так удачно захватил врасплох своего ночного гостя. Гостя,который напророчил ему беду, да и канул без следа во мраке степной ночи.
Миновав две тяжких и –сразу было видно - давно не открываемых никем двери – они остановились перед третьей, совсем небольшой, глубоко посаженной в арку дверного проема. Ружинский вынул из-за обшлага кунтуша вычурный жуссовский ключ и отпер ненормально массивную для своих небольших размеров дверку. Перешагнув порог все четыре набились в крохотную, без окон-без дверей комнатенку на полсажени ниже пола коридора и совершенно захламленую старой мебелью и прочими хозяйскими ненужностями. Гетман заперев дверь изнутри к изумлению своих гостей втиснулся в небольшой, примостившийся к стене шкафчик и гулко как из колодца позвал всех следовать за ним:
- Идите же, что вы там застряли и возьмите с собой плошку, свечи – что там у вас еще там – я то здесь и без огня хожу, Но вы посетите себе - потолок низкий, лаз узкий - справа камень, слева глина - что лучше ушибиться в темноте или измараться.? А? - Все покивали на гетмаскую шутку – мол понятная нам такая ваша веселая веселость, ваша светлость! Запалив огонь все трое горбясь и сопя протиснулись в коридор-расщелину. Когда-то очень давно – безвестные старательные камнетесы пробили этот лаз –– где врубаясь в толщу каменной породы, где сравнивая уступы древней гряды, где просто вынося глину наверх, и настилая потолок кругляшами дубовых стволов. Успокаивающе пахло сухой глиной, отмершими корнями глота и нетленной дубовой древесиной. Где-то над слоем колод, в толще земли шла своим чередом неосвещаемая ни одним солнечным лучиком, суровая в своей беспощадной – жизнь кротов, змей, ящериц и медведок. Козаки были не удивлены наличием потайного хода в усадьбе, - весь Хортичев остров был изрыт подземными галереями, что тебе головка буджакского сыра. Их удивило само решение хозяина раскрыть тайну возможного своего спасения при неких драматических обстоятельствах, от коих в Порогах не мог быть застрахован и могущественный Евстафий Ружинский. Агафон, тщанием преподобного сподобившийся побывать на богомолье в Печерской Лавре – удивлялся про себя отсутствию святых мощей в столь тщательно обустроенном подземелье, культовое назначение которого, почем-то сразу не вызвало у него никаких сомнений. Когда коридор закончился – и свет огонька перестал освещать что- либо кроме его рук, он окончательно утвердился в мыслях о том что все они оказались в подземелье, подземелье обширном - гораздо большем Чертовой хаты в которой он ночевал три года и один день... – Пришли! - Тихо, оповестил-ободрил спутников гетман и сухое долгое эхо разнесло его слова по теряющейся во мраке подземной зале. Стены подземелья и Чахлые огонечков, принесенных людьми, доставало разве что только подчеркивать окружающую темень. Но и без света любому было ясно что находтдись они не в пещере, а без сомнения зале. – Под ногами чувствовались обработанные плиты пола, - в центре залы угадывался массив несущей колоны. –Стойте где стоите снова прошелестел под сводами голос Ружинского. Огонек его свечечки стал, подрагивая и колеблясь удаляться, однако ж тут же и размножился – это Ружинский зажигал светильники по периметру залы. Он подносил свечу к заполненным земляным маслом углублениям в камнях и огоньки-светлячки бойко потрескивая фитильками рассеяли наконец мрак подземелья. Гости гетмана огляделись – и сообразили куда они попали – некогда, в незапамятные времена, смышленые строители, используя чашевидную впадину каменистого яра, соорудили – Агафон не ошибся в предчувствиях – капище. Пообтесав скалу где нужно, и придав углублению в скале форму чаши, безвестные зодчие сочли нужным подпереть свод двенадцатью колоссальными дубовыми столбами –идолами. Свод же, связали потолочными лагами на центральную опору - ствол дуба. Дуб может и тыщу лет произросталв в закрытой от всех ветров котловине, пока кому-то не пришла в голову идея использовать и саму котловину и дуб-исполин как конструкции подземного храма. Шесть – где там шесть, - все десять козаков, взявшися за руки едва ли б обхватили ствол этого исполина. Умельцы-строители покрыли ствол искусной резьбой и все сразу же заметили несомненное сходство несущей колонна храма с Всемирным Древом-рукоятью Читать далее...

- Вот оно что, - Корж взял в руки – ножики-близняшки. – Они оба сирийцы, сталь дамасская, скорее всего один мастер ковал. – Все четверо снова сидели в «кабинете» Ружинского.
- Как это возможно – где та Сирия и где мы! - Возмутился Белый. – И кто там по нашему знает?
- Ну нет, –покачал годовой Ружинский, - нож, на котором по нашему написано, - не сирийский – посмотрите в лупу: мастер дарови-и-итый, очень старался и может был в обучении где-нибудь в Карабачах. Но видны и огрехи - слои не так изящно прокованы, сурьма грязную использовали с примесями, польскую, - графит от-туда же. С таким материалом как ни старайся... Одним словом - наших мест работа! Но оружейник - мастер, человек со знанием и калили в девичьей моче, а не в воде со смальцем – это сразу видно! Так из наших никто не калит.
- Как бы там ни было нож необыкновенный, дорогой и попал ко мне, как подарок от одного ночного гостя... Три года назад я не удосужился его выслушать.
- Это тот, который кричал –«Не захотел слушать, - додумай»? - усмехнулся Агафон.
- Он самый – крикнул и швырнул с того берега, - ловкий, сукин сын, а ведь мальчик совсем! - неохотно вспомнил подробности той ночи Евстафий. – А ты откуда знаешь монах?!
- Сорока на хвосте принесла! – уклонился от ответа инок, а гетман не стал допытываться – привык к его странностям .
- Реки-то тут, - отмахнулся Белый, но Корж возразил: - непростой он - этот хлопец – кем быть надо чтоб таким сокровищем через воду швырять - а ну как не долетит...
- Ножик то долетел, а я вот так ничего и не додумал. Он говорил о беде - а беда она всегда рядом - открывай ворота пошире! Как сглазили мою усадьбу. Признаться странно, непривычно осозновать себя беспомощным. Борьба с полусумасшедшими чародеями... С той ночи все пошло-поехало - Данилу тогда убили и потом было и было... – гетман вздохнул. – Но не угодно ли еще взглянуть, - он выложил на столешницу два круглых амулета-змеевика – вот посмотрите, - он снова протянул козакам лупу: ромеи называют это филактерий. Приобрел я эти филактерии по молодости, в Триесте у торговца-хитрована из Западной Славонии. Купил я тогда у этого Пале Свилокоса немую девушку-сербкиню за два скудо, - соблазны, эх, молодости. - И колоссы святой Екатерины купил. Так Пале Свилокос назвал, эти кругляши для паломников. – Серебро конечно низкопробные- больше меди, но чем-то они меня заинтересовали. Я тогда всем знаете ли интересовался, не только девахами как некоторые. И девка та с виду – чудо, как хороша была – высокая, сильная! - Гетман снова отвлекся.- После, меня она совсем, знаете ли, разочаровала – в постелю со слезами, - по хозяйству – все из рук валится - неряха... Надо было ее еще в Триесте выгнать - а мне как-то жалко было -и приволок я ее с собой аж в Чигирин, а там все то же - слезы, стач... Ну в конце концов с тяжелым сердцем денег дал сколько ни-то и отпустил, - иди с Богом сирота. Больше мы и не виделись, а змеевики храню, вот уже сколько лет, - он замолчал, видимо вспоминая свою плаксивую наложницу.
Козаки сочувствуя прокашлялись и уважительно склонились над искусно отчеканенным амулетом – на одной стороне клеймо - всадник повергает навзничь стройную как вьюнош демоницу. По кругу надпись - по-гречески.

На другой стороне амулета крест мальтийского ордена.
- А с этой стороны крест, - растерянно пробормотал Корж, как буд-то ожидал увидеть что-то совсем-совсем другое и уж точно не крест.
- Паломнику крест положен, - а как же?! – Ружинский не понял чему удивляется Корж. – Вот вам еще кругляш-близнец – этот из Горгипии, в Киевскую Лавру московиты-паломники занесли.
- О, и на этом крест, и тоже бабу лыцарь карает, но и она пожирает ишо одного какого-то! А он что он такое делает, этот неудачник? – брезгливо сморщил нос Самийло.
- Он фекалий исть, - без тени улыбки пояснил гетман.
- То то что жрет - московит хренов - ох и жадный народ эти московиты, ох и хваткий - все бы схрямали! - оживился Семен.
- Ты Сеня не обобщай - наш человек тоже не промах, - рассудительно заметил Корж.– Это не московит и не ромей - просто жадный до всяческой грязнотцы всеобщий такой человек. И демоница его мучит, так как он на каку соблазнился, а лыцарь ей навешал силою руки своёй - за то, что она демон бесчеловечный!
Козак ухватив нехитрую символику филактерия, обрадовался как ребенок. - Гетман улыбнулся:
- Можно и так понимать, но я бы сказал так: питающийся нечистототами становится жертвой темных сил, но и эти силы, неизбежно будут наказаны. Чего тут по гречески? Переведи, брат Агафон:

- Перевести можно как «Свят Господь Саваоф, небеса полны славой твоей, а на этом свете, Изида ненавистная, пусть Соломон тебя поразит!» - Агафон прочитал и, припав глазами к изображению, казалось, выпал из разговора.
- И что? – козаки подняли глаза на гетмана.
- Да ничего такого особенного, если не брать во Читать далее...

- Это еще что за новости – среди бела дня запираться, - поднял брови Ружинский. Он уже занес кулак – лупануть в некстати запертую дверь, но Корж, перехватил в воздухе его занесенную руку:
- Не спеши, Евстафий Осипыч, греметь - айда с задов пройдем, - может узнаем как больных тиунов бабы молодии, да скроз душевны выхаживают.
И опять, сам не зная почему, согласился гетман - сам провел козаков по пыльному гравийному угорцу, вдоль глухой стены конюшни, и после, свернув вправо узким проходом между стеной периметра усадьбы и подступающим со стороны балки-Домашки непролазными зарослями терновниками:
- Тут , - он ткнул пальцем под стриху – где на степь выходил душник-бойница. –Самийло прислонился спиной к стене и сложив ладони лодочкой подсадил Семена наверх - тот прислушался и покачал головой – дескать – ничего, тишина.
- Тогда- здесь, - Евстафий показал на соседнюю бойницу, - Семен мягко соскочил на землю и снова, опираясь на Самийлу, вскарабкался наверх, прислушался, покивал – а вот теперь, мол, слышу! Спрыгнул вниз и пригласил гетмана послушать. - Гетман с бьющимся сердцем занял его место и припав ухом к душнику отчетливо услышал быстрое-быстрое бормотание Глаши: «... на море, на океане, на острове Буяне, на полой поляне светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый, а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц — золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя человека и гада, чтобы они серого волка не брали, теплой шкуры с него не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы козацкой, уж я отродясь не крестилася, на колени не клонилася, креста-Иконы не целовала, одного только волка-зверя шанувала»-... А после и того хлеще: «Люби меня по французски, коль это так неизбежно.. ...твои губы опять не туда угодили... чем выше любовь тем ниже поцелуи... - Так-то, читатель!
«Вот оно что!» - Потрясенно прошептал Евстафий, и спрыгнув на землю почти бегом, оскальзываясь на гравии и спотыкаясь, опережая козаков вернулся в усадьбу. Ударом ноги он выбил щеколду дверей на тиунскую половину и ввалился внутрь. Вбежавшие следом в хату козаки, мурза и шевалье Боплан увидели что Ружинский уже намотал на кулак дивные Глашины косы, волочит ее полуодетую по земляном полу и нещадным боем бьет ее по лицу, а в глубине горницы на топчане у дальней стены, лежит на боку сминая косматыи волчьими лапами нарядные юбки ключницы, по волчьи скалится и лязгает зубами Петро, а из жопы у него торчит обломок козацкой стрелы.
Эх, жизнь, злодейка – и ласкал гетман ключницу, и баловал, и лакомил – а оно во, как вышло то! От баб, от баб, друзья мои, многия скорби козаку и всяческая погибель! – Ведь при таких делах оно как? – - Э-э-э, да вы и не знаете, я вижу!.. Ну так вота - иной из таких, вот, - ОБАБИВШИХСЯ, ишо по земле ходит, ножками - ручками сучит, зубками стукотит, а человек который знающий - посмотрит на такого, рукой махнет да и сплюнет – пропал человек, скурвился, то есть – не жилец, как есть, не жилец! И сам я, верите, ли спрашивал, бывало, какую-нибудь такую: « А скажи мне, Параска, скажи как на духу – я человек верный, - ты ж меня знаешь: не выдам, - отчего, же вы, это суки, так непреклонно свой фазон постыдный держите, - то горите, понимаешь, как солома от ничего, а то все вам вдруг не так? - А то и все вам навроде так, да только, вы обратно: устроите что-нибудь совсем уж разэдакое, после коего всем, и вам в том числе, одно сплошное разочарование в личной жизни? И удвойне, не – утройне непонятно мне все это ваше поведение, от того что нету никакова смысла во всем этом вашем бабьем беспределе!» - И что ж? – Иная скажет – « Э, милый, вон ты куда загнул, - дай ка я, лучше, тебе горилки подсыплю в чарку, любый ты мой, бедный ты мой!», - Другая же прищурится, да плечами пожмет – мол не лез бы, ты Васятка, куда не просют! - Ну а третья и вовсе посмеётся на правильные эти вопросы разными обидными насмешками: «Экий же ты у меня дурачина-простофиля – никакого в тебе смыслу нету, кроме глупой твоей мужской крепкости.» - И ни одна, ни одна о, други, не признается, что все дело в одной лишь только бабской ихней натуре, и ни одна-ни одна не повинится за свои блядские проделки!
Вот и Глаша ни в чем не винилась, - чего уж тут было виниться – тут тебе все одно сошлось и хахаль оборотень, и змеевик непотребный на шее, - Это уж на свету, после того как поразорвал, в гневе-то, гетман блузку на ней – обнаружилося еще одно отягчающее обстоятельство. - Короче пропала девка, совсем пропала – тут уж нет церемоний! – Поволокли бедную, поволкли пО двору. Куда-зачем - никто об этом, конечно, не задумывался – поволокли и поволокли. Дворня, опять же понабежала – кто девушку за виски щиплет, кто юбкимя дорогимя, гетманом дарёные ее по лицу хлещет, а старушка скотница – так та ей солому с конскими котяхами в губки алые всё суёт! Суёт, да так Читать далее...

Евстафий подразогнал Дидю вдоль Суры увлекая за собой всю кавалькаду. Они довольно уже углубились в степь тем самым путем по которому козаки с Агафоном и прибыли на Пороги. Преодолев несколько мелковатых бродов и перебираясь с одного берега Суры и никто не смотрел им в след и ни один не оглянулся, а от того и не увидели как из зарослей камыша на опустевшую дорогу крадучись выбрался человек и определив которые из конских следов принадлежат липпицаням и со стоном наслаждения вогнал по гвоздю в отпечатавшиеся на влажном песке след конского копыта с оттиском гетманского вензеля на подкове. И тотчас конь под Белым вздрогнул и встал, но ведомые Ружинским всадники уже выбрались из луговины на край обширной левады, вдоль которой воловьи упряжки проездили в бурьянах некоторое подобие дороги от Суры – в степь, к ухвостью балки Домачинки и козак, смирив животное ласковым словом, проехал за всеми.
- Здесь, пробовать будем, - показал Ружинский на раскатанную телегами колею, – здесь край, - он вынул из ножен саблю и воткнул ее вертикально в землю, а начало от вон той дубравы. - А вам коней не жалко, Ваша Светлость, - перебирая поводьями возбужденно, как будто перекрикивая шум бури, выкрикнул Белый. - Чего их жалеть – для того и кони, для быстроты то есть, а не для посмотрин. - Эт понятно! –Хищно оскалился Белый. –Да только наша запорожская верховая манера может не понравится Вашей светлости - еще расстроитесь,глядите - Лишь бы кони не расстроились, да медленно не возили, - отмахнулся Ружинский, а я уж стерплю как-нибудь с Божьей помощью! – Так, что ли брат, калугер? - подморгнул он заслоняющемуся от яркого солнца веслом и неодобрительно наблюдающему за происходящим Агафону. Но тот, с момента разоблачения Петра-оборотня не проронил ни слова, и сейчас вот не сказал ничего – направил Елгу в тень придорожных тополей и там слился с зарослями в своем дурацком неувядающем травяном гермачке. К нему присоединились Солхат-мурза и кавалер Боплан. Козаки рысью направились к зеленеющей за гречишным, на треть засоренного цикорием полем, дубраве и как- то вышло будто все сторонятся своего гостеприимного хозяина, и вот стоит он совсем-совсем один на краю этой неухоженной левады и ветер непочтительно треплет его за седой, размочаленный совсем не идущий ему оселедец, и солнце с беспощадностью бьет в его покрасневшие – то ли выпил за обедом выше обычного горилки, то ли накричался сверх всякой меры. И то сказать - каково немолодому обманутыму любовнику обнаружить, что его милая, неуспевши обсохнуть от любовного пота, бегит до другого, молодого хахаля. Эх!.

-- Вы это, козакИ, - Евстафий расслаблено покачиваясь в седле объяснял правила состязания. – Лошадок как погреете, так от тУдова до сЮда скачите- только ж глядите по моему выстрелу – не раньше, а то кто вас знает - вы люди азартные, увлекающиеся – сперва схитрите, по дружбе, а потом по дружбе же и до сабель дойдет –бывало ведь, а Белый? - Семен при слове "увлекающиеся" смутился и скрыл замешательство развязным смехом, проорал :
- Нормальные мы люди, Ваша Светлость, - НОРМАЛЬНЫЕ!
- Нормальные, говоришь, - криво усмехнулся Евстафий, - вот и Петро БЫЛ нормальным.
- Петро ВАШ слуга, а мы Боговы, - перестал смеяться Белый. - Поехали что ли, напарник? – И он слегка стегнул по крупу лошадь Самийлы, а после уже резче своего лепаня.
Трижды обошли козаки верхом леваду, разогревая коней – колено к колену всадники - голова к голове лошади. С четвертого круга они развернули лошадей, пустив их рысью. Завершив этот последний круг и довольно разгорячив коней, всадники приостановились в тени дубравы, там где было условлено, попридерживая пританцовывающих от нетерпения белых красавцев-скороходов. – Гетман учащенно задышал, задвигал ноздрями, вглядываясь в замерших в тени дубравы белые силуэты своих любимцев, меняясь в лице, осанке и снова превращаясь из жалкого обманутого пожилого любовника в могущественного коронного гетмана Украины. Он степенно извлек из седельной кобуры длинноствольную золлингеновскую килеврину и чиркнув затейливым колесчатым курком выпалил в воздух. – Козаки пустили коней еще до того, как звук достиг опушки леса - едва завидев белое облачко над головой Ружинского. Они сразу пустили коней в низовой степной карьер – бешенный, сухой, внезапный и было в этом свирепом аллюре что-то такое от чего Агафону захотелось непременно, не откладывая напиться полынной горилки и горланить песни про Залозный шлях, Перекоп и Черемное Море - то есть о том, чего он никогда в глаза не видел, а Ружинский, который, напротив, все это видел – не захотел ни водки ни песен, - он даже о Глаше сейчас не думалне. Не отрываясь глядел он как стремительно приближается к ним облако пыли, как слека Читать далее...

[376x500]
Проезжая поворот на злосчастную дорогу, гетман – как ни боролся с собой, а не удержался, посмотрел туда, где так неожиданно и нелепо оборвалась жизнь его любимцев – знал что ни казки ни татарин не бросят на съедение волкам конские туши, знал насколько невыносимо увидеть ему смог освежеванных липпицаней, но и тянуло посмотреть –управились ли. Вот так он с повернутой вправо головой проезжал, да и наткнулся на поджидающего его на обочине Ле Вассера. Завидя гетмана тот, отряхивая панталоны поднялся с травы и вышел навстречу:
- У нас убавилось лошадей - козаки, что смогли загрузили, но места для меня как видете уже не хватило, - заговорил он по-французски с Евстафием и странно стало Евстафию слышать цокот его пикардо-нормандского говорка, среди будяков и маков балки Домачинки.
- Месье, вы будете смеяться, но французский совершенно по-другому звучит вне стен моего имения, а Ваша манера обходиться двумя падежами в сочетании с окситональныи ударениями и отсутствием преглагольных местоимений совершенно очаровательна – Ружинский сделал попытку « le muar eu go vnuele» - светской беседы, но тут же добавил вполне серьезно:
- С Вашей стороны по крайней мере было легкомысленно остаться тут на лесной дороге одному – вы ведь знаете - где-то поблизости скрывается эти не понятные нелюди – он покачал головой.
- Что ж мне было делать? Козаки и так уехали вдвоем на одной лошади, на вторую загрузили, гм-гм, - он сочувственно прокашлялся, - извиняюсь, мясо, сколько уместилось. Пленного татарина здесь никто бы в любом случае не оставил! Вот я и вызвался оставшуюся конину стеречь и дожидаться пока из усадьбы не приедут. К тому же я, признаюсь, искал с вами встречи наедине – так что...
- Так что придется нам последовать примеру запорожцев, кавалер Боплан. Дидя мой изрядно пропотел, и ваших неподражаемых панталон мне жаль, но, - гетман покосился туда где под тополями было навалена прикрытая крапивой мясо липпицаней, - беседовать тут, вдыхая запах конины, пока бунчужные не пришлют за вами козака с лошадью, - это уж увольте. – Дидя, повезешь. что ли француза или откажешься, – шутливо обратился к задвигавшему ушами, при упоминании его имени коню.
- Все то вы шутите князь, а я вот дожидаясь вас, напротив - расчитывал на вашу серьезность.
- Что ж извольте - я весь внимание, только, видете ли, зная расторопность моих слуг, я все же посоветовал бы вам принять мое предложение и отправиться со мной вдвоем на одном коне, не искушая судьбу в этом несчАстливом месте.
- Считайте?что оно уже принято, князь –ваш дестриа и троих вывезет. Принимаю предложение, но не из-за опасения встречи с этим вашим, soit disant, степным монстром, который, конечно же, окажетсяся, выжившим из ума сельским алкоголиком, возомнившим себя вурдалаком. Полагаю, вам еще предоставится возможность убедиться в том, что Ле Вассеры не только владеют искусством картографии, но и вполне могут постоять за себя, впрочем я хотел поговорить не об этом, - он поднял глаза на гетмана. – Ружинский похлопал ладонью коня по крупу сзади себя:
- Так садитесь же, право, шевалье – вдвоем дорога в два раза короче, а с приятным собеседником в три.
-Уж не знаю насколько приятным собеседником окажусь я на этот раз, mon signore - кавалер Боплан устроился на крупе коня позади гетмана.
- Вот как? - Искренне удивился Евстафий, – ну что же слушаю вас, любезный, говорите без церемоний.
-Да, я солдат, и скажу без церемоний – вы, дорогой мой, самым нелепым образом перебарщивайте в том, что касается этой вашей ключницы Глаши.
- Вы в самом деле так считаете, шевалье? – гетман слегка нахлестнул жеребца.
- Да, считаю Ваша Светлость, более того я в этом глубоко убежден.
- Я не склонен предаваться иллюзиям – моя фаворитка настоящая jeune fille fatale (роковая женщина) и к тому же, не забывайте – она изобличена как ведьма и пособница оборотня, что же вас смущает в этом, довольно простом деле
- Ну уж так и fille fatale! Признаться, смущает даже не она, а ваша совершенно очевидная предвзятость, князь.
- А еще, что вам еще не понравилось, кавалер? Ну кроме этой самой моей предвзятости – что беспокоит вашу возвышенную натуру.
- Ну вот - вы опять шутить изволите, князь - кавалер недовольно заерзал на крупе дриганта-дестриа, - Глаша на самом деле просто СЧИТАЕТ себя пособницей демонических сил. Ликантропия это болезнь и вам это не хуже моего известно – француз укоризненно вздохнул. – Скорее всего это ваш тиун – оборотень «бета» если не «гамма» - не тянет он ну ника на «альфу», а она просто впечатлительная молодая особа, попавшая под его влияние.
- Я застал ее, ворожащей в его хате в одной блузке, без верхней и нижней юбок! Он с ним и подстреленным там чего-то ... - Ружинский сплюнул. Или, может, вы полагаете, Ле Вассер, что сношение с «гамма»-оборотнем Читать далее...

- О, а что это там на дороге, Боплан?! – гетман прервал утонченного своего собеседника. – Ну ка, дайте теперь волю моему коню, он обернулся к своему спутнику и Ле Вассер, увидев как он в нетерпении кусает губы, поспешил соскочить на землю. – Ружинский хлестнул дриганта и тот, расшвыривая комья глины, понесся к колдобине воловьего шляха, в которой увлеченно копошилась сгорбленная фигура человека.


– Услышав стук копыт он, подобрав полы хламиды, заметался между обрывом Сурского кряжа и ощетинившимися зеленой стеной камышами речной поймы. Несколько раз он бросался карабкаться по обрыву, и всякий раз кубарем скатывался на путь, где его и настиг Ружинский. - Придерживая звероокого дестриа, он стал теснить незнакомца, отрезая его от реки, оглушая разбойничьим свистом и вращая по-степному над головой аркан. Человек с заячьим писком поднырнул жеребцу под пах. Спасаясь от петли, он прижал подбородок к груди и ринулся к воде, пытаясь скрыться в камышах, но Евстафий набросил, на беглеца петлю, и как тот тот ни вжимал голову в плечи, как не вертелся ужом - не высвободился. - Ружинский твердой рукой затянул зашморг и, торжествуя, выволок беглеца из болотины.
- Не бей, не бей – взмолился пленный, но Евстафий только рассмеялся и ударом сапога в лицо свалил его прямо под ноги подбежавшему Боплану.
- Ты только погляди какая птичка прилетела на наши зернышки, - рассупонив саблей хламиду на поверженном пленнике Евстафий с интересом разглядывая цветные татуировки на молочно белых, в синеватых гроздях варикозных расширений, крепких ногах скорохода.- А рожа-то, а рожа – сабельный шрам, а еще и обгорел где-то – как выжил только... Что ж он тут копался на дороге, этот хуй с бугра.
- Бежаль, бежаль, старалься, а бугра упаль и как хуй валялься, - засмеялся довольный, что получилось у него и по украински и в рифму, по своему понял иноязычную идиому француз. – Гетман спешился, подморгнул Ле Вассеру, снова заговорил по французски:
- Вот так никогда не угадаешь – где потеряешь где найдешь, - он явно имел в виду события так неудачно начавшегося и вот теперь как буд-то пошедшего на лад дня.
- Вы ему в висок попали, ваша Светлость – могли и убить.
- А чего он тикал?! – гетман пожал плечами – Не надо было тикать!
- Он судя по всему был очень напуган. Как у него лицо изуродовано однако. -
- Хорошему человеку гетмана бояться не надо. Хорошие люди своих повелителей любят! Знают и любят. А этот - МЕНЯ напугался, я сразу это понял, когда его глаза разглядел. – Узнал он МЕНЯ и испугался. Вот так –то! А от него il pue - и что же это тут у него в сумке? Ну ка - ну ка, - он поднял с земли неожиданно богато украшенную серебром и бисером торбу. – Ага стандартный набор кобявателя - обычная дрянь – сушенные детские пальчики, крылышки летучих мышей, змеиные шкурки, баночка с сушенными тарантулами, и конечно же ослиный член, - он стал вытряхивать он на дорогу содержимое сумаря.
- О, - а это уже интересно – что это по вашему, а, Боплан ?
- Полагаю, Ваша Светлость - это миниатюрная горелка, в качестве топлива для которой используется непревзойденный напиток здешних мест, называемый первачем.
- И что же это горелка на горилке? - Ружинский повертел хитроумную конструкцию из до блеска начищенных медных трубочек.
- Ювелиры таким плавят свои смеси перед отливкой восковок, на которые... - Боплан сделал попытку описать литье как технологический процесс, но Евстафий не стал слушать про изготовление шамотовых отливочных форм - он как раз извлек из сумки то что Ле Вассер назвал восковкой - это был слепок следа, лошадиного копыта с великолепно пропечатанным профилем подковы, в оголовье которой красовался его собственный герб, фамильный герб семьи Ружинских.
- Мать честная - пизда-рогатая, - он, перейдя на украинский, не удержался и выругался по лоцмански, - ты посмотри, Гийом, чего я здесь понарыл, в сумаре евонном. – Евстафий от волнения перешел на ты по отношению к Ле Вассеру, что случалось достаточно редко. Француз, впрочем, не слишком удивился этой находке и междометия на этот раз правильно отделил от смысла сказанного:
- Мало ли вы находили Ваша Светлость всей этой восковой чепухи, в том числе и кукол с собственными чертами - и что же? Живы- здоровы!
- Нет-нет – погодите, шевалье! Тут другое, - гетман волнуясь перескакивал с одного языка на другой. - Вот, - он яростно вытрусил содержание сумки на землю. - Вот смотри - он подобрал еще один слепок лошадиного следа. - Вот - и вот! Полюбуйся! Это же слепки следов моих липпицаней. Это же он, он ... Евстафий несколько раз пнул неподвижного колдуна. - Ах ты зверь-животина, уходил таки гадина моих конячек, - теперь гетман - обращался к колдуну, хотя тот и не слыхал ничего, оглушенный тяжким ударом Евстафия.
- Уходил, уходил, уходил - Ружинский то вскидывал руки к небу, то топтал ногами изъезженную волами дорогу.
- Ваша Светлость, он приходит в себя, - Лэ Вассер показал на зашевелившегося пленника.
- В самом Читать далее...

Стенания искалеченного Фили утихли с наступлением сумерек, - ему наложили на рану лист подорожника и дворня до рыгачек объевшаяся конским гуляшем, потянулась занимать места на берегу Суры. Там уже были врыты в песок пыточные столбы для подсудимых, и приготовлен полковой барабан, в центр которого торжественно установили пузырек с чернилами. Тут же, на барабане поменьше, с необычайно мрачным видом сидел Агафон, которому как единственному (кроме гетмана) письменному человеку велено было: во время суда записывать все достойное внимания. - За ухом у него, как у заправского писаря красовалось гусиное перо, а руках он держал лист бумаги, не смотря на его сказочную дороговизну, выделенный Ружинским для ведения записей допроса. Принесли еще барабаны - эти уже для почетных гостей. Запорожцы, мурза и Боплан пришли тотчас же и едва расеслеись по местам, как послышался людской ропот - ведут, ведут! - Козацкая стража с саблями наголо вела на суд кобявателей, без особой на то необходимости, связанных общей веревкой. Тем самым недвусмысленно подчеркивалась их общее блядство и специфика предстоящего судебного разбирательства, и гетман одобрительно кивнул бунчужным, по своему усмотрению так все наладивших. Первым шел Петр Кириакович, по всему видно - уже начавший перевоплощаться обратно в человека вслед за убывающей луной, но подзадержавшийся в волчьей ипостаси, из-за о полученного на стадии перехода ранения. Он все еще был очень и очень волосат, время от времени порывался стать на четвереньки, но из волчьего у него уже оставались лишь уши и хвост.Все остальное было вполне людское, только очень грязное.
Обвиняемых торжественно ввели в образованный зрителяи круг и несильно, больше для порядка, притянули к пыточным столбам. В сопровождении бунчужных появился наконец и гетман. Козаки из гетманской стражи выбили грозную дробь и воздели к небу колотушки, как бы призывая в звезды засвидетельствовать - здесь все будет по честному.


- Во имя Отца и Сына... Гетман прочитал «Господи, Владыко живота моего», и во время молитвы все, кроме мурзы, вся встали и истово, со всей серьезностью перекрестились – мурза тоже встал, но не крестился понятное дело. Во время моления он уважительно, переминался с ноги на ногу и от того казалось и его голос слышан в общем гудении.

- Мы начинаем наш суд над врагами рода человеческого - Митрием Сирко, Глафирой Разъебен и колдуном-характерником не пожелавшем открыть свое имя – выкрикнул Ружинский, поворачиваясь с права налево и обращаясь ко всем присутствующим. - Секретарь, запишите имена обвиняемых, он ткнул указующим перстом в бумаги - Агафон написал Сирко через «е», а Разъебень - раздельно и в творительном падеже - так что вышло и вовсе нечто несуразное - Глафирой Раз Ебеной, - вслух по слогам прочитал он написанное.
- Да не Разъебеной!– голова ты садовая, - осерчал Ружинский, что монах так скоро бумагу перепортил.
- А сколько, - выпучил глаза горе-писарь.
- Тьфу ты, прости Господи, - среди зрителей пробежал смешок - не раз ебена, а Разъебен!
- Кто раз ебен - наш Митрий Кириакович? - окончательно растерялся инок.
- Все, все - никто не это самое, - возвратив голосу приличествующую моменту торжественность Евстафий подавил несерьезные настроения в толпе: - Суд продолжается! Снимите с оборотня оголовник, - деловито велел он козакам, и, уже Сирку, - строго - ты, Митрий не бузи, понял? Веди себя достойно, - он хотел сказать: «по-человечески», но одумался и договорил - «как подобает». И хотя как подобает вести себя оборотню перед судом, Митрий Киририакович не знал, все же кивнул, соглашаясь с условиями Ружинского.
- Первым обвиняется в злостном ведовстве выразившемся в обрастании шерстью и пренебрежении человеческим обликом, являющимся подобием Творца нашего – Петр, Кириаков сын, бывший козак Войска Низовога из гниздюков, вдовец, крещеный в младенчестве в церкви Св. Троицы слободы Мерефа, Орельской паланки, - в данный момент полоборотень. Признаешь ли вину свою - Митрий, Кириаков сын?
- У чем моя уина люудии? - чуднО подвывая, обратился к народу, не вполне перешедший из волчьей ипостаси в людскую Митрий Кириакович и ожесточенно почухал ногой под мышкой. - Дворовые ахнули и девушкам кухаркам сделалось дурно.
- Видете себя подобающим образом – подсудимый, - сделал замечание Сирку гетман. - Вы не ... он хотел, было, укорить своего бывшего тиуна, но поскольку судили оборотня за то что он оборотень - вроде и глупо было требовать от него пристойного поведения. Но порядок - есть порядок. Гетман вышел на середину образованного зрителями круга и извлек из кармана шаровар – свои любимые хонджары.
- В интересах следствия проводится эксперимент по перверзии пол-оборотня в человека, - гетман, воткнул ножи в песок и велел казакам:
- Развяжите-ка его – мы над ним ставить опыты сейчас станем. - Развязанный Петр Кириакович тут же опустился на четвереньки и подогнув по человечьи колени сладко потянулся всем телом. - Пришедшие было в Читать далее...

- Вы спрашиваете, должно быть себя, - Евстафий поеживаясь на утреннем ветерке, стоял на СВОЕМ утесе над Днепром, а позади него позевывая переминались с ноги на ногу козаки и Агафон, - зачем он нас позвал - зачем показывает нам все это: золото, оружие, капище языческое... – Евстафий усмехнулся:
- Вот оно, перед вами, - всемирное древо Иггдрасиль! Непра-река! Это ее корни упираются в Черное Море, крона-теряется в полуночных московитских дебрях. Это хорошо что мы можем не скрываясь – вот так свободно поговорить – нету больше соглядатаев-иноземцев: мурза бежал, кавалер на рассвете съехал – голубь к нему вишь прилетел почтовый – он и засобирался. Ну да бог с ними, с иноземцами - призвал я вас к себе от того, что при каждом из вас метка была особая. У тебя, Белый, лук хоросанский, у тебя, Савваттеич, нож заветный, а у тебя Афоня – весло отцовское резное – и на всем этом знак тайный, необычный для наших мест – ясень-дерево, Иггдрасиль.




Каждый из вас владел этим даром судьбы, и знать не знает - ЧТО выпало на его долю, что этот неведомо кем посланный дар, и ЕСТЬ его судьба. У вас козакИ оружие для силы руки вашей, у тебя Агафоша, - гетман ласково посмотрел на хмуро ссутулившегося на краю обрыва инока, - весло отцовское на добрый путь и всяк из вас свое пусть исполнит... – Ружинский замолчал, задумался – козаки замахали руками, делая знаки своему нелюдимому приятелю:
- Ну чего ты снова от стаи отбиваешься, дятел?! Иди, иди сюда придурок! - Позвал монаха Белый, но тот только покачал головой и протянул руку указывая на Днепр – влекомая быстриком между скал, к мысу приближалась лодка, а на дне её вниз лицом лежал кормчий.
- Ну, - кажется поговорили, раздосадованно махнул рукой Евстафий. – На дозорной вышке уже пропел рожок – оттуда тоже заметили. По берегу забегали, спуская на воду дуба, козаки – а пока Евстафий со скал спускался они уж и вернулись, вытащили челнок на берег поскидали шапки, извлекли и бережно положили путника на песок.
- Что там, - поморщился гетман, - живого ли принесла Непра?
- Не, где там, - казак отряхнул с колен песок, - вишь стрелу в левую бочину ему, бедолаге, всадил татарин! Добрый выстрел - аккурат в сердце попал. На Кодаке должно быть... Не мучился, однако – сразу помер
- Подстрелили его с левого берега басурманы, - покачал головой подошедший бунчужный. – Гетман кивнул – дескать ясно, что дело тёмно и прошел к лодке. – На песке уставясь в небо немигающим взглядом, ногами к воде лежал гребец - в монашеском, заскорузлом от крови, облачении.
- Ваш, что ли? – хмурясь толкнул локтем в бок Агафона Белый.
- Наш, самаро-пустынский от... - брат Никодим. Мы с ним, было дело, как-то и в одной келье проживали, – вздохнул инок. - Вот перстень у него, как и у меня патриарший – Тихон дал в дорогу. – Светит камушек красным, да толку – отбегался Дима, отгребся...
- Ага, был брат, а стал чорту сват, - сплюнул Самийло.
- Не кощунствуй, - покачал головой Агафон, - его преподобный послал, и перстень дал как и мне. Видно чего там у них в пУстыне стряслося – может в дубке есть чего.
- Ага, - таранка там ваша монастырская протухлая, подначил инока Белый, - на самом деле ревновал, что сам не предложил посмотреть.
- Стряслося там у них чего -то, - убежденно повторил Агафон.
- В пУстыне что-то стряслось... стряслось... - без выражения, погруженный в свои думы эхом отозвался гетман и зашагал к лодке. Склонившись над челноком, он сразу увидел, то что - там было: на сидении гребца волнистыми каракулями кровью было написано – ИГГДРАСИЛЬ.

-Сюда! Сюда в мою комнату несите! – В кабинет гетмана, толкаясь ввалились Семен с Самийлом – они за руки-за ноги пыхтя волокли убитого гонца.
- Куда его?!
- На диван, на диван кладите, - следом за ними в сопровождении Агафона появил и сам гетман.
- На диван? Вот это? – Не поверили своим ушам козаки.
- Да, это! – Прикрикнул на них гетман. Еще больше удивившись, Самийло с Семеном сделали как было велено. – Гетман испытывающее посмотрел на присутствующих: - Вот что, - я попрошу вас ничему не удивляться, и ни о чем не спрашивать, - ладно? - Он извлек из фиоки стола, уже знакомую козакам по подземному храму, серебряную шкатулочку, вынул оттуда несколько чешуек белой смолы и помешивая пальцем, со словами: «Что делаю! Что я делаю!» - размутил загустевшее молоко небесной козы в винном бокале.
- Ну что, народ - будем сейчас мы с вами оживлять раба Божьего! – невесело ухмыльнулся гетман.
- Как оживлять?! - В один голос воскликнули присутствующие.
- Ну никакое это не оживление, конечно... скорее некая разновидность гальванизации – уклонился от прямого ответа Евстафий и, разжав ножом зубы покойнику, влил жидкость в уже покрывающиеся трупными пятнами губы. – Ты, Агафон, если тебе неприятно станет – выйди, а то ведь, гляди, не понравится тебе мое врачевание – потащишь еще меня на Епархиальный суд. – Гетман скрывая усмешку, покосился на переминающегося в дверях монаха. – Ты как, Читать далее...

За все годы сознательной жизни не мог понять - откуда у меня отвращение к футболу. Долгое время я думал, что это от того, что у нас в спортивной роте из-за своей физической никчемности и тотальной безответственности футболисты пребывали на найнизших ступенях иерархии - и, как бы, с тех пор я сохранил к ним такое отношение. Действительно - какое могло быть к ним отношение если эти "футболики" - (среднее между футбол и алкоголь) - проигрывали нам, нефутболистам, футбол играя, правда, на хоккейные ворота. Но то была команда сборная команда военного округа, а футбол это ж явление глобального масштаба и я был недоволен собой - ну чего я в самом деле так к ним не объективен, к футболистам, к обожаемому миллионами футболу?.. И вот сейчас я наконец понял - весь этот советский и постсоветский футбол - имеет такое же отношение к спорту, как лабухи к музыке. Для тех кто не знает поясню: лабух (устаревшше жаргонное слово) - мызыкант-неудачник, играющий в ресторанах, на свадьбах и похоронах. Лабухов в СССР, как явление потеснила волна рок музыки, но они все-таки выжили и трансформировавшись в попсу, даже пережили сокрушивший их, на время, рок. Попса сейчас живет припеваючи - ха-ха, каломбурчик! - и в этом она сродни футболикам. Очень сродни. Ведь и среди лабухов много людей одаренных, и среди футболистов есть люди с предиспозициями спортивных звезд, но лабух он и есть лабух - он не музицирует, а "лабает" - имитирует музыку, бессердечно долбая по струнам и клавишам, за бабки. Кто по клавишам, кто по мячу - но бессердечно и за бабки в этом суть лабуха. Это важно понять - лабух не музыкант, и так же в футболе, где лабухасм мячом нечего ловить. Лабуху место на свадьбе, в кабаке и на корпоративе, и место российским футболистам там где они находятся. Понял я это и стало мне легче. Отделил я зерна от плевел - и теперь с терлым чувством гляжу я на игающих в удовольствие в футбольца и детей, и взрослых дядей. - Буду смотреть и Чемпионат Мира. Обязательно буду - - там не будет лабухов, а значит есть шанс "услышать музыку"

- О, нашего полку прибыло, - обрадовано воскликнул Евстафий и шагнул навстречу молодецки спрыгнувшему с подводы преподобному.
-Вашего полку? Вашего полку?- язвительно переспросил игумен.
-Ну нехай не полк – нехай курень! Легко согласился Евстафий и дружелюбно рассмеялся. - Вон какое войско ты мне подогнал, преподобный – ОРЛЫ!
- Ага, смейся, смейся гетман ты наш, коронный! А и смейся же ж ты, всевельможный! – Преподобный произнес слово «коронный» с такой интонацией, что высокий королевский титул прозвучал как обидное прозвище, а «всевельможный» и того хуже – другому бы просто так рук не сошло бы, но Тихон позволял себе такие вольности, нужно признать - сумел себя человек поставить.
- А ну-ка, хлопцы, - кликнул он ссутулившихся в телеге монахов, - а покажите-ка вы коронному нашему господину богоугодные гостинцы - из тех что мы с вами в степу по-свойски освоили. – «Хлопцы» кряхтя полезли из телеги, вволакивая за собой из соломы за черные косы, отрубанные татарские головы - свежие еще совсем, неостывшие - числом пять штук. – Гетман перестал смеяться.
- Это чего такое? Откудова?
- А налетели мы на чамбулу - на Кайдацком угоре, - не татары – так, хуета – кильтичийские ногайцы, - небрежно пояснил игумен. – Они думали мы просто так - путнички. Да и не сдалися бы мы им сто лет – старье засратое, но они ж понимаешь на девку позарилися. А она наипроворного из них первым и приложила из самопала. Мы пока соображали тикать-не тикать она, - Тихон махнул в сторону девки-возницы, - еще одному в рожу выпалила, а остальных деды рожнами перекололи пока те пычаки свои доставали. Один правда живучий оказался падла – его уж и нанизали, на пику, из седла вытаскали, а он по древку соскользнул и двоих наших достал-таки – одного сразу насмерть, а второго поранил, сцука! Ну добила его эта буй-девка. Из самопала – разворотила ему башку. Сильно! -Преподобный раздумчиво пожевал губами. - Считай что нет головы... Самопалы наиотменнейшие у нее – шестиствольные! Башку так и разносит, так и разносит на куски! У-у-у!.. – Дед уважительно потряс бороденкой. – Мы, Стас Григорьич даже сомневалися – отрубать ли такие головы поврежденные или так бросить - у бурьянах чекалкам на пропитание. Но эта ... дед подвигал шеей как буд-то ему ворот рясы был тесен, - знаешь чего она сказала, касатка энтая? – он дотянулся до уха гетмана. - Она сказала: лишний хуй в жопе не помеха! Вот как она сказала касатка энтая и сама их декапировала! Вот!, - он перевел дух, заговорил вслух, переключившись на другое - Письмо тут тебе от хранцуза – на, вот! И дедушку Охрима закопать бы нада. Смерть, ему конешно, хорошая выпала, - преподобный уважительно поджал губы, - ничего не скажешь – добрая смертушка – мне б такую! - преподобный завистливо вздохнул. Закопать бы нада, Охрима от, – потом ведь не до того будет, а?
- Кто такая? – гетман, не проявив интереса к предстоящим похоронам старого козака, заинтригованно повел усом в сторону смирно восседающую на козлах девахи. – С виду тихоня, а видно повсему еще та выжига.


.
-Девка-то? – Она та самая из кузни Кажана – вот кто она! Правду люди говорят – мир тесен.
- Это ж какая такая – « та самая»? Ты ее там, что ли, видел? И что же она там у наковальни кувалдой махала?
- Да ну тебя, Евстафий! - Обиделся дед, - чего бы это она там махала ковалдой-то - я тебе, про нее рассказывал, а ты мне все Плутарх да Плутарх. Она у Кажана, когда мы прошлой осенью на Святого Иоанна Златоуста в Мандрыковку ездили разузнать-поразведать, там она у него навроде воспитанницы обреталась. Ты еще спрашивал – взаправду ли хороша собой, а я тебя полюбовницами твоими тогда попрекал еще – не уж то запамятовал?!
- Как попрекал помню, как ты скорбного главой заробел, - помню, а вот про девку что-то не припоминаю...– Не много мы тогда разузнали – а Кажан этот не прост – все тогда к нему сходилось! Сходилось и не сошлось – думаю затаился он, вспугнули мы его... - Денег-то хоть дал на Обитель или и в этом надурил?
- Послал сколько-нито...
- Ну а что ж прелестница – впрямь боевита?
- Мне женски прелести без интересу – от них и от плоти нашей нам скорби великия и весь мирской соблазн, а человеку тоже не всякай голову разнесет!
- Чего стоит мир без соблазна и прельщений, преподобный?! Весь смысл жизни он в соблазне и есть, дедушка! - Засмеялся Евстафий, похлопал игумена поплечу.
- Не в соблазне, не в соблазне! В преодолении соблазна! И ерничать не надо - мы не в Краковской бордели! - сердито парировал Тихон и отстранился от некстати развеселившегося Ружинского. – Нехай она сама тебе расскажет, - зачем на Базавлукском шляхе она нас дожидалася. Я не спросил - нам что? Нам добраться – побыстрее. А тут - она! - До гетмана идете? - До гетмана! Ну сидайте тогда в бричку, господа монахи и у меня до пана гетмана дело есть! Вот так мы и поехали. Без нее бы тяжело пришлосьнам дряхлым, да по жарюке. Ковылять от самой от Мандрыковки, и чамбулы в степи...
- Читать далее...

Вечером на песке, у самой воды за поздним ужином оббивая рукояткой ножа глину с запеченных в жару крякв, Ружинский с сомнением поглядывал на защитников своего родового гнезда. Выходило их тринадцать – аккурат чертова дюжина: Ружинский, двое запорожцев, Агафон, Тихон – шесть дедов- « пердунов», как их с подачи гетмана уже все, кроме, разумеется, самого преподобного (человека годов весьма преклонных) называли. Кроме того - бой-девка, которую вслед за гетманом стали называть Касаткой, и «крестник» гетманский – Бонык Безухий, прискакавший поздно вечером из Августиновки с вестью, которая не явилась ни для кого новостью: татры, числом в Солхатовская тьма и с ними еще и две сотни ногайцев переправились через Днепр у Таволжанского острова и движутся в направлении Суры, сжигая попадающие им на пути хутора и зимовники.

Велев подбросить в огонь хворосту, Ружинский прутиком на песке еще раз начертил схему обороны и переспросил всех имеющихся в его распоряжении людей: не попутали ли кому и где положено завтра умирать, оплачивая ценой своей жизни спасение уходящего в чащи Самотканного Леса населения Правого берега Днепра.
- Вы ж понимаете братья-козаки, братья монахи и... ты сестрица – гетман сделал жест в сторону девушки-убийцы. - Помощи нам ждать неоткуда - С Низу, с Микитинго Рогу - пока поймут, что к чему, пока доскачут... Короче выходит, что здесь нам надо стоять, стоять крепко, - пока хуторяне со детишками, и пожитками до Самотканных дебрей доберутся. За них я спокойный - с ними браты бунчужные, и вся моя гетманская стража. От чамбул они отобьются, а тьму Солхат-мурзы нам с вами придется держать. Татары будут думать что нас много и мы отбиваемся из-за частокола, спасая свои жизни, а мы их убивать будем, отсюдова не себя, братов наших выручая, - это большая разница, друзья мои! Наш бой последний, бой жертвенный – все вы получите от преподобного отпущение грехов. Тут что стар что млад, - так уж, видно, угодно было Господу, чтобы мы ... Чтобы нас... Чтобы мы справились, друзья мои! Все вы знаете – кто, что и где - добавить мне нечего. Сейчас поспите... – гетман прикинул – сколько нужно времени Солхат-мурзе, чтобы добраться до Сурского Рога - ... а до первых петухов, поспите, а после уж если придется заснуть то ... – Ружинский махнул рукой, не договорил – всем и так было понятно - о чем это он. – Преподобный сотвори моления доброе, чтоб люди поспали, - попросил он игумена и позвал девушку:
- А иди ко мне красивая, поговорим что ли – встречалися мы с тобой, - образ мне твой знакомый, как зовут тебя, касатка? – Девушка поднялась подошла к гетману, и собрав в пучок волосы устало усмехнувшись спросила: А вот так? Узнал? - И видя что гетман узнал, не мог не узнать в ней давнего ночного знакомца, уже без улыбки добавила:
- Как зовут? – Так и зовут – Касатка, - Сати, Кася... Сесть-то можно?
- Садись, конечно Кася, - растерянно покивал головой Евстафий – какое же странное однако у тебя имя!
- Ну уж и странное! - Не согласилась Кася-Сати, - было бы странное ты бы его не угадали бы так легко.
- Это-то и странно, что имя странное, а я его угадал... пробормотал Ружинский, - и стал устраиваться поудобнее не спать - отдыхать, думать...- Знал уже что не уснет, но караулить должен кто-нибудь – отчего же тогда не тот кому не спится? Хотя многим не спалось. Кто слушал умиротворяющее бормотание монаха - кто дремал, а кто - из тех что помоложе - недоумевал: как это такое возможно - звезды на небе будут, река будет гудеть в пробежьях, рыба будет играть, а его самого татры завтра - возьмут да и убьют, пожалуй.
Гетман уже заговорил вполголоса со своей гостьей, когда из темноты со стороны ивняка, донеслись дрожащие от обиды голоса беспокойных покойников - Безухого Боняка и брата Никодима:
- А нам чего делать-то завтра?
- Да!Нас забыли...
- Отец, - надо нам и этих к делу приставить завтра, - гетман через огонь окликнул преподобного и тот кивнув, понял мол, - продолжил стоя на коленях взывать к Пресвятой Богородице, Чудотворному Спасу, покровителю воинства христианского Святому Георгию Победоносцу. Гетман же про себя прибавил: «пусть уж будут вместе - не жильцы они, по свойству своему... Дай Бог первый штурм переживут, - второй вряд ли, а третий для всех будет последним» - Подумал так и погладив Сати по щеке спросил со вздохом: - Так это ты тогда надо мной посмеялась? – А я все, знаешь ли тебя вспоминал, все силился понять... – и еще, и еще про замученного бедолагу-тиуна, про кинжал тот с надписью. – Про Иггдрасиль и сейчас не сказал Гетман, ни слова – никак не связал хонжары со своей тайной.
А преподобный молился и силился понять - отчего так неслыханно повезло этим старым запорожцам, - не понятно ему было за какие-такие заслуги Господь обласкал своим вниманием этих придурковатых пьяниц, почему такими разными путями идя по жизни, и он и паства его в итоге на равных поощрены таким замечательным Читать далее...

как то недавно прилетает наш директор клуба с выпученными глазами:
одевай пасхальные портки поедем к Его Величеству. У меня
престолонаследник вообще-то интереса особого не вызывает. он вообще в
Сербии не особенно популярен, но его библиотека меня в свое время
очаровала. Поехали мы. Поехал я в библиотеку, а попал на кладбище.
Митинг. Российский посол устанавливает мемориальную доску на памятнике
времен первой мировой войны и престолонаследник как внук самодержца
страны победительницы возлагает венок и пригласил нас посопровождать в
качестве свиты, что ли... Через нашего Председателя. Он старенький уже
наш председатель и вероятно, поэтому идеи монархизма ему близки - во
всяком случае другого объяснения этой его монархической ориентации я не
нахожу. Все это я узнал когда уже мы ехали во дворец. Поздно
отказываться. На Старом Кладбище митинг начали вовремя и на том
спасибо. " Здесь покоятся павшие за веру и справедливость" - объявил
господин посол, - "за царя" зажевал - неактуально... Но и "за веру"
звучит неубедительно - уже через пять лет в России церкви взрывали, а
священников... ну вы знаете. А вот митрополит сербский попал в десятку:
"Придя на помощь Сербии император лишился и царства и короны" и... -
семью погубил, добавим. Слушал ораторов я и все больше убеждался в
мысли, что никакого такого высокого смыслу в гибели этих донских
казаков на сербской земле не было. Просто их убили и закопали на
чужбине. И в свете происходящего вообще становилось неясным - за что
вообще стоит воевать человеку - страны сейчас мультиконфессиональные,
царей почти не осталось, за олигархов что ли... Так это как то даже Войнович не придумает такое: "Все как один встанем на защиту олигархов и Отечества!"
А согрели душу лица
потомков русских эмигрантов - они и слушали спикеров проникаясь, и
аплодировали от души. Что-то они чувствовали такое, чего я не
чувствовал и не понимал. А престолонаследник (на этом фото он сразу за мужиком в сером пинжаке, а сам мужик наш директор) нам ни "Гуд бай" ни "До
видженья" - венок возложил и уехал во дворец. Вот так монархи теряют
своих приверженцев - из-за беспонтовой своей надменности... А казаки бы
хоть так хоть так погибли - не в Сербии так в России замели бы их
"красные метели", переехали "красные колеса", извели бы "окаянные дни"

[700x525]
Сейчас по прошествию стольких лет в старых припорожных селах Башмачке, Августиновке, Волошском, Вовнигах - стариков, способных правдиво поведать историю о зазнобе гетмана Ружинского, Глафире Разъебенеко ( по некоторым данным Разъебен), спортившей жизнь самому коронному гетману и возмутившую своим безнравственным поведением кавалера Гийома де Боплана, в наше время почти не осталось. Конечно, полно передающихся из уст в уста побасенок про гетманскою кралю, растлившую уважаемых козаков-запорожцев - и крымского мурзу Солхат-Ширина. Подейкуют, что она понатворила делов, а после окрутила волка-оборотня, Петра Григорьевича Серко, деда известного запорожского отамана Ивана Митриевича Серко. Этого вы и сейча-а-а-с понаслушаетесь: в памяти народной глупые попевки-речитативы, хранятся удивительно стойко. О гетмане-чернокнижнике и о его ветренной пассии, вам за четвертью самогонной водки - и расскажут и споют, причем весьма охотно и искусно. Но сейчас все это, положа руку на сердце - увы, больше походит на казарменные анекдоты, чем на истинно-народные сказания. А раньше!... В пору моей гимназической юности, какие вечера проводил я бывало, братцы вы мои, с Лекой Ган на Днепровых кручах, вдыхая ароматы неподражаемого лоцманского тузлука, любуясь косматыми таврийскими звездАми и вслушиваясь в вековечный шум порогов. От Кайдаков до Кичкаса - где лодкой, где в телеге, а где и пешком скитались мы с Лекой беспечные и влюбленные, слушая рассказы доживающих на Порогах свой век рыбаков и лоцманов. Пьяные от первой любви своей, и от непрестанно предлагаемой нам перцовой горилки, - хохотали мы как безумные слушая бесконечные байки о хранителях Сурского порога: то, тебе, гетман и ключница, понимаешь, моются в бане и Глаша, наивно спрашивает своего господина «отчего ж это у нее щиточка без ручки, а у пана гетмАна с ручечкой», то, опять же, в бане (гетманская баня вообще фигурирует в народном фольклоре чаше, чем любая постройка его знаменитой усадьбы) гетман, намыливая спинку возлюбленной, спрашивает: «кыся, кыся – чи мий мызынчик тоби в гузицу не застромився?» и, получив утвердительный ответ, поучительно восклицает, предъявляя ей обе руки: «Ото ж кыся, ото ж! А рученькы осё дэ!» - и хохот, хохот. Правды между тем чуть! И все же счастье, счастие великое, что симпатичнейший Петр Алексеевич Ган поперезнакомил нас со всеми этими полуглухими, полуслепыми Панасами и Охримами - открыл нам с Лекой сии бездонности народного остроумия. И мы, скользя на фофане, по безлюдным заливам, распевали во все горло "писни" где Глаша, уже не Глаша, а - «Галя, гетманская балувана краля». Где то время? Где тот гимназист, где девушка Лека?... Где те песни? - Гимназист в большевистком узилище, а Лека Ган, за морем за океаном.... И не Лека-Лелека она, а замужняя дама Елена Петровна Блаватская! И только песня - наша с ней песня... Она все еще поется, все еще летит над Днепровскими водами:
« На Суре жил парень паренек,
Ездил он на Кичкас за сомами
и в дали мелькал его челнок
с белыми как чайка парусами"

О, достояние ты наше всенародное - Глаша-Галя! О, Ружинский! О, фантазия народная - как вял, мой язык в сравнении с твоими феерическими выдумками - "и вырвал грешный мой язык"...
По природной бедности фантазии моей, отвожу я свой утомленный жизнью внутренний взор от толпящихся в памяти моей вымышленных персонажей и событий, почерпнутых из припорожских сказаний и спешу изложить исключительно факты. "Фактики предоставьте следствию", - как принято сейчас говорить в серьезных организациях - и я, идеологически нестойкий тип, неспособный проникнуться величественными котлованами и карьерами сталинских пятилеток - я, грешный, снова погружаюсь в пучину глуповатых страстей и маловажных деталей давней-предавней истории, единственное достоинством которой является её суровая достоверность. Несерьезный читатель если, твои руки все еще держат, эту книгу – закрой ее. Закрой и отнеси на чердак – пусть она лежит там, пока там не истлеет или - о, чудо - не найдет ее там неведомый изгнанник будущих времен. Пусть он в тени дедового сада, лакомясь черешней "бычий глаз", неспешно перелистает пожелтевшие страницы и позабудет о незначительных своих невзгодах, погрузившись в правдивое описание прошлого. Пусть он, улыбаясь и хмурясь прочтет эту
повесть - повесть, основанную исключительно на реальных событиях, сведения о которых,дошли до Вашего покорного слуги в их чистейшем, незамутненном, так сказать виде. Итак я, спешу продолжить свое повествование, не отвлекаясь уже больше на бессмысленные упреки в адрес сказителей и певунов, - пусть поют и рассказывают, о своих Галях-Манях, о всяких там коханых-желанных. - Кто сказал, мой читатель, что на белом свете есть чистая и светлая любовь? Кто - вольно или Читать далее...

Первая относительно успешная попытка осознанного сновидения. Сон: я стою в очереди в автобусную кассу в Тирасполе. Денег мало - модераторы сна попутали евро с рублями и "выдали" мне пятьдесят российских рублей и кучу мятых приднестровских тугриков. Тугрики, понятное дело, ни один водила в оплату проезда за пределами ПМР не примет. Народу полно - автобусов нету вообще. Люди волнуются, а я мысленно проклинаю свою затею приехать в Тирасполь: " Сколько раз ведь зарекался, сколько раз зарекался!.." и тут клич: "Прибыл проходящий автобус аж до Новой Каховки!" - Елы палы это ж 2/3 путидо дому, если не 3/4. Но денег-то нету. Ага! А я скажу водителю, что меня встретит жена, и что она принесет деньги за проезд, а в залог я предложу ему мобильный телефон.Так-так... Искать, нужно искать этого водителя... Но вот же он! Является водитель и объявляет мест в автобусе нет. - Гадство, гадский сон! Со-о-о-н?! Внешним намерением меняю сценарий сновидения.Меняю... что, что нужно изменить, скорее - пока он не уехал!.. Срыв картинки. - Следующая картинка: Я еду в автобусе, я понимаю - ни в какую Каховку жена не приедет и денег не будет. Но я еду! Как-то ЭТО решилось. Автостанция. - Сельская ужасная автостанция. Вижу свою дочь - она босая, неприкаянная... Надо купить ей обувь, покормить вкусненьким, дать денег... Достаю бумажник - ага - денег за время пути прибавилось, но все равно в обрез не разгонишься... Что же делать? Стоп! Это же сон! Силой внешнего намерения я увеличу имеющуюся сумму вдвое - нет, втрое, да что там мелочиться - в ДЕСЯТЬ РАЗ! - Силой внешнего намерения - оп-ля! Не, что-то не получается... И еще раз, и еще - ни фига... Ну хорошо - тогда по-другому: сейчас появится мой директор и я попрошу у него зарплату вперед, он да-аст! - А вот и он! Нет не он... Просто какой то тип при бабле! Что же это я так неспраляюсь?! А?! нужно что-то придумать, нужно что-то придумать... -

Напряжение разрушило сон - о, уже утро... Назад, назад - помочь Насте. Нет уже все по-другому, и я другой...

Комментарий: положительная сторона дела в том что в острые моменты сновидения я ВСЕ- ТАКИ вспоминал о внешнем намерении, и взывал к нему, и даже в одном случае коряво, но втиснулся в уходящий автобус, но возбужденность, ажиотажность мешала, да и смена сценария мало что дала - убогий автобус, степные дороги, безденежье... Так не много изменишь даже во сне... Зачем я вообще стремился в тот рындаван - я ведь мог сказать: "Граждане пассажиры! Вы, надеюсь, не станете отрицать, что все происходящее здесь - просто унылое сновидение?! И правильно! Ну так вот: у меня осталась куча денег вашей замечательной страны ПМР - возьмите их пожалуйста, я собственно только за этим и зашел в кассы. А сейчас я уезжаю от вас навсегда на своем ровере-кабриолете, который стоит на привокзальной площади. В реальной жизни, давно уже пытается всучить Сашка Федотов но я его и не думаю покупать, а во сне я им иногда пользуюсь. Оревуар - По дороге мне нужно забрать с собой мою босую и голодную дочь, которой скоро восемнадцать, а она еще ни разу не видела Парижа..."

Резюме: если не научится управлять тем что происходит во сне - как справиться с тем что происходит наяву?

С дозорной вышки не только Непра аж до Звоницкого порога видна – с нее и усадьба как на ладони. Любому понятно кто сверху - того и сила. Полста крымчаков Суру на бурдюках переплыло и таволжниками, таволжниками вдоль бережка к вышке стали подбираться. Ружинский знал - дозорная вышка это ему и карта козырная и опасность великая. Не зря он сомневался и в некоторых защитниках засеки! Известное дело – если где-то что-то может пойти на перекосяк, оно пойдет на перекосяк обязательно!- И на это раз так вышло - неспокойный покойник Бонык, вместо того чтобы скорей бежать на левый фланг – помогать монаху Никодиму вертеть ворот - побежал на правый, туда где, если помните, засели Кася с преподобным. - То ли он попутал левое с правым, то ли вообще он был неспособный к осмысленным действиям и завсегда выбирал сердцем - куда бежать и что делать? Я, как врач, медработник - склонен находить объяснение, этому загадочному его поведению в том, что возможности магии, пусть даже самой сильной все-таки не беспредельны. Если Никодима вернули к жизни располагая для этого телом - хоть и мертвым, пронзенным стрелой, но ТЕЛОМ, - в случае с Бонифацием, Ружинский произвел материализацию имея в своем распоряжении всего навсего Боныкову женилку, попросту говоря - хуй. Это многое объясняет! Мы это с вами понимать должны - если Ева, сотворенная Всевышним из Адамового ребра, повела себя столь неосмотрительно, то пациент, навроде Боныка, сотворенный сами знаете их чего – вообще имеет полное право вытворить чорт знает что!
Многие темные места моей повести я охотно бы растолковал моим драгоценным читателям подробнее, но время которым я располагаю, тает на глазах! Тюремщики мои суровы и непреклонны - более того они непредсказуемы! Какая судьба уготовлена моему неоконченному повествованию? Ведь, как известно, не горят только законченные рукописи. Не останется ли эта моя миссия, как и многие другие, невыполненной? Не канут ли в лету разрозненные, спутанные листы этой правдивой повести вместе с гэбэшной папкой отмеченной смешным штампиком «хранить вечно»... Или того хуже - не будет ли она истрачена на самокрутки моими соседями по камере? Мысль об этом все чаще не дает мне покоя и потому я спешу вернуться к неспокойному покойнику Боныку.
Он как раз добежал до западной части укрепления. – И что это?!... Что!? - Я не верю своим глазам! Он снимает штаны, друзья мои! Да-да – он снимает штаны и обращается к ногайским лучникам (извините за вульгаризм) - жопой! О! - Наш герой скачет, скачет под смертоносными стрелами! Он шлепает, он буквально хлещет себя по ягодицам мозолистыми ладонями кормчего! Он ликует! Он кричит, бросая дерзкий вызов опасности и самой смерти, отступившейся когда-то от него на время смущенная сверхъестественной силой сгущенки пролившейся из серебряного вымени небесной козы на корни всемирного древа ИГГДРАСИЛЬ.

– Ногайским лучникам Бонифаций, надо сказать, не понравился сразу. - Они видели как надругался над их командиром неспокойный покойник, они, полагаю, могли даже возненавидеть простодушного народного мстителя. - Вы ведь не станете отрицать, что народная месть не смотря на всю ее суровость обладает чертами простодушия и наивности? Вспомните хотя бы крестьянские расправы над уполномоченными по хлебозаготовкам! - Все эти распоротые животы набитые житом – не ярчайший ли тому пример? - Но я снова отвлекся!
Несколько стрел вонзившись в оголенную часть тела обезумевшего Банка – не причинили ему сколь-нибудь заметного огорчения. Напротив - откуда то из складок шаровар он извлек шмат кровянки ( видимо отломил от куска засунутого им в рот Ямгурчеевой голове) и то прикладывая колбасу к тому месту где у него ничего не было, то надкусывая ее, пустился в разнузданный оргастический матлот. Подобный танец мне, в бытность мою студентом-медиком, посчастливилось видеть в Петрограде, в исполнении матроса-анархиста Железнякова. Мои сокамерники утверждают, что это же танец, выкрикивая: «Караул устал! Караул устал!» он исполнил в Таврическом Дворце перед Учредительным Собранием. Допускаю, что так оно и было, но мой принцип писать лишь про то, о чем знаю доподлинно, а про матроса Железняка это пусть вам другие расскажут.

[475x500]
[500x291]
сегодня, 25 декабря 2009 года, 14:48ред. удалить
просто дневник

Не каждому хватает терпения дочитать до конца растянутый текст - но и сжато запостить не просто. Например: привлекла меня темы жертвенности в годы Великой Отечественной Войны. Прочитал про Зою Космодембянскую, Александра Матросова и молдогвардейцев. Если честно я в шоке. Это была совершенно другая цивилизация - СССР, Судить о ней с точки зрения наших стандартов абсолютно бессмысленно: просто другая цивилизация и все тут. Недавно все было, но они от нас так же далеки как инки и майя. Раздача квартир ветеранам хорошее дело, я бы сказал святое - пусть эти "последние самураи" поживут в уюте напоследок и что-то потомкам оставят, а вдруг у них, у потомков, ген самурайства затаился и в нужный для Родины момент пробудится?!.. Но к делу, к делу краткость сестра таланта: Начнем с Зои!

Судьба: Дед Зои, священик, принял мученическую смерть во время красного террора - был пытаем, и после утоплен в пруду. Семья Зои, уходя от репрессий, какое-то время жила в Сибири, пока ее старшая сестра не организовала их переезд в Москву. Девочка хорошо училась, но обладая необыкновенно острым чувством справедливости, имела проблемы в общении со сверстниками. Зимой сорок первого явилась на сборный пункт и записалась диверсионную группу. Выполняя приказ Совета Обороны - сжечь все пригодное для жилья на 60 км от линии фронта, на расстоянии не менее 20 км от магистаральных дорог, она в вместе с другими диверсантами перешла линию фронта и во время выполнения задания была схвачена неким Свиридовым, членам отряда самообороны села Петрищева. Свиридов получил за поимку диверсантки бутылку водки(!) а немецкие солдаты изьивали девушку всю ночь, а днем поводив босой и раздетой по морозу повесили в центре села. Местные жители, погрельцы приняли участие в истязаниях Зои - били ее палками и обливали помоями. Во время казни Зоя держалась твердо и призывала жителей Петрищева бороться с врагом. Один из немецких солдат снял казнь на фотоаппарат. (Вскоре погиб) .Тело казненной долго провисело на виселице и подвергалось осквернению со стороны немецких солдат - они кололи труп ножами и отрезали одну грудь.

Возмездие: Узнав о подробностях казни Космодемьянской Сталин приказал не брать в плен солдат 332 пехотного полка, солдаты которого участвовали в казни. Жители Петрищева принявшие участие в задержании и истязаниях были в последствии расстреляны.

Посмертье: Писвоено звание Героя Советского Союза, похоронена на Новодевичьем кладбище, в перестроечные времена появилось множество материалов на тему бесчеловечности приказа о поджогах и изуверском фанатизме самих поджигателей. Зоя в них представлялась как безумная, фанатичная особа с психическими отклонениями.

Современные коментарии:

....повешена вместе со своими подельниками за типично партизанский "подвиг" - поджоги крестьянских изб.

....Гы. А что еще краснота может?

....пока живы старики, развенчивать мифы о Зое и Молодой Гвардии не следует.
....Эти старики ... споспособствовали в свое времечко тому, чтобы оставить самих себя и
своих потомков без ничего, обворованными.
Вряд ли найдется сожаление для них.
Даже у Господа Милосердного..
Пусть покаются и подобрав брошенный Крест пойдут с нами в марше покаяния за Спасителем.

Коменты взяты в ЖЖ в аккаунте

[info]beraljutij

Мой личный взгляд на истрию Зои таков: Беспримерное мужество, бескорыстная жертва, благодаря таким как она страна победила в тотальной войне.Попытка очернить и принизить героизм Зои, выглядит нормально с точки зрения людей взрывающих памятники героям войны. Всё.


.
[500x345]

[525x700]
С дозорной вышки не только Непра аж до Звоницкого порога видна – с нее и усадьба как на ладони. Любому понятно кто сверху - того и сила. Полста крымчаков Суру на бурдюках переплыло и таволжниками, таволжниками вдоль бережка к вышке стали подбираться. Ружинский знал - дозорная вышка это ему и карта козырная и опасность великая. Не зря он сомневался и в некоторых защитниках засеки! Известное дело – если где-то что-то может пойти на перекосяк, оно пойдет на перекосяк обязательно!- И на это раз так вышло - неспокойный покойник Бонык, вместо того чтобы скорей бежать на левый фланг – помогать монаху Никодиму вертеть ворот - побежал на правый, туда где, если помните, засели Кася с преподобным. - То ли он попутал левое с правым, то ли вообще он был неспособный к осмысленным действиям и завсегда выбирал сердцем - куда бежать и что делать? Я, как врач, медработник - склонен находить объяснение, этому загадочному его поведению в том, что возможности магии, пусть даже самой сильной все-таки не беспредельны. Если Никодима вернули к жизни располагая для этого телом - хоть и мертвым, пронзенным стрелой, но ТЕЛОМ, - в случае с Бонифацием, Ружинский произвел материализацию, имея в своем распоряжении всего навсего Боныкову женилку, попросту говоря - хуй. Это многое объясняет! Мы это с вами понимать должны - если Ева, сотворенная Всевышним из Адамового ребра, повела себя столь неосмотрительно, то пациент, навроде Боныка, сотворенный сами знаете их чего – вообще имеет полное право вытворить чорт знает что!
Многие темные места моей повести я охотно бы растолковал моим драгоценным читателям подробнее, но время которым я располагаю, тает на глазах! Тюремщики мои суровы и непреклонны - более того они непредсказуемы! Какая судьба уготовлена моему неоконченному повествованию? Ведь, как известно, не горят только законченные рукописи. Не останется ли эта моя миссия, как и многие другие, невыполненной? Не канут ли в лету разрозненные, спутанные листы этой правдивой повести вместе с гэбэшной папкой отмеченной смешным штампиком «хранить вечно»... Или того хуже - не будет ли она истрачена на самокрутки моими соседями по камере? Мысль об этом все чаще не дает мне покоя и потому я спешу вернуться к неспокойному покойнику Боныку.
Он как раз добежал до западной части укрепления. – И что это?!... Что!? - Я не верю своим глазам! Он снимает штаны, друзья мои! Да-да – он снимает штаны и обращается к ногайским лучникам (извините за вульгаризм) - жопой! О! - Наш герой скачет, скачет под смертоносными стрелами! Он шлепает, он буквально хлещет себя по ягодицам мозолистыми ладонями кормчего! Он ликует! Он кричит, бросая дерзкий вызов опасности и самой смерти, отступившейся когда-то от него на время смущенная сверхъестественной силой сгущенки пролившейся из серебряного вымени небесной козы на корни всемирного древа ИГГДРАСИЛЬ.

– Ногайским лучникам Бонифаций, надо сказать, не понравился сразу. - Они видели как надругался над их командиром неспокойный покойник, они, полагаю, могли даже возненавидеть простодушного народного мстителя. - Вы ведь не станете отрицать, что народная месть не смотря на всю ее суровость обладает чертами простодушия и наивности? Вспомните хотя бы крестьянские расправы над уполномоченными по хлебозаготовкам! - Все эти распоротые животы набитые житом – не ярчайший ли тому пример? - Но я снова отвлекся!
Ногайцы буквально осыпали Боныка срелами. Несколько стрел вонзившись в оголенную часть тела обезумевшего Банка – не причинили ему сколь-нибудь заметного огорчения. Напротив - откуда то из складок шаровар он извлек шмат кровянки ( видимо отломил от куска засунутого им в рот Ямгурчеевой голове) и то прикладывая колбасу к тому месту где у него ничего не было, то надкусывая ее, пустился в разнузданный оргастический матлот. Подобный танец мне, в бытность мою студентом-медиком, выпало лицезреть в Петрограде, у Смольного Институтат в исполнении матроса-анархиста Железнякова. Некоторые из моих сокамерников утверждают, что это же танец, выкрикивая: «Караул устал! Караул устал!» он исполнил в Таврическом Дворце перед Учредительным Собранием. Допускаю, что так оно и было, но мой принцип писать лишь про то, о чем знаю доподлинно, а про матроса Железняка это пусть вам другие расскажут, а я продолжаю свое правдивое повествование.


Феноменальная нечувствительность Бонифация Бесспидныченко к боли, на мой взгляд, объясняется тем, что его тело было целиком, съедено, неведомым монстром, а к моменту штурма давно уж подвергнуто дефекации – я медработник, и привык называть вещи своими именами. То что уцелело, без остатка было использовано Ружинским для материализации. Материализованное или, если угодно, условно материализованное тело Бесспидниченки не могло в полной мере обладать всеми характеристиками полноценного человечского организма. Вот вам мое объяснение Бонифациевой анестЕзии. Но Читать далее...

Фотографии майдан_серый :