Art Makos

Ничья ненависть не повредит вам, если вы откажетесь в ней участвовать…

То, что не проходит дальше вас, остаётся у своего источника…

Раз и навсегда оставьте людям право думать о вас всё, что им хочется — мы не в силах влиять на чужие мыслительные процессы! — но так же раз и навсегда перестаньте считать, что вы обязаны хоть как-то реагировать на то, что вам не нравится…

Реагируйте на то, что нравится — целее будете…

Откликайтесь на то, что оставляет вас на светлой стороне, и не тащит на выжженные территории разрушения…

50 лет назад, 13 ноября 1975 года ушла из жизни русская советская поэтесса, прозаик, драматург, военный корреспондент, радиожурналист во время блокады Ленинграда, ставшая символом стойкости и решимости города, Ольга Фёдоровна Берггольц

Мемориал Ольге Берггольц на Доме радио в Ленинграде

Борис Пастернак с Ольгой Ивинской и ее дочерью Ириной. Середина 1950-х годов.

Ник Ильин прислал мне электронную версию новой книги Александры Свиридовой «Не нам решать, кого любить», вышедшую недавно в Нью-Йорке. Судьба Дома-музея Бориса Пастернака в Переделкино и судебная тяжба, развернувшаяся вокруг архива Ольги Ивинской , - две основные линии, сошедшиеся в одном сюжете телепрограммы «Совершенно секретно», подготовленной автором при участии Артема Боровика и выпущенной в эфир в 1992 году.

Елена Васильева -

 "Дождик осенний"

Жаркий огонь полыхает в

камине,
тень, моя тень, на холодной стене.
Жизнь моя связана с вами отныне…
Дождик осенний, поплачь обо мне.

Сколько бы я ни бродила по свету,
тень, моя тень, на холодной стене.
Нету без вас мне спокойствия, нету…
Дождик осенний, поплачь обо мне.

Все мы в руках у молвы и фортуны.
Тень, моя тень, на холодной стене.
Лютни уж нет, но звучат её струны…
Дождик осенний, поплачь обо мне.

Жизнь драгоценна, да выжить непросто.
Тень, моя тень, на холодной стене.
Короток путь от весны до погоста…
Дождик осенний, поплачь обо мне.

*  *  *

12 ноября Людмиле Гурченко могло бы исполниться 90 лет.

И сегодня Людмила Марковна остаётся неповторимой: НЕПОВТОРИМОЙ АКТРИСОЙ, НЕПОВТОРИМОЙ ПЕВИЦЕЙ, НЕПОВТОРИМОЙ ЖЕНЩИНОЙ!

Заслуженная, Народная! Сама она настаивала, чтобы её объявляли просто – Людмила Гурченко. Любви и восторга, с которыми её встречала публика, хватило бы, наверное, на целое артистическое поколение. И сегодня мы вспоминаем о женщине, которая, начав с таких ярких пяти новогодних минут, осталась в истории российского кинематографа навсегда! Осталась в наших сердцах...

Она переживала и взлеты, и падения, но неустанно продолжала работать над собой, совершенствоваться в актерской профессии и запомнилась зрителям яркими образами в фильмах Эльдара Рязанова, Никиты Михалкова, Владимира Меньшова, Петра Тодоровского и других режиссеров.

Записи из дневника художника Константина Коровина о постреволюционной Москве:

"Во время так называемой революции собаки бегали по улицам одиноко. Они не подходили к людям, как бы совершенно отчуждавшись от них. Они имели вид потерянных и грустных существ. Они даже не оглядывались на свист: не верили больше людям. А также улетели из Москвы все голуби.

Были дома с балконами. Ужасно не нравилось проходящим, если кто-нибудь выходил на балкон. Поглядывали, останавливались и ругались. Не нравилось. Но мне один знакомый сказал:

— Да, балконы не нравятся. Это ничего — выйти, еще не так сердятся. А вот что совершенно невозможно: выйти на балкон, взять стакан чаю, сесть и начать пить. Этого никто выдержать не может. Летят камни, убьют.

Учительницы сельской школы под Москвой, в Листвянах, взяли себе мебель и постели из дачи, принадлежавшей профессору Московского университета. Когда тот заспорил и получил мандат на возвращение мебели, то учительницы визжали от злости. Кричали: «Мы ведь народные учительницы, на кой нам чёрт эти профессора! Они буржуи!».

Я спросил одного умного комиссара: «А кто такой буржуй, по-вашему?» Он ответил: «Кто чисто одет».

В Школу живописи в Москве вошли новые профессора и постановили: отменить прежнее название. Преподавателей называть мастерами, а учеников подмастерьями, чтобы больше было похоже на завод или фабрику. Самые новые преподаватели оделись, как мастера, надели черные картузы, жилеты, застегнутые пуговицами до горла, как у разносчиков, штаны убрали в высокие сапоги, все новое. Действительно, были похожи на каких-то заводских мастеров.

Странно было видеть людей, охваченных страстью власти и низостью зависти, и при этом уверенно думающих, что они водворяют благо и справедливость".

В 1923 году Константин Алексеевич по совету наркома образования Анатолия Луначарского выехал за границу и до конца дней проживал во Франции.

#МосковскиеЗаписки

Такого голоса, кажется, не было ни у кого. Даже не знаю, с чем сравнить. Орган Московской консерватории, оживающий под пальцами Гарри Гродберга. Поющая виолончель Пабло Казалеса. Пасхальная служба с участием Максима Михайлова в Елоховской церкви… Голос, пробирающий до мурашек. Голос, созданный для великих стихов и торжественных песнопений. Вот что такое голос Ричарда Бартона.

Гений, доказавший, что музыка в кино — не вспомогательный инструмент, а полноправный главный герой. Его мелодии обеспечили Маэстро место в Вечности!

Итальянский композитор Эннио Морриконе родился 10 ноября 1928 года.

В детстве он мечтал стать врачом и мечте своей не изменил — врачует наши души волшебными мелодиями! Более полувека его музыка звучит в самых известных европейских и голливудских картинах, на телевидении. Маэстро создавал не только саундтреки, он писал и камерную инструментальную музыку. Морриконе — великий труженик, потрясающий мелодист, невероятный аранжировщик.
Морриконе был не просто композитором — он был человеком, который символизировал собой профессию как таковую. Маэстро ушел из жизни летом 2020-го.

Ему был 91 год.

Эннио Морриконе похоронили под музыку к фильму «Миссия»

Фотография 1971 года, автор Эдуард Гладков. На обороте снимка Надежда Яковлевна написала: "Эта отвратительная старуха - я, какова есть. Н. Мандельштам".

* * *

Из мемуаров Надежды Мандельштам:

«Потрясённые люди всегда лежат. Моя мать, призванная как врач во время одного из голодов в Поволжье, рассказывала, что во всех избах лежали, не двигаясь, даже там, где ещё был хлеб.

Эмма, преподавательница Читинского пединститута, ездила на работу со студентами в колхоз. Вернувшись, она мне с удивлением рассказала, что все колхозники почему-то лежат.

Лежали и лежат студенты в своих общежитиях, лежат служащие, вернувшись с работы. Все мы лежим.

И я пролежала всю мою жизнь…»

#МосковскиеЗаписки