Christian Svarfvar
Благодарю за всё. За тишину.
За свет звезды, что спорит с темнотою.
Благодарю за сына, за жену.
За музыку блатную за стеною.
За то благодарю, что скверный гость,
я всё-таки довольно сносно встречен –
и для плаща в прихожей вбили гвоздь,
и целый мир взвалили мне на плечи.
Благодарю за детские стихи.
Не за вниманье вовсе, за терпенье.
За осень. За ненастье. За грехи.
За неземное это сожаленье.
За бога и за ангелов его.
За то, что сердце верит, разум знает.
Благодарю за то, что ничего подобного на свете не бывает.
За всё, за всё. За то, что не могу,
чужое горе помня, жить красиво.
Я перед жизнью в тягостном долгу,
и только смерть щедра и молчалива.
За всё, за всё. За мутную зарю.
За хлеб. За соль. Тепло родного крова.
За то, что я вас всех благодарю,
за то, что вы не слышите ни слова.
1996
20 июля 1924 года в Париже была основана Международная шахматная федерация (ФИДЕ)
А ещё через 42 года по её инициативе начал отмечаться Международный день шахмат
Лев Николаевич Толстой за партией в шахматы с Владимиром Чертковым. Ясная Поляна
«УТРО – ВЕЧЕР, УТРО – ВЕЧЕР, ДЕНЬ И НОЧЬ…»
Е. Соколовский - Время.
Утро — вечер, утро — вечер, день и ночь.
Стрелки, цифры, циферблаты — сутки прочь.
Гири, маятники, цепи, медный гуд.
Все торопятся куда-то, все бегут.
На ходу махнуть рукою, крикнуть «будь!»,
Съесть сосиску на ходу и снова в путь.
Сдать багаж, и в самолет, и в облака.
— Как там наши? — как там ваши? — ну, пока!
Гири, цепи, шестеренки, медный звон.
Телеграмма — вместо писем — телефон,
телефонные кабины — о стекло
стук монеты — ваше время истекло!
Нету времени присесть, поговорить,
покалякать, покумекать, покурить.
Нету времени друг друга пожалеть,
от несчастья от чужого ошалеть.
Даже выслушать друг друга — на бегу —
нету времени — приедешь? — не могу!
На автобус, на троллейбус, в этот гон,
в эту гонку, в переполненный вагон,
то в обгон, а то вдогонку — на ходу —
в эту давку, суматоху, чехарду,
в автогонку, в мотогонку, в нету мест,
в не толкайтесь, переулками, в объезд,
и в затор у светофора — как в тупик...
Что за время? Наше время, время пик.
Только выхлопы бензина, дым и чад.
Только маятники медные стучат.
Только стрелки сумасшедшие бегут.
Стрелки, цифры, циферблаты, медный гуд.
Словно мир этот бессонный городской
стал огромной часовою мастерской,
часовою мастерскою, где со стен —
циферблаты всех фасонов и систем,
где безумные живут часовщики.
Спать ложишься — ходят стрелки у щеки.
Стрелки, цифры, циферблаты, медный зов.
Засыпаешь под тиктаканье часов.
И летишь под этим небом грозовым —
как на бомбе с механизмом часовым.
* * *
Поздравим сегодня с 90-летним юбилеем прекрасного советского и российского кино- и театрального актёра, мастера озвучивания, режиссёра кино и мультипликации, сценариста, литератора, народного артиста РСФСР Василия Борисовича Ливанова
Сын великого мхатовского актёра Бориса Ливанова и внук известного в дореволюционной России артиста, выступавшего под псевдонимом Извольский, Василий опроверг тезис о том, что природа отдыхает на детях гениальных родителей. Василия Борисовича – актёра, сценариста, режиссера – природа одарила красотой, умом и талантом. Несколько поколений зрителей знакомятся с ним ещё в детстве, с незабываемыми, с характерной хрипотцой, интонациями Крокодила Гены, Карлсона, Удава. Для взрослых выбор тоже не маленький – от Коллег, Неотправленного письма до Звезды пленительного счастья и сериала о Шерлоке Холмсе
Юрский Сергей Юрьевич – режиссер и актер, который за свой долгий творческий путь принял участие в создании множества неповторимых киноработ. Невозможно не отметить многогранность его таланта, ведь складывается впечатление, что этот человек, посвятивший всю свою жизнь киносъемкам и сцене, был способен абсолютно на всё. Одинаково успешно ему давались и театральная игра, и писательский труд, и режиссерская работа.
Много сказано добрых слов о его уникальном таланте и человеческих качествах. В подтверждение многогранности великого Актера и Человека — его великолеплая поэзия. Воистину, человек талантливый — талантлив во всём.
Всё начнётся потом,
когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло
то, что будет потом.
Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве…
ну в юности… самую малость…
Может, были минуты… часы… ну, недели…
Настоящее будет потом!
А на деле
На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна.
Нам она не дороже,
чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.
А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел.
Мне ведь даже неважно,
что шагаю в костюме неважно отглаженном,
что ботинки не чищены, смято лицо,
и все встречные будто покрыты пыльцой.
Это не земляки, а прохожие люди,
это всё к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдёт
этот суетный мелочный маятный год,
и мы выйдем на волю из мучившей клети.
Вот окончится только тысячелетье…
Ну, потерпим, потрудимся,
близко уже…
В нашей несуществующей сонной душе
всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.
Вот окончится жизнь… и тогда уж начнётся.
Сергей Юрский
1977
В 1958 году у меня родился сын. Разочарование моё было безграничным: я хотел дочь! Я мечтал о дочери. Родители, жена, друзья, коллеги наперебой уговаривали меня, что я идиот, что все прогрессивные отцы во все времена и у всех самых отсталых народов мечтали о сыновьях - продолжателях рода, дела, фамилии и т.д. Я вяло кивал и убивался. Наконец слух о моих терзаниях дошел до Леонида Васильевича Маркова, и он призвал меня для разговора.
- Малыш, - сказал он, мягко полуобняв меня за плечи. - Я слышал, что у тебя там что-то родилось?
- Да! Вот!.. - и я поведал ему о своих терзаниях.
- Дурашка! Сколько тебе лет?
- Двадцать четыре.
- Мило! Представь себе, что у тебя дочурка. Проходит каких-нибудь семнадцать лет, ты сидишь дома, уже несвежий, лысеющий Шурик, и ждёшь с Таточкой свою красавицу Фиру. А Фиры нет. Она пошла пройтись. Её нет в двенадцать, в час, в два. Ты то надеваешь, то снимаешь халатик, чтобы куда-нибудь бежать, и вдруг звонок в дверь. Вы с Таточкой бросаетесь открывать. На пороге стоит лучезарная, счастливая Фира, а за ней стою Я!
"Па-па, - говорит она, - познакомься, это Лёня". Ты втаскиваешь её в дом и в истерике визжишь всё, что ты обо мне знаешь и думаешь!
"Папочка, говорит она, - ты ничего не понимаешь: я его люблю". И я вхожу в твой дом. Малыш! Тебе это надо?
С тех пор я хочу только сыновей.
Александр Ширвиндт
1964 год, Рио-де-Жанейро. Молодой, но уже знаменитый композитор на пляже Koпакабаны вытаскивает из воды тонущего друга, a тот знакомит спасителя c обворожительной актрисой. Героев зовут Маша и Миша. Француз и француженка. Оба – внуки эмигрантов. Он c армянскими корнями, она - c русскими, урождённая княжна Мария- Магдалина Гагарина.
Он – Мишель Легран, она – Маша Mepиль.
Под шелест пальм, шум прибоя и прочую романтику вспыхивает роман, полный сказочного счастья. Ho Бразильский международный кинофестиваль, на который они оба приехали, заканчивается, и праздник резко перерастает в драму. Влюблённые обещают никогда больше не встречаться и не искать друг друга чего бы им это ни стоило.
Маша возвращается к жениху (свадьба через неделю), Мишель – к жене и детям.
Городок Онфлёр, Hopмандия. Памятник выжившей My-My. Обратите внимание - y собачки русалочий хвостик. Французы так сильно любили Ивана Тургенева, так были тронуты судьбой My-My, что в парке, на краю маленького прудика, установили этот памятник выжившей, выплывшей My-My.
Литературный Клуб Марии Авериной
Когда после 50-ти вам покажется, что уже поздно что-либо менять в своей жизни, освежите в памяти этот сюжет о "жизни и судьбе" Мэри Хобсон.
На состарившегося ангела похожа
94-лeтняя бритaнкa Мэри Xoбсон измeнилa свoю жизнь, зaнявшиcь пeрeвoдами руccкой клаccики, начав при этом изучать русский в 56 лет!
Ee случай не имеет аналогов в истории образования. Сначала Мэри Хобсон стала самой пожилой в мире студенткой, а затем аспиранткой и, наконец, доктором философии и профессором Лондонского университета, переводчиком и ученым-словесником, подарившим англоязычным читателям блистательные переводы Пушкина и Грибоедова.
Aнглийская писaтельница и пeреводчица Мэри Хобсон рeшила выyчить русский язык, когда ей было 56 лет. Она закончила университет уже после 60 и получила докторскую степень в возрасте 74 лет. Теперь, когда Мэри может свободно говорить по-русски, больше всего радости ей доставляет перевод русской классики: она уже перевела "Евгения Онегина" и другие произведения Пушкина, "Горе от ума" Грибоедова — и даже получила специальные награды за эти работы.
Cегодня Евгению Александровичу Евтушенко исполнилось бы 90 лет.
Мы были немного знакомы. Я знал его стихи, был знаком с его женами. Мы даже какое-то время соседствовали. Этот текст был написан под впечатлением от его похорон пять лет тому назад. Но тут много и о юбиляре.
Похороны – любимый жанр русского народа. Кто пришел, кто не пришел? Что говорили? Много ли было народу? Достаточно ли скорбела вдова? От кого пришли телеграммы? Сколько было венков? Телеграммы полагается зачитывать со сцены голосом диктора Левитана, а с венков уже после прощальной церемонии обязательно срезать траурные ленты, чтобы потом они не угодили в кладбищенский контейнер. «Любимому», «Великому» и «Незабвенному» не полагается валяться среди мусора и выцветших пластиковых цветов. Впрочем, от такого варианта сценария никто не застрахован.
Евгения Евтушенко называли последним советским поэтом. Иосифа Бродского - первым несоветским. Они впервые встретились в 1965 году и короткое время были неразлучны. А затем расстались и вскоре превратились в смертельных врагов.
Евтушенко не раз признавался, что история с Бродским стала для него самой большой трагедией в жизни. Для Бродского, очевидно, это была самая большая обида. Что же стало причиной ссоры двух гениев?
Пиджак со своего плеча
Жан-Жозеф Перро.
"Отчаяние"
Мрамор
Музей д'Орсе, Париж, Франция
Впервые «Отчаяние» было представлено на Парижском салоне 1861 года в гипсе. В мраморе скульптура выполнена в 1869 году и в том же году была выставлена в салоне.
Скульптора была приобретена музеем и с тех пор находится в музее д'Орсе в Париже.