- Ну конечно же! – от этой широкой и до жуткого дружелюбной улыбке, которой я ответил ей, мне и самому стало как-то не по себе, но моя милая шизофреническая принцесса чертовски права. Нужно скорее заселить Женечку в квартиру… Цып-цып-цып, кролик… Иди в свою клетку, ты же любишь сыр? Кис-кис-кис, кролик, залезай поглубже, я закрою дверцу. И пойду за своим молоточком. И возьму в руки скальпель и все инструменты по очереди. Презентую твой глазик Верее на день рождения, и на именины отдам ей второй. Давай же, кролик, цып-цып-цып, иди в клетку, захлопнется дверца, чтобы потом не открыться уже. А Верея, Верея… Почему ты такая… Такая красивая и такая… Эй, Винни! Ну-ка живо принеси мне нужное слово. В моей голове столько слов, что половина из них годятся мне в диагноз, только строчек не хватит. Я точно спятил. Впрочем, может ли спятить уже сумасшедший? Видно может, разве что… от любви.
Винни! Молчи! Как тебе не стыдно говорить такие вещи про взрослого ученого человека! Как мне не стыдно сваливать собственное идиотское признание на плюшевого медведя, который даже не мой…
Мы пошли к моей машине, детки сели на сиденья, я крутил в руках ключи. Что-то внутренний монолог мне напоминает дурные стишки, только без рифмы, только без смысла и… Ты попал, доктор Гессе. Цып-цып-цып, Доктор Гессе, иди в свою клетку, ты же любишь хорошеньких милых девушек с пышным букетом разного рода отклонений? Кис-кис-кис, Доктор Гессе, все глубже и глубже запутался в мыслях, играй ими как клубком шерстяных ниток, попробуй найти хоть одну здравую. И закрой дверцу. И возьми молоточек, скальпель, все инструменты по очереди или просто… Признай свое безоговорочное и полное… поражение?.. нет, сумасшествие. На почве. Не. Разделенной. Любви. Давай же, Доктор Гессе, цып-цып-цып, иди в клетку, захлопнется дверца, чтобы потом не открыться уже.
- Черт, заклинило! – проклятая материальность мысль. Я дергал дверцу, а она ни в какую. Ну что за день такой?! Все из-за этого Жени. Все из-за моей прекрасной Вереи. Да нет… Все из-за тебя, Винни! Но ты чертовски удобная личность, как легко на тебя списывать все, что не хочешь приписывать самому себе.
- Ой, Вы такой смешной, Клар… - Верея остановилась на полуслове, спохватившись, потом старательно, по слогам вы-го-во-ри-ла мое имя. – Валь-тер Кар-ло-вич, это же так просто – открыть дверь.
После этих ее слов дверца открылась как по волшебству. О, моя ненаглядная больная, о, моя прекрасная королева, моя драгоценная хозяйка хозяина вселенной… до чего же ты способная… Это ведь ты, ты, ты. Не твой чертов милый мальчик, не Винни даже, а ты… А если… если бы сейчас что-то случилось, куда серьезнее что-то, опасное что-то, смертельное , может… ты бы… спасла меня силой своих сокрытых от меня, к несчастью, мыслей?.. Ты бы смогла ли… опровергнуть законы природы, физики, законы жизни и смерти… и сделать невозможное, не возможное ни при каких условиях, совсем не реальное… куда значительнее и страшнее наших с тобой и этим Женечкой, глазки которого так и просятся в баночку к твоим именинам, фокусов?.. Ради какого-то там… Звездочета?.. Забавно было бы посмотреть на это… и… Стоп! Мысль материальна, черт бы ее побрал! Нечего думать о плохом. Лучше думать о Верее. О Верее в полотенце после душа. Ну или просто о Верее… Черт. Префронтальная лоботомия, префронтальная лоботомия!
- Может, Вы уже сядете за руль? – усмехнулся Женя. Смейся, смейся, кроличек, смейся, пока зубки целы, пока язычок на месте, смейся, смейся, глупый кролик, посмотрим, кто посмеется последним.
- Хи-хи-хи, - звонкий голосок Вереи. Ну, конечно же, вот кто. Безусловно, моя безумная лабораторная крыска выйдет победительницей. Да я сам с радостью уступлю ей это звание, да и все, что угодно, потому что… Винни, подскажи!
- А ты не торопись, мой юный друг, жизнь, ее вообще торопить глупо, а то пройдет, не заметишь, как кончилась, - угроза?! Где угроза?! Какая еще угроза!? Нет здесь никакой угрозы! Так, совет. Совет старшего товарища. Я же человек мудрый. Вот и могу философствовать, когда захочу. Мудрый, но далеко не здоровый, черт возьми. Я наконец занял свое место на водительском кресле, завел автомобиль силой мысли – а что? Все свои, все особенные, все все знают и умеют… да нет, просто они заняты, смотрят друг на друга, полоумная красавица и вредный гадкий мальчишка, лабораторные голубки, чуть ли не воркуют. Сейчас хоть что делай, хоть конец света устраивай, не заметят, черт бы их побрал. Как же я хочу добраться до светловолосой головешки Женечки, до его замечтательного мозга и разобраться, в чем тут дело! Как же я хочу жить в прекрасном и веселом мире парафрении со своей очаровательной мономанией! Как же я хочу… Верею? Да нет, хуже. Как же я хочу, чтобы моя королева чокнутых была… со мной? Нет, еще хуже. Счастлива. Пусть. Даже. С. Этим. Проклятым. Прекрасным. Гадким. Принцем. Который. Должен. Стать. Главным. Украшением. Моего. Некроскопического. Аутопсийного. Стола.
- Женя, а у тебя какой любимый цвет? – спросила Верея кролика, кролик только хотел ответить Читать далее...

- Бал, бал, бал. Где же я буду искать этот чертов бал? – бормотал Джонни, ах нет, Жан, прогуливаясь по улицам Парижа.
Конечно, прогуляться он любил, но не по ужасной жаре в неудобном костюме месье Жильмуара. Уже почти полдень, а он так и не приблизился к своей цели. Зато уже к вечеру ему повезло – кто-то из почтенных господ заметил его и принял Жана то ли за знакомого, то ли за важную персону, и пригласил на бал. Так или иначе, спустя час после заката карета месье Жильмура подкатила к парадному входу «очень милого домика».
- Мда. Скромный прием, - бормотал Жан, выбираясь из кареты, - это теперь так называется?
Огромное шикарное поместье, толпа народу, разодетая по последней моде - а может и не по последней, Джонни в этом не разбирается – почти целый оркестр музыкантов, действительно, скромный прием.
Перед ним открывали двери и почтительно кланялись. Девушки, женщины и даже бабушки бросали на Жана заинтересованные взгляды, мужчины смотрели с уважением.
Джонни задумался, это из-за его костюма, из-за магии, или же причиной является его природное обаяние? Ему очень нравился третий вариант, но первые два были более правдоподобны.
Он тут же заприметил пять рыжеволосых дамочек, правда, только две из них могли оказаться суккубом, так как существа эти на вид старше тридцати годов не бывают.
Взяв бокал шампанского, Жан принялся методично наматывать круги по бальному залу, избегая танцев и прислушиваясь к разговорам.
- Как, ты не знаешь, кто это! – негромко воскликнула девушка за спиной мага. – Это же… Ну как ты можешь не знать!
- Будто ты знаешь, Лавинья! – а у этой девушки голос был ниже и приятней, чем у её собеседницы.
Жан осторожно, как бы невзначай, обернулся и украдкой оглядел разговаривающих. Одна была маленького роста, в милом платьице, с темными волосами. Дальше Жан не смотрел – он был уверен, что суккуб окажется рыжеволосой. Какой, кстати, и являлась вторая девушка. Лет двадцати шести на вид, стройная, с хищным взглядом и губами, которые даже на вид казались сладкими.
Джонни даже раздумывать не стал.
- Попалась, - решил он.
Уже хотел было пригласить её на танец, но вовремя одумался - становиться жертвой суккуба очень не хотелось. К тому же, он до сих пор никому не представился, даже хозяина дома не видел.
Обдумывая, не пройтись ли ему по темным углам дома, Жан не заметил, как ноги сами понесли его к прекрасной даме. Опомнился он только тогда, когда увидел эти живые карие глаза прямо перед собой.
Сообразив, что стоять так близко неприлично, маг шагнул назад и жестом пригласил красавицу на танец. Она, молча, вложила свою ручку в его ладонь и двинулась за кавалером, затем обернулась и послала подруге победный взгляд.
Джонни даже не слышал музыки и не знал, что танцует, так был увлечен прекрасной незнакомкой.
«Незнакомкой? Пора бы познакомиться!»
- Разрешите представиться мадемуазель, Жан Жильмуар, к вашим услугам, - Джон едва сдержал гримасу отвращения при произношении этого глупого имени, что придумал ему Лео.
- Элоиза. Просто Элоиза, - загадочно усмехнулась девушка.
«Без фамилии? Не хочет, чтоб её потом нашли? Подозрительная личность!»
Джонни пользовался случаем и внимательно рассматривал свою даму, стараясь узнать о ней что-то новое. Нельзя сказать, что его попытки увенчались успехом - её платье ему ничего не сообщило, он не разбирается в моде. Бриллианты на её тонкой шее и серьги в ушах (очень правильной и красивой формы ушах, надо сказать!) могли вполне оказаться искусной подделкой, тем более, если она суккуб. У них что угодно будет выглядеть так, как надо, лишь бы заманить жертву в свою ловушку.
К сожалению – или к счастью? – танец закончился, и Джону пришлось раскланяться и отойти в сторонку, так как Элоизу тут же пригласил кто-то еще.
«А дамочка пользуется популярностью!»
Где-то в толпе гостей мелькнуло знакомое лицо.
«Что он здесь делает? – возмущенно подумал Джонни. – А если его кто-нибудь узнает? Что мой слуга делает на балу? Да еще и ТАК одевшись?»
Хоть Джон в одежде и не разбирался, но костюм Лео был явно дороже, чем его. Вампир шагал к Жану, стараясь не задерживать взгляд на прелестных дамочках, точнее, на их шеях – явный признак того, что Лео голоден.
- Лео, – прошептал Джон, - что ты тут делаешь? А если тебя узнают? И зачем ты так вырядился? А я между прочим уже заприметил одну дамочку подходящую нам. Так-то! Вон она стоит. Рыжая, как я и говорил. Её зовут Элоиза, фамилии не назвала. Скрывает что-то. А ты чего молчишь? Ты что все это время делал?
- Месье, если вы замолчите хоть на долю секунды, я, возможно, смогу ответить хоть на один Ваш вопрос, - раздраженно ответил Лео.
- Слушаю! – с наигранной капризностью потребовал маг.
- Та дамочка богатая вдова, и фамилию

Читать далее...

- Дзыыыыыыыыыынь!  - чертов будильник разбудил меня по обыкновению не вовремя. Конечно, кто-то другой на моем месте непременно бы заменил в нем батарейки, но только не я. Прощайте, господин будильник, да будет Вам пухом… Что попадется, то и будет. Один точный бросок об стену. Штукатурка, шестеренки и пружинки, все едино. Если бы на моем месте был кто-то другой, он бы посочувствовал бедняжке горничной, которая всякий раз после моего ухода убирает бардак, который я старательно навожу, но я это я. Из окна почти нет света, да и за ним пейзаж не самый лучший, впрочем, когда я в хорошем настроении мне даже нравится смотреть на сделанные под старину невысокие здания Центра, неудивительно, что одна ночь здесь зачастую стоит столько, сколько простой человек не сможет заработать и за всю жизнь. Мне, пожалуй, повезло: я работаю в Департаменте по Борьбе с Несанкционированными Магическими Элементами. Знаю, звучит бредово, но киборгов тоже когда-то считали фантастикой. Да и в столь долгое правление нашего многоуважаемого проклятого мэра никто… Я запнулась на полуслове и огляделась по сторонам. Глупая паранойя! К счастью, здесь еще не изобрели устройство для чтения мыслей! По крайней мере, без подключения сотни датчиков к голове. Так вот, в столь долгое правление Пчеловодова когда-то тоже никто не верил, тем не менее, все это – условно бессмертный мэр, киборги, один из которых, кстати, мой непосредственный начальник, теперь и маги – правда жизни. Я не слишком люблю свою работу, сочетающую в себе элементы Анненербе и менеджерского отдела 539, но есть две причины, по которым я не слишком ненавижу ее. Во-первых, она дает весьма высокое положение и возможность жить в Центре, наравне с элитой, помимо этого с моим паспортом можно свободно пересекать любые районы Города, даже можно заглянуть на мэрскую дачу, но это все-таки чревато последствиями. Во-вторых, я терпеть не могу магов. Правда. И завалить пару-тройку этих «мутантов» мне всегда в радость.

Не знаю, сколько еще я провалялась на кровати вот так, раскинув руки и уставившись в кипельно-белый, раздражающий своей безупречностью потолок, прежде, чем наконец вспомнить, что в полдень важное собрание, что до этого момента я обещала Гале и Шики пошататься с ними по магазинам. О, Боги! Какое же бесполезное занятие! Будто может быть что-то лучше, чем наша форма! И зачем им другая одежда – ума не приложу. Впрочем, я и не пыталась. Много чести – пытаться кого-либо понять. Я поднялась с кровати и, завернувшись в темную шелковую простынь, первым делом глянула в окно, на тяжелые свинцовые тучи, неторопливо плывущие по небу. Небо по-настоящему вечно. Люблю смотреть на него, оно напоминает мне о детстве, когда я скиталась попрошайкой по Окраинам. Это было веселое время, ничего не скажешь. Сейчас тоже веселое, с той лишь разницей, что сейчас у меня есть дом, есть работа и есть паспорт. С высоты пятого этажа можно было видеть крыши соседних домой, в этом было что-то приятное, что-то, заставлявшее приподнимать подбородок и расправлять плечи. Только одно здание из видимых отсюда выше этого дома – департамент. Кажется, когда-то такие вот постройки называли «высотками», смешно звучит, если сравнивать их с исполинами Сити. Я вглядывалась в едва различимые силуэты, маячившие там, в департаменте, но широкие окна из полипластика почти не пропускали свет, потому что были скрыты тяжелыми кроваво-красными шторами, будто бы возвращавшими своим присутствием во времена, когда все было иначе, в ту далекую и безвозвратно прошедшую эпоху, когда у Города было имя, настоящее имя, данное в честь реки, некогда протекавшей здесь, от которой теперь не осталось даже русла. Браво, Мэль, курс истории, второй класс школы! Хоть сейчас сдавай единый экзамен, даже жаль, что его отменили, такие знания зря пропадают.

Я часто смеюсь над собой, но не позволяю никому другому надо мной смеяться, для тех, кто пытался, это закончилось печально. Сейчас под подушкой покоится мой Верди. Пистолет. С которым. Я. Никогда. Не расстаюсь.

Верди – единственный, кого я могла бы назвать своим другом. Конечно, вокруг меня много людей, живых, настоящих людей, только… Разве кому-то из них можно доверять? Нет, едва ли. Мои коллеги – Галя и Шики – тоже думают только о себе, это очевидно. Да и каждый в Городе трясется за свою собственную шкуру, на остальных можно наплевать, и остальные плюют в ответ. Милое общество, но другого не дано, какое есть, в таком и живем. Просто нужно помнить… Что бы ни случилось, помнить, что никому верить нельзя. Тем более – доверяться.

Я прошла от окна обратно к кровати, даже не взглянув в зеркало, висевшее на стене и занимавшее почти половину ее. Там нет ничего достойного внимания. Зевнула, бросила простынь на пол, оставшись совсем без

Читать далее...

 

- Почему ты никогда меня не слушаешься? И выключи уже эту железяку! Слушай, когда с тобой отец разговаривает! – это кричит мой отец. Мужчина сорока лет отроду, уже лысеющий, но усердно скрывающий это, любит скачки, выпить и покричать на меня.

- Как ты вообще можешь прогуливать занятия? Ты хоть знаешь, сколько я за них плачу? - не унимается он.

- Не больше, чем ты тратишь на скачках! - не выдерживаю я, к концу дня фокус "терпеливо держать язык за зубами" получается всё хуже и хуже.

- Ты ужасный ребёнок! У тебя нет ни совести, ни чувства уважения к старшим! – подытоживает отец и, хлопая дверью, уходит из комнаты. Он отказался признать своё поражение, но явно уловил правду в моих словах. Я встаю из-за стола, совсем забыв о компьютере, закрываю дверь на ключ (два оборота - для верности), подхожу к зеркалу. Чёрная мятая рубашка висит на моём угловатом теле, клетчатые штаны заправлены в кеды (да, я и дома хожу в обуви, мне так удобнее). Рыжие волосы собраны в хвост, но отдельные пряди выбиваются и торчат в разные стороны. Спрятанные за стёклами очков на меня смотрят два разных глаза: один зелёный, другой карий.

Всю жизнь ругаю себя за ссоры с отцом – он же хороший человек, просто никак не может привыкнуть…

С прикроватной тумбочки забираю старый Nikon, вешаю его себе на шею. Он самый верный спутник в моей жизни.

Из этой комнаты есть два выхода: парадный – через дверь  и пожарный – через окно. Сегодня я выбираю второй.

Мы с отцом живём в старой сырой части Лондона, живём мы в съёмной квартире для различных заграничных чиновников (мой отец посол России в Соединенном Королевстве). Вообще-то эту часть города надо любить всем сердцем, за её историческую ценность и необыкновенную архитектуру. Но я её ненавижу. Она слишком фальшива, ведь по соседству со старыми зданиями здесь миллионы и миллионы новых фешенебельных отелей и магазинчиков.

Сегодня небо почему-то чистое  и совсем нет вечернего тумана. Вы жили когда-нибудь в Лондоне? Да? Тогда вы должны помнить, что в этом городе очень мало бывает солнечных и ясных дней. Особенно в это время года.

«Сегодня наверняка будет видно звёзды!» - думаю я, и решаю пойти в одно место, о существовании которого знала, кажется, только я.

Сто сорок ступенек, прямиком вверх, мимо старого парка, к заброшенному дому с горгульями, от посторонних глаз его скрывают высокие кроны деревьев старого заброшенного сада.

В доме очень пыльно, деревянные ступеньки кое-где сгнили, и приходиться перепрыгивать через одну или две. Вообще-то это незаконно вот так просто вламываться в чужой дом: частная собственность и всё такое, но ради сегодняшнего неба, ради этой безоблачной синевы можно и нарушить закон.

Через чердак на крышу, вся в пыли и саже. Крыша у этого здания плоская – идеальная взлётная площадка! А вот и горгульи: грозные морды, острые зубы в каменной пасти, роскошные перепончатые крылья – иногда мне кажется, что они всё-таки оживают ночью. Как в старых легендах.

Я ложусь рядом с оной из них и смотрю в бесконечность неба.

Россыпью маленьких искорок, спустя час, на небе начали зажигаться звёзды, а само оно стало насыщенного цвета индиго.

Я включила фотоаппарат и принялась фотографировать. Щёлкал затвор, но ему всё не удавалось запечатлеть эти бесконечные жемчужные бусины неба. 

- Ну же, постарайся, такое нельзя упустить, - шептала я, подбадривая фотоаппарат, и чувствовала, как сердце замирает в предчувствии идеального кадра.

Небо великолепно в любом своём проявлении! Я готова его фотографировать, рисовать, писать про него, лишь бы оно оставалось таким. Я люблю ночное небо, люблю звёзды, люблю луну – они напоминают мне о матери: когда мы переехали в Лондон, она любила водить меня в обсерваторию и рассказывать про звёзды. Вон Большая медведица или это созвездие Ориона, или они вообще не в этом полушарии? Вот чёрт, совсем уже об этом успела забыть… Звёздное небо здесь огромная редкость... А вот в Крыму…или в Киеве... Эх, мечты, мечты.

Звонит телефон. Папа. Ох, да неужели!

- Алло.

- Быстро! Домой! – кидает трубку.

- Хорошо, – отвечаю я гудкам и с грустью выключаю фотоаппарат в сумку. Немного тоскливо становится на душе, я совсем забыла, что завтра за день и что сегодня был за разговор…

* * *

Вновь были крики и

Читать далее...

почти прилично -
раздевать тебя взглядом,
у нас столько дел без отлагательств.
где же твой нож? пощады не надо,
да будет хентай без обязательств.
я уйду на рассвете или вечером,
это едва ли имеет значение,
долго потом придется залечивать
мне на спине следы преступления.

а на кладбище совсем нет дверей,
я останусь там с тобой наедине.
будет нам свидетель - лунный свет.
зря пришла сюда ты след в след.

почти прилично -
прождал тебя вечность,
столько всего нам надо успеть,
там у стены твоя человечность,
может быть, сможет еще уцелеть.
бей прямо в сердце или по почкам,
только едва ли это поможет,
акценты расставлены, очень прочно
построено это брачное ложе.

а на кладбище совсем нет дверей,
я останусь там с тобой наедине.
будет нам свидетель - лунный свет.
зря пришла сюда ты след в след.

почти прилично -
ты останешься рядом,
и на мокрой траве мой краешек рая,
как жаль, что тебе он кажется адом.
меня проклянешь, я знаю, я знаю.
о, наслажденье, с тобой в полумраке,
в плен этой страсти почти добровольно
отдайся, мы так давно уже в браке,
и муж твой, моя дорогая, будет доволен.

а на кладбище совсем нет дверей,
я останусь там с тобой наедине.
будет нам свидетель - лунный свет.
зря пришла сюда ты след в след.

- Нет леденца? – обижено протянула я.
- Давай я схожу, - улыбнулся Женя. – Рита все равно еще разговаривает.
Винни! Ты видел это? Ты видел выражение лица Коралловича?! Тсс! Не смейся, а то я тоже не выдержу.
Я все-таки хихикнула тихонько.
- Верея, ты рада, что Женя будет жить совсем рядом? – неожиданно спросил Вальтер. С дружелюбной улыбкой, ага. Этакий добрый дядюшка. Меня не обманешь, я видела этот взгляд…
О чем это я? Какой взгляд? Наверное, Кларнет Вальтерович просто удивился, что Женя повел себя немного грубо и не ответил ему, в то время как сам Вальтер был очень мил.
Да, именно так.
- Не знаю, - я опустила голову и пожала плечами.
Без палева, Верея, ага.
Винни! Что за словечки такие? И что «без палева»? Я правда не знаю… А вдруг мне снова станет плохо и Женя услышит мои крики, ведь он будет жить за стенкой… Ужас! Я об этом не подумала! Он ведь правда может узнать что я…
Сумасшедшая…
Что?!
…психованная…
Вин!
…неуравновешенная…
Ты что себе позволяешь?
…безумная…
Хватит!
…душевнобольная…
Прекрати!
…тронутая…
Немедленно!
….чокнутая…
Замолчи!
….полоумная психопатка? Ты это хотела сказать? Синонимов много, Верея. Но как ты себя не назови смысл один – у тебя с головой не все в порядке. Даже не так, у тебя с головой ВСЕ не в порядке.
- Не надо! – я закрыла уши ладонями. Сжала голову, будто боялась, что она взорвется от этого громоподобного голоса, который звучал не снаружи – внутри. – Пожалуйста, прекрати.
Я едва узнала свой голос – едва слышный, слова чередуются с всхлипами. Я что, плачу? Это что еще такое в голосе слышится? Боль?
Ну да, у меня же ужасно болит голова, просто раскалывается.
- Верея! – обеспокоенно кричит Женя.
Обеспокоенно. Он волнуется. Он переживает. Значит, я ему небезразлична.
- Верея, девочка моя, ты меня слышишь? – в голосе Вальтера слышится неподдельный страх.
С каких пор ты стала так хорошо разбираться в интонациях голоса, а?
Тише, Винни! Я же слушаю!
- Верея! Отвечай! – боже мой! Вальтер и вправду напуган!
…Значит, Звездочет действительно по-настоящему любит глупую Принцессу…
Что? Что это было? Откуда Звездочет? Какой Звездочет?
Столько голосов, столько мыслей в голове, что понять, что от меня хочет Коралл Карлович не так-то просто. Еще и это глупое ощущение, будто что-то забыла… Будто…
Все просто, милая, в твоем бедном больном воспаленном воображении поселилась еще одна Верея. Вот только она гораздо умнее тебя, дорогуша.
Что? Кто? Как это так?
- Верея! – голос уже не такой испуганный.
- Вальтер Карлович, подождите! Я же пытаюсь понять… - я отмахиваюсь от Коралловича как от назойливой мухи.
- Очнулась! Ну наконец-то! – облегченно вздыхает Женя.
Я открыла глаза. Оказывается, я лежу на руках у Вальтера. Похоже, я падала, а он подхватил меня у самой земли. А вокруг нас столпились люди. Ну… громко сказано, на самом деле. Столпился только Женька, его девушка стояла чуть поодаль, а прохожие оправдывали свое название и проходили мимо, едва взглянув на нас.
- Очнулась бы намного быстрее, если бы кто-нибудь из вас пару раз шлепнул бы её по щекам, - ядовито цедит женина блондинка.
- Рита! – возмущенно воскликнул Женечка. – Ты говорила, тебе домой надо? Тебе такси вызвать?
- Не надо! – обиженно бросила Рита и, тряхнув волосами, поцокала каблучками к выходу из парка.
- Сработало! – обрадовалась я.
Женя и Вальтер посмотрели на меня одинаковыми непонятными взглядами.
- Как ты себя чувствуешь? – хором. Может им заняться синхронным плаваньем?
- Уже лучше. Голова больше не болит, - я постаралась улыбнуться как можно жизнерадостнее.
Вальтер поставил меня на ноги, отряхнул и одернул платье, пылинки посдувал… Заботливый папочка, да и только, да Вин?
Винни? Вин, ты где?
- А где Ви… мой медведь? – я покружилась на месте.
- Вот, держи, - Женечка - как мило с его стороны! – поднял с земли Вина и подал его мне. – Вальтер Карлович выронил его, когда ловил тебя.
Немного позже, когда мне окончательно удалось убедить Женю и Вальтера, что со мной все хорошо и когда мы все вместе ели вкуснейшее мороженое на скамейке и мне казалось, что у меня получилось все же не выставить себя сумасшедшей перед Женей, он все-таки спросил, что все это было.
- Ну… - замялась я. Что ему сказать? – Это… это у меня часто бывает. – Дура! Поняла, что ляпнула? – Это просто последствие… - чего? Думай, думай!
Коралл Кларнетович, помогайте!
Я тихонечко стукнула ногой туфлю Вальтера, привлекая его внимание.
- Это последствие сильного сотрясения мозга, - с невозмутимым видом продолжил за меня Кларнет Карлович. – Плюс у Вереи давление скачет.
- Да-да! – обрадовалась я. – Я, бывает, забуду позавтракать, так голова закружится. А еще на солнце у меня голова болит, и во время дождика!
Ну и что в этом хорошего? Чего ты с таким счастьем все это ему рассказываешь?
Потому что скачущее давление намного нормальнее чем то, что у меня. Те непонятные длинные слова, которые говорил Вальтер. И вообще, тише, Винни, не мешай! Я все еще в обиде на тебя – ведь это ты во всем виноват, я вспомнила. Читать далее...

Тишина тысячами раскаленных игл вонзалась в воспаленный мозг.
Я очнулась от быстрого и беспокойного сна и теперь лежала с открытыми глазами, изучая взглядом каждую трещинку на старом давно небеленом потолке. Едва ли тетя станет утруждать себя ремонтом этой квартиры, уже давно потерявшей человеческий вид, как и она сама.
Она... в тишине начали проступать какие-то неясные звуки, и, прислушавшись, я поняла, что это ее шаги где-то за стеной. Дыхание частое и тяжелое, невнятное бормотание каких-то проклятий в мой адрес, и еще в адрес опекунского совета, повесившего на ее «хрупкие» плечи такую невыносимую ношу как дрянная несносная девчонка.
- Лена? – она остановилась около двери и постучала по ней костяшками пальцев, мне сложно было понять, что вложено в ее голос, но даже через дверь я чувствовала острую и сильную ненависть, которую она испытывала ко мне. А еще тепло ее тела и ее энергии, которая словно сама просила впитать ее, восстанавливая истощенные силы.
- Лена, открой по-хорошему, - как неожиданно с ее стороны. Мы обе знали, что ее надолго не хватит, и сейчас счет шел на минуты. Я уже успела сесть на кровати, расправляя смявшуюся за это время рубашку и школьную юбку.
- Открой эту чертову дверь! – завопила она спустя пять минут по моим подсчетам, впрочем, без часов было очень сложно определить точное время, - я тебя щипцами оттуда вытащу, маленькая сучка! Ты пожалеешь, если сейчас не откроешь эту драную дверь! – раздражение в ее голосе росло с каждым словом, готовое вылиться в что-то глобальное как конец света. Впрочем, эта женщина сама по себе один ходячий конец света – зловонный мешок из кожи, с отравленными алкоголем внутренностями, извергающий проклятья.
Мои мысли оборвал неожиданный и резкий звук, заставивший насторожиться и прислушаться. Когда он повторился сомнений не было – тетя лупила по двери молотком, и мне сложно было предположить чего она хочет этим добиться. Неужели она хочет проковырять в двери дыру, чтобы протиснуться туда? Едва ли, тогда она очень на долго обеспечила себя работой. Или... чтобы просунуть шланг с газом? Я буду очень признательна.
Но здравый смысл снова заставил меня поступать совсем не так, как мне хотелось, я бы с радостью сидела на жесткой кровати и наблюдала за ее бессмысленными усилиями.
Я нехотя встала, подошла к двери, чтобы она меня могла слышать и робко, охрипшим после сна и слез голосом взмолилась:
- Пожалуйста... не делай этого...
- Ишь как заговорила! – донеслось до меня, - зараза! Знаю я твой змеиный язык. Я предлагала тебе по хорошему, дура чертова. Теперь поплатишься за свой сучий нрав...
Я страдальчески вздохнула и села прямо на пол у стены, спрятав лицо в ладонях.
Удары в дверь раздавались с определенным ритмом, становясь сильнее с каждым новым, словно она не чувствовала усталости. Или наоборот азарт и желание отыграться за все доставленные ей неудобства придавали ей новых сил и энтузиазма.
Оглушающий грохот заставил меня отнять руки и посмотреть на дверь, которая вся покрылась трещинами и открылась. Тетя оказалась куда умнее и изобретательнее, чем я могла о ней подумать – она методично била только вокруг замка, пока не выломила только это место, мешавшее открыть всю дверь. Теперь всюду валялись куски фанеры, а она, торжествующая и бешенная с горящими глазами и молотком в руке стояла прямо надо мной.
Я представила себе, как этот молоток сейчас пробьет мне голову, и не знала уже радоваться этому или нет, когда тетя схватила меня за шиворот, как какого-нибудь котенка и заставила встать на ноги.
- Доигралась чертовка?! – нервно рассмеялась она, смотря мне в лицо полным ненависти туманным взглядом, - устала я от тебя! Хватит с меня мучений с тобой, неблагодарной. Сейчас пойдешь на улицу к своим дружкам-наркоманам... – нет, только этого не хватало! Лучше используй свой молоток, - но сначала! – тетя словно услышала мои мысленные просьбы и потрясла молотком у меня перед лицом, - я тебя как следует, проучу!
В следующее мгновение она уже схватила его как кастет и нанесла первый удар.
Второй.
Третий, а дальше я как-то потеряла счет, чувствуя только солоноватый привкус собственной крови во рту и исходящую от нее во все стороны ненависть, обжигавшую куда сильнее боли от ее ударов. Я не сопротивлялась, надеясь на то, что все это будет последней каплей, перед концом. Но с каждым ее движением я все меньше верила в это, понимая, что она не захочет возиться с трупом. И нужно было что-то делать.
Это не будет последней точкой в моей бессмысленной и страшной жизни. А с переломанными костями и выбитыми зубами эта жизнь станет еще и смешной. Только не для меня, у меня какие-то проблемы с чувством юмора...
Я схватила ее руку в полете и сильно сжала окровавленными пальцами, уже плохо слушающимися. Ярость в ее глазах мгновенно сменилась страхом, но она слишком вспомнила о том, что иногда находило на ее обычно беззащитную и слабую племянницу...
С каждым вдохом я вдыхала ее жизнь, наполняя ею свои легкие вместо воздуха.
С каждым вдохом я приближала Читать далее...

Пока в кафе было мало посетителей Марика стояла напротив зеркала и очень внимательно изучала каждую деталь своей внешности. Конечно, ведь она должна быть идеальна, а вдруг где-нибудь на ее бархатной коже появиться аллергия, или не дай тебе бог синяки после ее бессонных ночей. Марика приглаживала волосы, похоже жалея, что под рукой не оказалось расчески, ведь она ехала не из дома. Оттуда, где они там...
Лишь бы не думать об этом, я отворачивалась к кассе, принималась делать вид, что что-то подсчитываю, проверяю, а взгляд сам так и норовил вернуться и снова упереться в ее прекрасное тело с отвратительной душой.
Марике надоело созерцать себя или она убедилась в том, что безупречна, и она принялась лениво и неторопливо убирать посуду со опустевшего столика.
За что я люблю ее? Она же страшный человек... Она же унижает меня, использует и причиняет боль.
Но я люблю ее... не за что-то, а вопреки. И ничего не смогу с этим поделать, это тяжкая ноша, бремя, которое я должна нести до конца. Конец? А кто говорит о конце, моя королева? И в тот самый момент, когда я думаю о конце как раз появляется тот самый прекрасный принц, который врывается в нашу с моей королевой жизнь, чтобы если не забрать ее на белом коне, то хотя бы как следует отыметь на белых простынях.
Мне стало плохо, я отвернулась и даже не слушала о чем они говорят, борясь с подступившим к горлу приступом тошноты.
Мне особого труда не стоило догадаться что он пришел именно к ней.
К моей Марике... Впрочем, когда это она стала моей? Моей она не была никогда, когда как я – ее. Целиком и полностью. Ее раба, подданная, подруга, как она говорит, хотя под этим словом кроется совсем другой куда менее лицеприятный смысл.
- Пробей двойной экспрессо, - сияющее лицо королевы появилось прямо передо мной, она повелительно кивнула на кассу и небрежно швырнула на край стола роскошный букет цветов, обдавший меня дурманящим ароматом далекой весны, и исчезла за дверью кухни. Пока ее не было я украдкой разглядывала того, кто посмел притронуться к моей королеве.
К моей? А не слишком ли много я позволяю себе?
Нет, нормально. Моя. Моя королева. И пора бы привыкнуть к этому, пора бы это доказать...
«Улыбаешься?! – зло думала я, наблюдая за чертовым принцем, - небось доволен, такая незабываемая ночка...» Я поморщилась, постучала пальцами по клавиатуре кассы, оформляя заказ, и все-таки не справилась с собой и снова посмотрела в ту сторону.
Да, конечно он как раз то, что нужно моей королеве. Как она сказала? Галантный и аристократичный? Пожалуй, это действительно так. Такие благородные черты лица, какие-то непривычные, выдающие в нем иностранца. Точеный профиль, когда он отвернулся к окну темными, как горький шоколад глазами разглядывая оживленную улицу. Красивые пальцы, отстукивающие какой-то ритм на гладкой поверхности стола, мне даже страшно и мерзко подумать что эти пальцы прикасались к ней... К моей Марике.
Как он посмел!? Ворваться в нашу жизнь, в ее жизнь... когда я даже взглядом коснуться порой ее не смею? Черт возьми...
Они идеальная пара, одинаково свершены и одинаково отвратительны. Только я лучше их обоих понимаю что ничего из этого не выйдет, он уедет куда-нибудь далеко, а Марика будет обхаживать нового принца, наслаждаясь безответственностью и мимолетностью отношений. Она даже не вспомнит об этом, как бы не уверяла меня, что это незабываемо...
Отвратительно, мерзко. Я сама и не заметила, как сжала руку так, что короткие ногти до крови впились в кожу.
Он не любит ее. Она не любит его. А я люблю ее больше жизни... Я не позволю ей, не позволю...
Передо мной снова появилась Марика, на этот раз с подносом, на котором стояла злосчастная чашка экспрессо, она заметила мой внимательный и напряженный взгляд, направленный в его сторону и насмешливо произнесла:
- Завидуешь, небось? – ее пухлые, чертовски соблазнительные губы расплылись в улыбке, и прежде чем я успела что-то возразить или ответить она решительной походкой направилась к столику.
- Вот, - сколько торжественности звучало в ее голосе, и, конечно же, услужливости. Как это глупо и смешно... негоже королеве так унижаться перед – всего лишь! – своим девяносто девятым или уже сотым любовником. И... главное, зачем? Вся эта фальш не нужна, когда ты понимаешь, как и все кругом, что всего лишь удовлетворила свои животные потребности. Я опустила взгляд, почувствовав новый приступ тошноты, уже второй за день, и отдаленно вслушивалась в их беседу, то, что могла разобрать.
Забавно, скажи я Марике, что меня тошнит, она бы обязательно выдала какую-то колкость. Например «Вот во что вылились твои бессонные ночи. Можно я буду крестной?». Да, именно так она и скажет, можно даже не проверять, ведь помимо всех своих бесчисленных достоинств она еще и чертовски предсказуема.
А если сказать ей правду, почему меня тошнит на самом деле?
Потому что я не могу смотреть, как ты валяешься в грязи, как последняя... ночная бабочка, я не посмела применить к ней более резкое слово. Почему растрачиваешь себя, ради минутных Читать далее...

Черт побери. Ну почему именно сейчас?.. Когда я снова встретил ее после стольких лет… когда только собрался напомнить ей обо всем, что было… Впрочем… я же не для того сорвался, приехал в этот мокрый унылый серый город, не для того… Только и поговорить этот мне с ней не дал. Ха, будто бы мы так разговаривали, хорошая такая деловая почти беседа, черт побери.
Закончился дождь. Или просто взял тайм-аут? Да какая разница, от дождя нет никакого толка, никакого удовольствия, если ты один промокаешь под его безжалостными ударами капель с высоты самого неба, если нет никого рядом, никого, с чьих губ можно было бы испить кристально чистой воды… Романтизм? Да нет, увольте, жажда. Эмоций, энергии, да и воды тоже. И жажда Ленор, как выяснилось несколько минут назад. Или попросту нахлынула волна воспоминаний. Ностальгия, если хотите, по прошлому, по молодости, по Берлину, быть может. Впрочем, это только места и только время, это не имеет значения, ничего, пожалуй, не имеет. Кроме жажды. Глупо? Вполне логично. Нет никакой разницы между человеком и зверем, хотя… человеком?..
- Что ты сказал?.. – тихо переспросил я, делая еще один шаг, так медленно, неспешно. Страшно? Оно и правильно. Бойся, используй всю силу своих эмоций, доставь мне такое удовольствие, раз своих появлением так некстати лишил меня другого, куда более приятного, чем даже страх в чужих глазах.
- З-здесь аварийная территория… Это для Вашей же безопасности… - бормотал он себе под нос, пятился назад. Боже, боже, сколько сразу обрушилось на меня этой приторной вежливости, приправленной испугом! Я достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, вытянул из нее одну и зажал между пальцев. Охранник пятился, пока наконец не прижался спиной к противоположной стене. Его бледные ладони нащупывали кирпичи, будто бы если нажать на один из них, по волшебству откроется потайная дверь, ведущая прямиком в рай. Забудь, мой друг, забудь. Это реальность. Серая и мрачная, и я боюсь, в ней нет места ни сказкам, ни радости. А рай… Кто знает, возьмут ли тебя туда? Тебя будут изучать под микроскопом, взвешивать, искать изъян… прежде, чем вынесут вердикт. Могу помочь. Ускорить. Ты же хочешь знать, попадешь ли в рай или же в ад. Впрочем, как раз ад мы устраиваем себе сами. Ну или в крайнем случае нам помогают в этом близкие и друзья. Я буду тебе другом. Хочешь?
Кажется, мой взгляд был слишком красноречив, и несчастный побледнел вконец, вжался в стену, рискуя продавить кирпичи внутрь, только он слишком слаб. Может, его еще пожалеть? Ха-ха-ха, как же это чертовски забавно. Мне даже не нужна его энергия. Мне нужна сатисфакция.
- Я не видел ее столько лет, знаешь… - протянул я, глядя ему в глаза. Он не мог отвести взгляд, по виску, по выступившей вене стекала вниз капля холодного пота, как банально! Его глаза с расширенными зрачками были почти стеклянными и в то же время красными, живыми, будто он сейчас заплачет. Если бы он знал, то начал бы вспоминать о жене, детях, о больной матери… Впрочем, если бы он знал, он бы вообще сюда не пришел. Или сделал бы вид, что ничего не видел. Как жаль, что люди не предвидят будущее. Как хорошо, что люди не видят его. Как и прошлого. Как и настоящего. Слепые. Как котята.
- О чем Вы говорите? Я н-не п-п-п-понимаю, - он растерянно мотал головой, а я думал о ней, черт побери. Ленор… Глупая девочка Ленор, ничуть не изменившаяся с тех пор, такая же, какой я помнил ее. Такая же, какой я знал ее. Только без мучительных воспоминаний, которые я не могу стереть из своей памяти, которые я не хочу забывать. Или все календари врут и не было этих лет, что мы… о чем я только думаю?! Это не более, чем страсть. Ничем необъяснимая, неутоленная и не утоляемая жажда. Инстинкты. Импульсы. Не более того.
- Не понимаешь? – по слогам повторил я, поднял руку с сигаретой до уровня его глаз и улыбнулся. – Я хотел побыть с ней еще немного. Или много. Но тебя это не касается. Я слишком давно не видел ее, я почти забыл, какое это искушение. Я думал, что забыл… Но стоит только прикоснуться… Тебе знакомо это? Нет, не отвечай, мне неинтересно. Мне важнее, что ты разлучил меня с ней. Так невежливо, бесцеремонно… Тебе должно быть стыдно… - заключил я, и сигарета послушно загорелась у него перед глазами. А я думал, что он уже был напуган. Но нет, его теперешний испуг в сравнении с прежним – просто ужас, дикий, животный, настоящий.
Ленор, Ленор… Ну почему же ты не даешь мне покоя? Глупо, чертовски глупо. На что я вообще купился? Почему же… ты? Необъяснимо. Ненормально. Нелепо. Но именно так. Потому что… именно ты. И я должен тебя предупредить… и… «Должен» против «хочу», вечный спор. Или же одно другому не мешает?
- Что…? Как это…? – у него путались мысли, и язык, ставший от страха ватным, непослушным, заплетался. А Вы слышали о случаях самовозгорания людей? Человек загорается без видимых причин, без видимого внешнего источника огня. Огонь обычно не распространяется дальше тела, и все окружающие предметы, даже легковоспламеняющиеся или расположенные в Читать далее...

Солнце проникало в номер осторожно, словно крадучись, отыскало щель между легкими занавесками на окне, из которого открывался весьма неплохой вид на город, и упало на паркет полоской света. Кажется, сегодня оно вовсе не собиралось вешаться, да и у меня самого-то настроение было куда лучше вчерашнего. Впрочем, оно улучшилось еще вечером. Все-таки это было неплохо. И было бы неплохо навестить свою новую знакомую. Я же все-таки джентльмен, разве нет? Впрочем, едва ли это качество верно сочетается с моей сущностью.
Прошло еще какое-то время прежде, чем я оделся и спустился в вестибюль, это было хорошее приключение, не так ли? Прага, красивая женщина, спокойное утро… Да, отличное тихое приключение. Но все заканчивается… Кроме, пожалуй, вечности, но кого это будет волновать? Я шел по улице, сунув руки в карманы, и на удивление беспечно оглядывал встречных людей, они были такими улыбчивыми и такими… чужими. Просто родных у меня и быть не может. Грустно, безнадежно, безысходно. Только… что мне? Я бродяга, скиталец! Не страшно. Переживу. Переживал. Лишь вечерами, глядя на теплый свет за окнами чужих домов… Где бы я ни был, сколько бы ни менял маршруты и адреса, везде есть эти проклятые дома с теплым светом, которые неизменно напоминают мне о том, чего у меня никогда не будет…
Да не важно все это! Такое спокойное тихое утро, а я со своими глупыми мыслями рискую его испортить. Кто я такой? Бродяга, да. И это чертовски приятно, я свободен. Насколько может быть свободен такой, как я. Впрочем, все относительно, и это тоже. Я свободен уходить, когда захочу, оставляя после себя… потоп, пожар или просто впечатление, как о безымянном герое, стороннем наблюдателе или же, куда чаще, как об отъявленном негодяе. Все относительно, и мнение людей тоже, обычно они и представить себе не могут, кто стоит перед ними, а даже если могут, то отказываются верить своим глазам. Сложнее всего верить в очевидное, поэтому, держу пари, если сказать правду кому-то из этих людей, просто так, без лишних предисловий, они просто рассмеются в лицо, а то и вовсе из доброты душевной сообщат в ближайший психоневрологический диспансер. Не лучше ли промолчать и уйти? Конечно же.
В городе, на этих узких улочках было на удивление тихо сейчас, можно было слышать собственные шаги, собственное дыхание или стук собственного сердца, если бы оно, конечно, было. Всего лишь метафора, но именно своего сердца я никогда не слышал, и даже когда мне доводилось посещать врачей – о, бедные врачи! – они подолгу не могли прощупать пульс. Смешно и нелепо, как и все в нашей жизни, не так ли? Но случается и приятные моменты, когда ты вполне всем доволен. Вот как сейчас, например.
Я насвистывал незатейливую мелодию – кажется, это был полузабытый гимн давно исчезнувшей страны – и едва не прошел мимо цветочного магазина. Порой можно позволить себе какие-то милые глупости. Может, в этом и не было особого смысла, но хотя бы один город я же должен покинуть с улыбкой.
С букетом я вошел в то самое кафе, где познакомился с этой умелой женщиной накануне, и тут же отыскал ее взглядом у одного из столиков – она убирала посуду – и протянул цветы. Ее коралловые губы растянулись в улыбке, а в глазах застыло кокетливое «это мне?» и немного удивленного «ну надо же», к ним добавилось томное «о, Данте…», когда я поцеловал ей руку. Идеалистическую картину портило лишь ощущение. Мне казалось, что кто-то наблюдает за нами, и я отчетливо чувствовал на себе этот полный ненависти взгляд, но даже не потрудился посмотреть, кому он принадлежит. Это, пожалуй, было не важно. Впрочем, мне все казалось чертовски не важным, не значительным, мелким в сравнении с вечностью. Сущие глупости – все эти человеческие чувства, и ненависть, как одно из самых сильных, если не самое, из них, тоже.
- Марика, ты не могла бы сделать мне двойной эспрессо? – попросил ее я после дежурных комплиментов, от которых женщины теряют голову, и она охотно согласилась, удалилась и оставила меня наедине с моими почти что радостными мыслями. Да будь что будет, как всегда. Милая Марика, ты была так хороша этой ночью. Спасибо, Прага, за этот радушный прием. Спасибо и прости.
- Вот, - объявила Марика, будто вручала мне орден Почетного Легиона или что-то в этом роде, а не чашку с обычным кофе, впрочем, от его аромата мое и без того неплохое настроение улучшалось еще больше. Хоть какой-то город, черт возьми, оставит о себе приятное впечатление. Сказочная и мрачная Прага. Или все места, где я появляюсь, кажутся мрачными? Да какая разница!
- Спасибо, - кивнул я. Марика ждала каких-то еще слов, только вот зачем? Для нее эта ночь тоже была не более, чем приключением, всего лишь. Все до отвращения честно. И она сама это понимает. – Я тебе позвоню как-нибудь? – спросил я зачем-то, если бы я звонил всем, кому говорил эти слова, я бы разорился на переговорах!
- Конечно, - улыбнулась она и отправилась обслуживать других клиентов, я еще какое-то время сидел вот так, потягивая кофе, и не думал ни о чем, а потом вернулся в номер отеля. Читать далее...

Господи! – я мучительно зажмурилась, словно от этого мой мучитель мог пропасть, просто взять и раствориться во влажном, пропитанном дождем воздухе. Но я знала, что ничего не произойдет, и эта детская привычка меня не спасет – кошмары не исчезают на рассвете. Просто приобретают новые формы. Поэтому глупо пытаться спрятаться от них внутри своей головы, своего сознания, которое так подставило меня, заставив попасть в эту ловушку.
«Хорошо, я потерплю. Но потом вы меня убьете» - подготовила новый вариант фразы я, но сказать мне ее не пришлось. Когда я открыла глаза, и уже было рот, чтобы озвучить это вслух, я увидела быстро идущего к нам человека под пестрым старым зонтом.
Маньяк отступил от меня на несколько шагов и отпустил мое запястье, я не готовая к такому чуть не осела на грязную землю, но от падения меня спасла стена.
- Эй вы! А ну убирайтесь отсюда, - пропустив приветствие начал охранник, а это был именно он, о чем было не сложно догадаться по его фирменной форме и нашивке на куртке «щит-м». Свободной рукой он почесал подбородок и остановился, ожидая, последуем ли мы его совету – приказанию ли? – или не понимаем с первого раза. – Здесь аварийная территория! – добавил он, словно оправдываясь, - а то собак спущу.
- Что? – насмешливо переспросил маньяк и даже забыл о моем существовании, сделав шаг на встречу охраннику, слова которого его скорее развеселили, чем испугали. Я воспользовалась этим, схватила с земли свою сумку и бросилась бежать так быстро, как могла.
Спасибо тебе, дорогая тетя. Если бы не украденная у тебя энергия, я бы быстро запыхалась, устала и не смогла бы так быстро преодолеть такое огромное расстояние. Я сама и не заметила, как оказалась во дворе того дома, где жила. Только у входа в подъезд я позволила себе остановиться, набрать в легкие воздуха и обернуться, проверить, не преследует ли меня кто.
Я была одна во дворе, если не считать, конечно, ветра одиноко поскрипывавшего старыми качелями.
Он не смог бы меня догнать, даже если бы захотел... Потому что я не человек, и в этом, возможно, мое преимущество... Но кто же я тогда, кто я?! Раньше я старалась не думать об этом, но сегодня мне вдруг захотелось открыть новые стороны того естества, которое я раньше пыталась уничтожить в себе. Чтобы защитить себя.
Он вернется, он еще вернется.
Я потянула тяжелую дверь подъезда, прислушалась, но ничего не выдало мне присутствия посторонних. Инстинкты, подсказывавшие об опасности еще задолго до ее появления тоже не остановили меня, пока я быстро бежала по высоким разбитым ступенькам.
Только на последнем пролете я наконец-то задумалась о том, что я скажу тете.
Вспомнив о ней, я сразу расхотела идти домой, опустилась на ступеньки и зажала мокрую растрепанную голову руками.
Там безопасно, по крайней мере, безопаснее, чем на улице.
Но там это мерзкое разбухшее от алкоголя существо с его вечными упреками и претензиями.
У меня пересохло во рту, а на глаза наворачивались предательские слезы, и я задумалась о том, как давно уже не плакала. Я запрещала себе плакать, я думала, что намного сильнее, чем я себе кажусь, а сейчас готова была сломаться как хрупкая травинка.
Я поднялась со ступенек и, опираясь на грязную стену подъезда плечом, добрела до узкого окна, в котором сохранилось всего одно не сломанное стекло. Я потянула на себя ручку и открыла, позволив отрезвляющему холоду с улицы слегка привести в порядок мысли.
Почему бы сейчас не встать на подоконник, не сделать один единственный шаг... Почему?
Меня словно ударило током, я даже стала ощущать мир намного ярче и острее, чем до этого, и я почувствовала в себе одно единственное желание, один единственный порыв. Я взобралась с ногами на подоконник и взглянула вниз на пять этажей полета, простилавшиеся под носками стареньких кедов.
Я уже приготовилась попрощаться с жизнью, со своим глупым существованием, получить долгожданное освобождение, когда ниже пролетом вдруг не хлопнула дверь, и не послышались голоса. Я чуть не вскрикнула от неожиданности, но вовремя успела спрыгнуть обратно в подъезд и быстро дойти до своей квартиры.
- Кого там принесло!? – послышался за дверью недовольный голос тети, и я подумала, что будь я ее собутыльниками она обрадовалась бы моему визиту куда больше.
- Это я... – совсем тихо ответила я, готовясь совершенно к любому приему, умоляя, лишь бы она только открыла дверь, и не отправила меня к черту.
В глаза, привыкшие к естественному освещению, ударил слабый свет лампочки в прихожей, а в ноздри – неприятные запахи, царившие в ее квартире. Она смотрела на меня недоуменно, кажется, собираясь, что-то спросить, но в ее голове царил полнейший хаос. Воспользовавшись этим замешательством я прошмыгнула внутрь квартиры, принялась торопливо трясущимися от холода и волнения пальцами расшнуровывать свои кеды.
- Может ты потрудишься мне объяснить!? – тетя была настроена вполне миролюбиво, хотя одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она просто измученна головной болью, а вовсе не совершает глупые Читать далее...

Похоже, кое-кто уже завтракал? Очень правильно с твоей стороны, Ленор, и, кажется, я даже знаю, кто стал твоим главным блюдом. Единственная родственница бедной несчастной девочки-сироты, родители которой по фатальной случайности погибли в автокатастрофе. А девочка выжила. Выжила и сейчас смотрит на меня так бесстрашно.
Какое-то время я тоже просто смотрел на нее, смотрел ей в ее чертовы голубые глаза, которые она по глупости прятала за стеклами круглых очков, и перемещал взгляд ниже, на губы, бледные и пересохшие, на тонкую шею. Ты выглядишь… несчастной, моя глупая девочка. Разве я не сделал тебе одолжение, когда нашел эту женщину?! Неблагодарная девочка… Могла бы поздороваться. Или, конечно же, броситься на меня с ножом или пистолетом, или любым предметом, попавшимся под руку. Только и можешь, что стоять у этой разрисованной бездарной молодежью стены и смотреть на меня, как жертва на маньяка! Впрочем… стена и твой взгляд… чертово дежа-вю.
Да еще и этот дождь, нет, уже настоящий ливень, жестокий и холодный. Отрезвляющий… или же, напротив, пьянящий… Сводящий с ума этой игрой в прятки: проклятые капли стекают так стремительно вниз по ее нежной коже, ниже, ниже, ниже. По волосам, по щекам, по шее – и скрываются под одеждой. Что? Неужели захотелось проследить весь путь одной из многих да и всех этих капель по ее телу? Ну что за мысли!
Чтобы отвлечься от них, я снова посмотрел ей в глаза, пытаясь найти хоть что-то в глубине этой чертовой лазури, на дне этого чертового моря в непогожий день… ненавижу этот цвет. Нет, смотреть ей в глаза еще хуже, чем на все остальное, невзрачное. Невзрачное, серое, как и этот глупый город… Вы с ним чертовски подходите друг другу, детка. Безликие… Тогда почему же мне так хочется сейчас… вспомнить прошлое? А ты ведь его совсем не помнишь, да? Ну, конечно. Еще бы ты помнила, я же хорошо постарался. Хотя… с другой стороны, разве такое забывается, а, детка?
- Вы не могли бы не медлить? Убейте меня сразу… – тихо-тихо, одними губами, а может, и вовсе одним только взглядом попросила Ленор, или я незаметно для себя научился читать мысли, и я схватил ее за мокрые запястья и прижал к стене, должно быть, это было больно, потому что слишком быстро и резко, и она, наверное, ударилась лопатками, да, наверное, было очень больно, и еще очень больно было, когда мои пальцы сомкнулись кольцом на ее тонких дистрофичных запястьях у нее над головой, лишая возможности убежать. Да, судя по всему, ей было больно. Как жаль, Боже…
…как жаль, что меня это совсем не волнует.
Второй рукой я взял ее за подбородок, заставляя на себя посмотреть. Ну что же ты, моя глупая ошибка, моя никчемная вина, моя маленькая девочка? Неужели ничто не кажется тебе знакомым? Неужели это все ничего тебе не напоминает? Конечно же нет, я же, черт побери, постарался тогда на славу. И как же мне теперь сказать тебе то, что я хотел? Как предостеречь, если ты ни черта не помнишь и даже не сможешь понять, о чем я говорю?..
- Не медлить? – запоздало переспросил я и решил, что она чертовски права. Да к тому же… Спящей красавице помогло, может, и ей?.. Остальные мысли, если и были, отошли на второй план, когда я коснулся губами ее холодных губ. Вздрогнула. Мне нравится этот вкус дождя. Всегда нравился. Впрочем, сам по себе он был бы бессмысленным, и только это чертово сочетание со вкусом твоих губ делает его особенным. Я отстранился, чтобы на нее посмотреть. Не сработало, нет, нет, удивительно, но Ленор вовсе не Спящая Красавица. А еще не Снежная Королева, не Дюймовочка, не Русалочка и даже не Белоснежка, она… просто Ленор, не больше, не меньше. Так скучно… Впрочем, едва ли!
Да не дрожи ты так! Этим ты делаешь только хуже, только напоминаешь мне о том, чего не помнишь сама. Глупости, конечно, но едва коснувшись этих вот прохладных губ, уже не можешь остановиться. Я с новой силой, со всей страстью впился в ее губы, притягивая ее хрупкое тело ладонью все ближе, ближе к себе. И вот уже пальцы на ее талии, под курткой, и можно прикасаться к ее коже и… Да какого черта?! Хрупкое тельце, ничем, в общем-то, не примечательное, кроме этой своей хрупкости и невзрачности, заставляет меня забывать о том, зачем я здесь, да и обо всем вообще. Полное безрассудство… нет, даже не так – полный кретинизм! Да, кретинизм, кретинизм – терять голову из-за Ленор. Каждый раз. И такое невежество потом пытаться вспомнить ее имя, как тогда, очень давно. Без сомнения, мало поцелуя, и невозможно довольствоваться такими вот мелочами, когда хочется куда большего. Глупые инстинкты. Я отвлекся от ее губ, чтобы опуститься немного ниже и обжечь шею горячим дыханием, и остудить ожог от страсти холодными каплями дождя, срывающимися с волос и тут же прячущимися за воротом ее одежды. С каких это пор какому-то дождю позволено больше, чем мне?!
- А кто сказал тебе, детка, что я хочу тебя убить?.. – спросил я шепотом. Пальцы оставили в покое ее талию и переместились на спину, поднимаясь все выше. Непростительно выше. Впрочем, разве я мог совершить что-то еще Читать далее...

Из безмятежного забытья сна меня вырвал назойливый и грубый стук в дверь. Я проснулась и еще некоторое время лежала с закрытыми глазами, слушая, как беснуется тетя в коридоре.
- Лена! – она была еще больше не в духе, похоже столкнувшись с последствиями выпитого вчера, - ты не забыла про школу, маленькая мразь!?
«Как грубо» - попыталась усмехнуться я, но вышло совсем не весело. Я села на кровати, торопливо одела очки и посмотрела на серое пасмурное небо за окном.
Ничего не изменилось за эту ночь в моей жизни, больше подходившей под словосочетание «бессмысленное существование», в этом сером небе, в этой черно-белой реальности. Дождь все также неторопливо накрапывал, оставляя хрустальные капли на запотевших стеклах.
Мне было немного страшно открывать дверь – я не знала, чего ждать от взбешенной и измученной головной болью и «сушняком» тети, поэтому я некоторое время просто не решалась выйти из своей комнаты. Я бы вообще с радостью осталась здесь и не выходила больше никогда, а лучше наоборот ушла бы из этой тесной квартиры с низкими потолками, не разбирая дороги, растворилась в пелене безостановочно идущего дождя.
Вы думаете, я никогда не думала о самоубийстве? Вы немного ошибаетесь, потому что однажды я просто устала от мыслей о нем, и о том, что я никогда не умру, сколько не глотай таблетки, сколько не выпускай крови из этого немощного, но такого удивительно жизнеспособного тела.
Я не могу этого объяснить, никто не может этого объяснить... просто смерть старательно обходит меня стороной, может быть остерегаясь. А может быть, желая еще больше поиздеваться, оставив в таком незавидном положении, как оставила тогда в живых, в ужасной аварии унесшей жизни моей семьи. Жаль, что моя тетя не ехала в том автомобиле. Ее обществу я с радостью предпочла бы сиротский приют. Или колонию для несовершеннолетних? – вторая попытка пошутить оказалась не менее провальной.
Я все-таки открыла дверь и все-таки вышла в коридор, по полу волоча за собой школьную сумку. Тетя уже поджидала меня, нетерпеливо кусая бесцветные губы. Вместо теплого приветствия или обычных слов «доброе утро» меня ожидала сильная и жгучая пощечина.
Я потерла обожженную ударом щеку и сняла очки, зная, что сейчас последует еще один удар. Она была до отвращения предсказуема, вцепившись мне в волосы и попытавшись разбить голову о стену с аляповатыми еще советскими обоями.
- Еще раз закроешь дверь, чертова сука, будешь жить на улице, - прошипела она, дополняя слова поразительной для женщины жестокостью. «Я бы с радостью» - подумала я, и, кажется, она прочитала это в моем взгляде. Что-то заставило ее остановиться, хотя это взбесило ее еще больше.
Она задрожала мелкой дрожью, и хотела попятиться от меня, но я схватила ее за руку, цепко сжав пальцы вокруг ее широкого запястья.
Мне не было больно ничуть. Мне было легко, словно я невесомое перышко. И с каждым мгновением мне становилось все лучше – по моему телу словно проходило электричество, оживляя и обновляя каждую клетку. Ей, в свою очередь становилось все хуже, ноги у нее подкашивались, в глазах темнело, и головная боль, мучившая ее с утра, стала просто нестерпимой.
Мне ничего не стоит убить ее... Но нет!
Я в ужасе отдернула руку и с отвращением посмотрела на свои пальцы казавшиеся такими чужими и мерзкими после того, что я только что сделала. Каждый раз я ненавидела себя за это все больше и больше, хотя понимала, что глупо противостоять своему естеству.
Она дышала часто и тяжело, и смотрела на меня так, будто перед ней сейчас стоял сам дьявол. Я готова была поклясться, что сейчас она хочет только одного, просто умоляет про себя, взывая к богу, о котором вспоминала крайне редко, или к дьяволу, это не имело значения.
Сгинь, - кажется, это прошептали ее губы, которые слушались ее плохо. Конечно, все тело сейчас было скованно каким-то холодным оцепенением. Я же, напротив чувствовала себя на удивление хорошо, словно меня еще несколько минут назад не лупили исступленно головой о стену.
Мы смотрели друг другу в глаза с одинаковой ненавистью, только к ее ненависти примешался еще и ужасающих размеров страх, заставлявший ее ненавидеть меня еще сильнее.
В следующий раз я точно ее убью, - подумала я и быстро стала натягивать носки и до сих пор не высохшие кеды, чувствуя спиной ее обжигающий взгляд.
Я вылетела из прихожей так, словно за мной гналась стая голодных диких собак, чуть не упала с лестницы в подъезде, перелетев через пару ступенек, и вздохнула облегченно только на улице, под тихо накрапывающим дождем.
Я ненавижу ее, я так ненавижу ее, черт побери... Но я не хочу становиться чудовищем, не хочу! – я рукавом вытерла предательские слезы, водрузила очки на место и торопливо пошла по улице.
Все было бы так просто... выпить ее до капли, и никому бы не пришло в голову, обвинять меня в случайной смерти этой алкоголички, я стала бы свободна... но... Не ценой человеческой жизни, даже такой. Я вообще запрещала себе «пить» людей! Я...
Мне совсем не хотелось идти в школу – к горлу подступил Читать далее...

- Это же Зверь… Тише, тише… - зашептались, зашушукались и замолчали. Родные мои уголовнички, страшно, да? А не было страшно убивать женщин и детей? Или кого там кто из вас убивал? Ну не бойтесь, уголовнички, если кому-то повезет, то в личном деле так и напишут: «От полученных ранений скончался, не приходя в сознание». Это лучший исход, только вот не друг другу решать, когда наступит этот счастливый день для каждого из вас, решать мне. Исключительное такое право.
Этот мой подопечный, судя по всему, не ожидал такого приема, да уж, не по-королевски с ним обошлись. Впрочем, чего он ждал? С таким острым языком, который почему-то не укоротили еще за все его 20 или сколько там ему лет. И с такой, черт бы побрал ее, внешностью. Ваше Высочество, а Вам не говорили, что кровь Вам чертовски к лицу? Пожалуй, стоит бить его чаще… Впрочем, о чем это я? У меня и без того целая очередь напрашивающихся! Я окинул взглядом всех этих уголовников, притихли, черти, мне теперь даже придраться не к кому. Эээй! Заточки на пол, вы окружены! Смешно было бы сказать такое в тюрьме. Но я все-таки не юморист, а надзиратель. И поэтому… Что это?! Шорох?! Дыхание?! Да кто тут посмел в моем присутствии еще и дышать?!
Таааак… Что-то в этой чертовой моей замечательной и любимой тюрьме совсем подзабыли о правилах, черти! Ну ничего, я напомню. Еще один удар по почкам с ноги – как раз в напоминание оборзевшему господину под номером 8477545. Хм… А это ведь идея!
- Кто следующий? – громко спросил я, невзначай поставив ногу ему на спину, и огляделся по сторонам. – Разыгрывается лот №8. «Пинок под зад начищенным до блеска ботинком», - от ударов по этому туловищу, что служит мне теперь, корчась от боли, подставкой для ног, ботинки и впрямь выглядят чистыми, почти как новые. Отличный денек, сэкономлю на гуталине. – Начальная цена… Косой взгляд, ай-ай-ай, господин заключенный, Вам должно быть стыдно, - я оставил в покое этого и схватил за шкирку другого, он тоже сидел с Его Высочеством за одним столом, так что, думаю, есть за что. – Косой взгляд раз, косой взгляд два, косой взгляд три. Продано господину под номером 9358865, - и покупатель получает свой лот в полной мере. У меня все по-честному, как в лотерее. – Мне торги продолжать?! – спросил я, все затихли, сволочи, и Его Высочество тоже помолчал. Может, еще помочь тебе подняться, Принцесса? Подать руку, потом платочком вытереть кровь с прекрасного лица? Прости, приятель, как-нибудь в другой жизни. – А теперь, детки, слушаем сюда внимательно! – и все-таки подать руку и помочь подняться, да, конечно. Я схватил Принца за шкирку, заставляя подняться, и кашлянул для важности, потом торжественно продолжил. – Это мой зэк! – и любой, кто прикоснется к нему, будет иметь дело со мной, ха-ха. Отлично, я не надзиратель, я телохранитель Его Высочества! Нет, это слишком, вроде бы я даже не пил вчера, а в голове такой бред! Боже, Боже, что же на свете-то делается. Ха. - И бить его можно только с моего разрешения. Да и то по праздникам, - добавил я на всякий случай. Нет, ну правда, беспредел какой-то… Обидно даже. Это мой зэк, черт побери, и не хрен никому больше его мучить. Мне что ему на лоб клеймо поставить?! С надписью «личная собственность Гордона»?! – Что застыли, поросята? Ну-ка быстро продолжаем кушать сладкую кашку, а не то дядя-надзиратель по углам поставит, - да, и тогда мало не покажется. Эй, дядя Пит, зачем ты отобрал у меня плетку и шокер? Было так весело, так весело. – Сидеть! – рявкнул я, сели, молодцы. - Кто сейчас же не продолжит трапезу, я не виноват, - сказал я, дернул Принца к себе за руку, бедняга, едва не упал. Ай-ай, разве можно быть таким неосторожным. – Пойдем, - приказал я ему и оглянулся на одного из зэков. – Эй, лысый! Я слежу за тобой, - я жестом дал ему это понять, и еще дал понять, недвусмысленно, что с ним будет, если он еще раз позволит себе что-то лишнее.
- Разве мне не положено… - смотрите-ка, кто заговорил! Смотрите-ка, кто опять нарывается на неприятности. Ну что за человек, а? Мне, право, даже боязно оставлять его наедине – в столовой или, того хуже, в душевой – с этими грубыми неотесанными мужланами, ха-ха. Ну что, собственность Гордона, может, скажешь мне спасибо или, еще уместнее, бросишься мне на шею с криками: «О, мой герой!»?! Нет, молчишь, и опять я веду с тобой бессмысленные мысленные диалоги. Эй, врача мне, врача, но, к несчастью, по страховке мне отчего-то не положен психиатр. Мы шли с Принцем по коридору. Он вышагивал важно, а я плелся следом, и я начал уже сомневаться, что это я его веду, а не он меня.
- Слушай, Принцесса, что и когда тебе положено, решаю здесь я, - заверил его я и любезно открывал перед ним все эти скрипучие решетчатые двери, пока наконец мы не оказались перед воротами.
- Вы надзиратель или начальник тюрьмы, дорогуша? – язвительно спросил Принц. Что? Думал, я шуток не понимаю и сразу бью в лоб? Следовало бы оправдать твои ожидания.
- Зови меня хозяин, не ошибешься, - ответил ему вместо этого я, хмыкнув. На Острове в это утро была на Читать далее...

Бесконечная серая лента шоссе маячила перед глазами, это действовало на нервы и заставляло трижды проклясть свое решение приехать сюда, вернуться после стольких лет… А сколько прошло лет с тех пор? Десять, двадцать, тридцать… Я не знаю, мне не интересно, если быть честным. Приехал и приехал, что с того? Это мой долг. Перед самим собой. Небольшое жертвоприношение на алтарь оставшейся совести. Устаревшее безбожно чувство, устаревшее еще на заре человечества… Глупо даже думать об этом, но, черт побери, я виноват, чертовски виноват, и мою вину едва ли можно искупить. Искупление? Разве я хочу искупления? Да черт знает вообще чего я хочу! По правую сторону дороги располагалось кладбище, довольно старое, над ним кружили вороны, клевали ягоды вишни, опустившейся до самых плит… На покосившийся потрескавшийся крест из светлого гранита капали красные капли… Вишня напоминает кровь.
Я сжимал руль своей вишневой БМВ одной рукой, в другой держал незажженную сигарету. Свинцовое небо нависло над дорогой, предвещало беду или что-то вроде. Если бы я верил в приметы. Если бы я чего-то боялся. Я пронесся мимо, из-под колеса – брызги воды. Оставлять после себя потом – очень в моем стиле, не так ли? Я и сам не заметил, как начал над собой смеяться, но неожиданное препятствие на пути заставило меня остановиться и остановить машину заодно. Полосатый жезл, нехитрые жесты. И повезло же мне в этот чертов день нарваться на мента! Впрочем… Это, я думаю, к лучшему, я сейчас слишком слаб, чтобы сделать то, за чем приехал, вот так, сразу.
- Нарушаете? – заулыбался во весь рот румяный юнец, поправил фуражку и наклонился, чтобы заглянуть через окно, которое я нехотя опустил, в салон. Пожалуй, то, что нужно. Молод, полон сил, даже хорош собой. Находка, черт побери. Я поднял на него снисходительный взгляд, и он тут же вытянулся в струнку. – Младший лейтенант Коротков, Ваши документы, - старательно выговорил он. Видимо, совсем недавно на посту. Ни тебе колоритного брюха, ни тебе отвратительных манер. Успеет еще. Впрочем… нет, не успеет. Я улыбнулся и протянул ему водительское удостоверение. Ну что же, Коротков, я ждал тебя целых 800 километров пути. – Иван Сергеевич, значит… - ага. Конечно. На самом деле, Иоганн Зигхард Краузе. Очень приятно. – Нарушаем. Скоростной режим в два раза. Двойная сплошная. Таааак… - протянул он, я барабанил пальцами по кожаной обивке руля. – Выйдите из машины, откройте багажник.
- Слушаюсь и повинуюсь, - широко улыбнулся я, вышел из машины на сырую улицу – здесь, кажется, всегда идет дождь, как и прежде, как и в тот день – и остановился у дверцы. К чему терять время? Я смотрел на него слишком долго, и он молчал, не мог возразить или хотя бы подать голос, когда мои пальцы сомкнулись на артериях на его хрупкой шее. По побледневшему лицу, опережая дождь, скатилась капля холодного пота, и я закрыл глаза. В другой руке между указательным и средним пальцами по-прежнему незажженная сигарета, немного влажная от проклятого сырого воздуха. Я почувствовал это движение на уровне мельчайших частиц, на уровне кварков, если угодно, я чувствовал, как его энергия, такая живая и настоящая, покидала его тело, и теперь уже мои клетки наполнялись ею. Понемногу, неспешно, растягивая удовольствие… Да, именно удовольствие, по крупицам, по каплям забирать, вбирать в себя чужую энергию, чувствовать, как она проникает в твое тело, чувствовать этот невероятный заряд, так похожий на электрический ток, как разряд молнии или…
За своими рассуждениями я чуть было не поглотил его до конца, но сумел вовремя опомниться и заставил себя разжать пальцы и отпустить. Его тело, ставшее безмерно тяжелым, покачнулось и повалилось на меня, я чертыхнулся, придержав его руками, и опустил его на асфальт, все-таки оттащив от дороги на обочину. Пожалел?! Ха! Нет, едва ли. Это не более, чем корм. Я отпихнул носком итальянских туфель его руку, так некстати упавшую прямо на проезжую часть – не хватало еще испачкать колеса чьей-то кровью, мясом и кожей! – и вернулся к машине. В конце концов, этот еще может восстановить хотя бы часть своей энергии. Он же так молод, что ему стоит. И тогда, быть может, пригодится еще кому-то, быть может, даже мне, кто знает. Я улыбнулся сам себе и снова сел за руль. Спасибо, дорогая моя дорожная инспекция! Как вы там говорите обычно? Счастливого пути? Ха, до чего же забавно все здесь. Глупая дорога к глупому городу. Глупая цель, глупое чувство долга. Да все какое-то чертовски глупое. И это серое небо в первую очередь.
Я сел в машину и бросил взгляд на сигарету, ее конец послушно – да это просто детские фокусы, но так удобно - загорелся, я наконец закурил и продолжил свой путь. Город мало изменился с тех пор, кажется, это было какое-то сонное царство, и какая-нибудь там спящая красавица укололась о веретено, и вся страна погрузилась в сон… Так и здесь. Ничего не изменилось. Разве что больше машин и меньше прохожих. Прогресс? Да в этом забытом Богом месте даже само это слово звучит смешно! Я не помнил адреса, да и все эти серые Читать далее...

Я проснулся, но не спешил открывать глаза. Спалось на удивление сладко, и хотелось еще немного поваляться, обнимая подушки, прижимая к себе и то сбрасывая одеяло, то укрываясь им с головой. Я нежился в кровати, и она казалась куда мягче, чем та, костяная, на которой я засыпал обычно, и я подумал, что это продолжение сна. Ну ничего, все вроде обошлось, и Хозяин, кажется, простил меня… Впрочем! За что это? Я просто хотел, как лучше! Как всем лучше… Конечно, глупо было привлекать к этому грешников разных эпох, но не идти же в одиночку. Да и потом… Маленький шанс на большую победу у меня все равно был, о-о-очень маленький. Но тем не менее, я молодец, вот что, потому что лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Так говорил один смельчак, когда мы жарили его на сковородке, забавный малый. Это же надо философствовать и одновременно стонать от боли! Я крепче обнял подушку, которая тоже казалось мягкой и приятной, совсем не похожей на мою, и подумал о Хозяине. Он все-таки довольно добрый для Дьявола, раз не стал меня наказывать. Мог бы, к примеру, подвесить над бездной за внутренности и заставить висеть так полвечности или, быть может, сунуть в один из котлов и варить… суп. Соль, перец добавить по вкусу. Но этого он не сделал, и это, пожалуй, лучший показатель того, что я был немного не прав. Ну, погорячился, с кем не бывает. Моя подушка отчего-то пахла не серой и кровью, а чем-то, вроде жасмина. Такой полузабытый запах. К нам в Ад попала как-то раз блудница, от которой в первое время чертовски пахло жасмином. Потом правда этот запах сменился запахом разложения и гнили, но я его запомнил очень хорошо. Я сладко зевнул, потянулся и открыл глаза.
О… мой… Дьявол…
Что за хрень?! Эээй! Кто-нибудь мне объяснит, что тут происходит?! Это место вовсе не было похоже на мой родной Ад! Это была какая-то комната. Совершенно чужая и дико изящная. Беее. Какие-то дурацкие белые занавески на окне, какой-то дурацкий шкаф из темного дерева и комод к нему в придачу, какое-то совершенно уж дурацкое у стены большое напольное зеркало! И еще что-то дурацкое. Да что говорить, в этой комнате все дурацкое! А я лежу на кровати с деревянной резной спинкой, на подушке с наволочкой в кружевах и на шелковых алых простынях, черт бы их побрал. Хозяин, это шутка, да?! Вы насылаете на меня кошмары? Я ущипнул себя на всякий случай, вскрикнул и понял, что вовсе не сплю. Себя…
Себя?!?!?! Какого черта?! Что с этими руками? Я смотрю на них и не узнаю. Они какие-то… чужие! И где мои когти? Вместо этого какие-то ногти, хоть и тоже длинные, но все равно дурацкие! Не к добру это. Я вскочил с кровати и бросился к зеркалу…
О… мой… Дьявол…
Из зеркала на меня смотрел… смотрело… смотрела, черт побери, девушка. Я внимательно оглядывал ее с ног до головы, и мне становилось страшно. Очень-очень страшно. С одной стороны… она была похожа на меня самого, те же недлинные темные волосы, те же темные глаза… но с другой стороны! С другой стороны, все совсем другое! Черт… Это, наверное, не зеркало вовсе, а просто рама, и эта девушка, которая на меня оттуда смотрит, просто стоит за порогом, да, это не зеркало, это дверной проем, не иначе. Я сглотнул – и девушка за порогом сделала тоже самое, еще дразнится, чертовка! – и потянулся пальцами к ней – она сделала тоже самое!... и пальцы прикоснулись к холодной глади. Черт, черт, черт. Бог, Бог, Бог.
Я сделал глубокий вдох и опустил взгляд. Таааак… Дурацкие длинные ноги, стройные и гладкие. Дурацкое все! На остальное я и смотреть не хочу. Хозяин, ну что за ужасный розыгрыш?! Сделать ремонт в моей пещере, переодеть меня, причесать и накрасить! Это вовсе не смешно! Я потянулся к голове – где мои рога?! Я набрал в легкие еще больше воздуха и заглянул под ночную сорочку.
- Не-е-е-е-ет… - протянул-простонал я. Нет. Нет. Нет. Этого я не вынесу, я в это не верю, это бред какой-то, нет! Я посмотрел еще раз и снова завопил, потом спохватился и вконец побледнел. – Где… Где мой… ГДЕ МОЙ ХВОСТ?!?!?!
Не знаю, сколько я еще сидел на полу, схватившись за эту бесполезную женскую голову, но очень скоро ко мне пришло знакомое чувство. Голод. Я прошелся по дурацкой, никчемной, ненавистной, ни разу не пахнущей серой и мертвечиной квартире, заглянул во все шкафы и на все полки, и в этот странный шкаф, где было очень холодно тоже, но ничего не нашел. Вернулся в дурацкую спальню и глянул в дурацкое окно, надеясь хотя бы там увидеть что-то знакомое. Бога с два!
Дурацкая, хотя и весьма красивая улочка, аккуратная, чистая. Дурацкое голубое небо. И совсем уж дурацкое солнце! Бее… А где тела, развешенные над пропастью как на бельевой веревке?! Где котлы, в которых так и стонут грешники?! Где блудницы? Я пригляделся и с облегчением вздохнул: ну слава черту, хоть блудницы здесь есть. Мимо как раз прошагали две в коротких платьях… Ммм… Я бы их…
Нет! Сначала нужно найти, что поесть. Только… Не в таком же виде! Я приличный демон, да. Я заглянул в шкаф в поисках кожаных штанов или чего-то из шкуры какого-нибудь зверя и… черт побери, Читать далее...

Когда я вышла на улицу, на черном бархате неба не осталось уже и тени последних лучей солнца. Уютно горели огоньки домов и маленьких лавочек, фонари. Улицы стали безлюдными и игрушечными, по ним бродили только слегка рассеянные туристы, не знакомые с местными порядками, и не понимавшие, почему в такой ранний час город уже погрузился в сонное оцепенение.
Я никуда не торопилась, и порядки меня совсем не волновали – мои мысли были заняты совсем другими вещами, медленно брела по улице даже не домой, просто, куда глаза глядят.
Мой сказочный волшебный город... Моя чудесная Прага, которую я всю прошла пешком, и все равно все время находила какие-то новые незнакомые места и неведомые тропы, словно оказываясь здесь в первый раз. Единственное, в чем мне повезло – родиться и вырасти здесь, провести большую часть своей никудышной жизни... И умереть? Чтобы спрятаться от этих мыслей и желаний я быстро развернулась и пошла в сторону, противоположную Карлову мосту и набережным, где слишком велико было искушение броситься в холодные неприветливые воды Влтавы. Если сейчас моя бесполезная жизнь проходит тихо и незаметно, то так я доставлю много неудобств тем, кому придется вылавливать оттуда мой труп, опознавать и искать каких-нибудь родственников, полиции, которой придется проверять, не убийство ли это... Убийство, мне кажется так. Но никто об этом не узнает, и даже не потому, что я не покончу с собой.
Кто обвинит Марику в моей смерти?
Да и мне глупо обвинять ее в этом... Как я наивна, глупая идиотка! Так я дошла до пражского града, остановилась у высоких каменных перил под светом фонаря, спрятав лицо в ладони. Здесь было очень холодно, достаточно холодно, чтобы замерзнуть до смерти... И я опять думаю о смерти, черт возьми!
Я с трудом отняла руки от лица, посмотрела на город, на его уютные огоньки... Как же красиво... как невероятно красиво, не сравнимо ни с чем... Или только с ее глазами? С ее насмешливой улыбкой коралловых губ!?
Она даже не попрощалась со мной, не слова не сказала, быстро собралась, набросила пальто и выскользнула на прохладный вечерний воздух, пахнущий свежестью. Заигрывала с каким-то посетителем утром, не к нему ли она так торопилась?!
И где она сейчас... моя прекрасная королева, моя богиня. Где она сейчас? Задумывается ли она хоть немного обо мне, или ей настолько хорошо в чьих-то объятьях... да какие, черт возьми, могут быть вообще мысли о ее презренной подданной?
Долгая бесконечная ночь... Я бродила по узким средневековым улочкам, я смотрела в чужие окна с горечью и завистью, и мне так хотелось не дожить до утра, хотя я и старалась быстрее проходить мосты, не смотреть в воду... И почему, почему только я дожила до утра?
Самой первой пришла на работу, еще незадолго до открытия, еще до прихода моей королевы. Возможно, сегодня она немного опоздает, кто знает, как далеко живет ее очередной поклонник. Ну почему, почему мне не рассчитывать на такую низость...
Только потому, что я, черт побери, люблю ее.
Только потому, что она моя королева, и даже одно только право коснуться ее руки я должна заслужить...
Я отчаянно пыталась сосредоточиться на работе, но не руки не голова меня не слушались, окончательно эти бесполезные попытки были разрушены ее появлением. Я старалась не смотреть на нее, но все-таки посмотрела.
- Доброе утро, Ангела, - она улыбалась только мне и направлялась только ко мне, и я чувствовала, что ничего хорошего это не сулит. Пока я снимала вчерашние показания с кассы, она раздевалась и приводила себя в порядок напротив небольшого зеркала.
- О, это было потрясающе, - довольно улыбаясь проговорила она тряхнув копной своих бархатных сияющих здоровьем смоляных волос, посмотрела на меня через отражение в зеркале, - ты не представляешь себе...
- И представлять не хочу, - мрачно оборвала ее я, сделала независимый вид и принялась протирать и без того чистые столики.
- Эй! – возмутилась Марика и схватила меня за руку, заставив остановиться на месте и посмотреть в ее потрясающие небесного цвета глаза, - что-то случилось? – в ее голосе звучало так хорошо сыгранное недоумение, что я почти в него поверила.
- Думаешь, мне интересно слушать подробности того, как кто-то тебя оттрахал? – сухо и почти без эмоций процедила я, осторожно высвобождая свою руку из ее изящных пальцев, и принялась с прежним упорством продолжать свое бессмысленное занятие.
- Ревнуешь? – бросила она, заставив меня вздрогнуть, - или завидуешь? – к счастью, она остановилась на втором варианте отложив хоть еще на некоторое время момент моего разоблачения, - конечно... – она закатила глаза, и сложила руки на груди, - я порой забываю о твоем, уязвленном самолюбии... и бесконечных комплексах, прости, Ангела, - последнее было сказано так язвительно, что мне захотелось запустить тряпку, которой я протирала столы ей в лицо, но я сдержалась, а она тем временем продолжала, - жаль... я думала мы подруги... – на что это она намекает?! – и с тобой можно всем поделиться, ты все поймешь...
Нет, нет! Моя королева, простите Читать далее...

Маша вжалась спиной в холодное стекло козырька остановки и позволила себе ненадолго закрыть глаза.
Темнота подступала со всех сторон, сжимая ее в плотное кольцо – и снаружи и внутри, и девочка, чувствуя сейчас себя особенно маленькой, почувствовала то, чего не чувствовала никогда – детский и необъяснимый страх перед ней. Ей захотелось бросить все и побежать обратно, к первому подошедшему автобусу, чтобы он увез ее пусть не домой, а куда-то, где тепло и светло, и где совсем не страшно...
Какой-то шорох... Может быть это Вера? Маша недоверчиво открыла глаза, сильнее сжала пальцами ручку своей спортивной сумки и внимательно огляделась по сторонам – никого, и ночная дорога тоже была пуста, не одного автомобиля или автобуса, на появление которого она в тайне надеялась. Тусклый свет фонаря отбрасывал на асфальт рядом с остановкой причудливые тени, казавшиеся живыми существами, которые ползали по асфальту, шевелились, перетекали как ртуть.
Где же ты? Где? – мысленно позвала подругу Маша, чувствуя, что пальцы стали мокрыми от страха. Страх... Неужели ей настолько страшно? Она же была здесь столько раз, она приезжала сюда тысячи раз, и вечером... Почему сейчас ей кажется, что она пожаловала прямиком в гостеприимные ворота ада... или незаметно переступила зыбкую границу мира мертвых?
- Машка? – она чуть не подпрыгнула, когда долгожданная подруга наконец-то появилась как-то совсем неслышно и окликнула ее, вырвав из этого оцепенения. Маша медленно подняла отяжелевшую голову и посмотрела на Веру – в зыбком свете фонаря она казалась особенно красивой, только сейчас, когда Машино воспаленное сознание по-другому принимало все вещи, в ее чертах чудилось что-то страшное и демоническое.
- Прости... ты замерзла да? – виновато начала Вера, протянула руку Маше, помогла встать, заметила, что девочку немного трясет, но списала это на холод.
- Ничего, - проговорила Маша, как могла спокойно, но у нее очень плохо получилось замаскировать страх в своем голосе, и она решила лучше напрямую спросить о том, что ее беспокоило, - а этот твой маньяк... он сейчас где-то рядом, да?
- Наверное, - на удивление спокойно ответила Вера. Маша тревожно осмотрелась по сторонам, пока они шли до того самого страшного места, о котором подруга рассказывала ей по телефону. Как раз здесь иллюзорное спокойствие Веры дало брешь – точеные черты ее красивого лица исказила гримаса ужаса, она ускорила шаг и плотнее вцепилась в руку Маши, так они прошли под подворотни, и вдруг Вера резко остановилась и заставила Машу остановиться тоже.
- Слышишь? – пробормотала она, прижавшись к Маше так, что ее дыхание касалось уха девочки, - шаги... он здесь... боже, боже!
Маша старательно прислушалась, но ничего не услышала, хотя колени уже сковал предательский холод, мешавший двигаться... Шаги, шаги, она уверенна, что слышит их.
- Не оборачивайся, - прошептала Вера, кусая губы, - только не оборачивайся...
- Бежим... бежим! – в каком-то отчаянном порыве Маше удалось пересилить страх, сковавший конечности, заставить тело повиноваться, схватить подругу за руку и бросить бежать к входу во двор, в спасительную полоску света фонаря. Она слышала, как их шаги гулким эхом отдаются в тишине, как стучит сердце и еще где-то в висках. Она никогда в жизни так не бегала, впрочем, ей никогда в жизни не было так страшно.
Только захлопнув за собой дверь квартиры, Маша почувствовала себя более-менее спокойно, защищено.
Она ошибалась...

Солнце повесилось.
Нет, правда. Именно так казалось, когда оно поднималось все выше над шпилями соборов и башен, и я, щурясь, пытался отыскать взглядом ниточки, но нет, желтый пылающий диск висел над городом сам по себе, и это было банально. Сколько восходов и закатов осталось позади. И сколько слов… Как там говорили люди? «До последнего вдоха…». Жаль, как жаль, что этот последний вдох – предсмертный стон – я слышал всякий раз так быстро, так скоро… Ни к чему нельзя привязываться, ни к чему нельзя привыкать… Уж лучше годами скитаться по городам и странам, чем терять. Снова… Но лучше ли вовсе не иметь, страшась потери? Нет, едва ли. Всего лишь понять раз и навсегда, что все временно – и страсть, и нежность, и дружба, и сама человеческая жизнь… Вечным может быть только страдание. И этот город, пожалуй.
О, вечные улицы Праги, сколько мудрости они хранят, сколько повидали они маленьких людских трагедий… Есть города, в которых побывав однажды, уже никогда не можешь забыть их, есть города, которые навсегда остаются в твоем сердце, даже если оно обратилось в камень, Прага была именно таким городом. Впрочем, есть и другие, названий которых не запоминаешь, которые ничем не отличаются друг от друга, безликие и серые, их образы стираются из памяти, и все, что остается, только пустота. Пустота всегда остается, мне ли не знать. Пустота, которую потом ничем не заполнить. Еще утро, и во многих домах, там за тонкими стеклами горит свет. Завидую? Возможно. У меня слишком много лет уже нет дома, и это слово я начинаю забывать. Как и многие другие слова, потерявшие смысл, слова, которые я сам этими вот руками лишил смысла… Впрочем, это уже не важно. Да ничто не важно, кроме равнодушного неба и солнца, которое, не выдержав всех этих чертовых маленьких трагедий, повисло на нем… И кажется…мертвым? Нет, все дело в моей точке зрения. Мне все видится мертвым.
Я смотрю на свет за окнами чужих домов. Он теплый, уютный, домашний… И понимаю, что никогда у меня не будет всего этого… Простые радости – запретный плод. Без дома, без семьи, без родных и близких… Я обречен, и мне не одержать победу… над собой. Это немного грустно. Нет, это чертовски грустно и нагоняет на меня тоску, она, как эта осень, как этот октябрь, горящий желтыми огнями сухих листьев, возвещающий о том, что все ведет к упадку. Это декаданс самой природы, это декаданс этого мира. Только… Здесь он выглядит особенно красиво… Будто бы декаданс разлит по бокалам пражского гротеска, декаданс с легким привкусом небытия…
Прощальное золото осени, выставленное напоказ… и Прага, сердце Европы… Такое же каменное, как и то, что бьется в моей груди, рискуя раздробить клетку из ребер, в которую заперто… Только в том нет толку, оно все равно останется запертым, все равно останется камнем…
…потому что там нет места для кого-либо. Ни для кого. Для никого. Какая забавная игра слов, и я, без сомнения, посмеялся бы над этим. Если бы это был не я, а кто-то другой…
Не время для меланхолии. Я уверенно шагал по узким улочкам, мощенным брусчаткой, курил дорогие сигареты, глядя по сторонам, изучая с наслаждением эту потрясающую архитектуру, пока не заметил привлекательную вывеску и не почувствовал пьянящий и в то же время чертовски бодрящий запах кофе. Я не мог пройти мимо, потушил сигарету, чтобы не перебивать никотином запах кофе, нет, не то, что бы мне хотелось выпить немного арабики или эспрессо, мне хотелось… чего-то нового, и я надеялся найти в этом довольно уютном маленьком кафе что-то, что могло бы разнообразить мое пребывание здесь. Я занял место за одним из столиков, и ко мне тут же подошла одна из официанток. Будто ждали.
- Что пожелаете? – сперва я оценил ее приятный, нежный голос, сладкий, такой, что невольно поднимешь взгляд, чтобы оглядеть его обладательницу, и, без сомнения, было на что посмотреть. Да, она была красива. Даже весьма. Стройная и женственная, длинноногая… И ее одежда как нельзя лучше подчеркивает все достоинства, о которых она определенно знает и которыми пользуется. Ее голубые глаза полуприкрыты. Ну что за кокетство? Ее длинные черные волосы касаются моего плеча, когда она наклоняется ко мне немного ближе. Непозволительно ближе, и, наверное, я нашел, что искал. По крайней мере, на этот вечер. И, как я могу предположить по ее застывшим в полуулыбке пухлым губам кораллового цвета, ночь тоже.
- Я боюсь, что мое желание покажется Вам слишком нескромным… - улыбнулся я ей. – Поэтому я ограничусь чашкой кофе. Для Вас.
- Для меня? – она заметно удивилась и тут же улыбнулась, ну что ж… рыбка заглотила наживку. Я кивнул и бросил на нее такой многозначительный взгляд, что она тут же направилась к своей напарнице – на нее я особого внимания не обращал, к тому же ни к чему отвлекаться от заданной цели – и вернулась ко мне с двумя чашками ароматной арабики. Уже через несколько минут я рассказывал ей, что работаю журналистом, потому и скитаюсь из города в город, говорил, что Прага – очень красивый город, но ни одна ее достопримечательность не сравнится с ее Читать далее...

 

Никакой фантастики, детка, помнишь?

 

Глава 1

 

Я никогда ничего не делала продумано.

Это такой девиз по жизни. Никаких правил. Никаких рамок. Творческий беспорядок на столе. Или не творческий? И ещё больший беспорядок в голове. Ах да, о чём это я?

Меня зовут..

 

-Хлоя, малышка, пора вставать!!

 

Отлично. Вечно они вмешиваются в мою жизнь. Даже сейчас. Хм, малышка. Смешно звучит, правда? Особенно, когда тебе 19.

 

-Да, мам, спасибо!

 

Я давно встаю сама. Ну, не сама, конечно. С будильником. Но мама каждое утро кричит мне снизу Доброе утро. Я думаю, что она пытается создать ощущение контроля надо мной. Заполнить пробелы недостатка внимания. Всё дело в том, что мама беременна. И уже четыре месяца в доме нет темы важнее, чем цвет обоев в новой детской. Ужасно бесит. И я думаю, маму тоже это раздражает. Но она ничего не может с собой поделать.

 

 –Доброе утро, мам.

 

Короткий кивок в область живота. - Доброе утро.

 

- Неужели это так тяжело называть его как-то ласково?

 

-Кого, живот? - Ухмылка.

 

-Очень смешно, Хлоя. Ты меня расстраиваешь.

 

-Кто уже кого расстроил?

 

Это папа. Каждое утро он вбегает на кухню, на ходу завязывая галстук. Не знаю, как это у него получается, но он лучший в этом деле.

 

-Я просто считаю глупым разговаривать с животом, пап. Это как-то….ненормально.

 

Мама поворачивается и смотрит на меня разъярённо. Начинается.

-Значит, ты считаешь своих родителей ненормальными, да? И ты считаешь, что если..

 

-Пап, как там с обоями в детскую?

 

-Я думаю, подойдёт оранжевый.

 

-Нет. Оранжевый – слишком ярко для ребёнка. Мама возвращается к своим делам.

 

-Дорогая, ты вчера сама предложила оранжевый.

 

-Нет, я передумала.

 

Ну вот. Утро началось.

 

До начала занятий в колледже остаётся меньше часа, так что я иду гулять с Чарли. Эта маленькая бежевая лабрадориха живёт у нас уже давно. И я её очень люблю. Иногда мне кажется, что она понимает меня лучше всех. Кроме того, она отличный психолог. Чарли умеет слушать. А это в отношениях очень много значит.

 

-Знаешь, последнее время мне очень одиноко. Ах, ну да, конечно, ты знаешь. Я чувствую себя…ну, иностранкой что ли. Может у меня ПМС? Бывает ПМС длиной в пол

Читать далее...