Воскресенье. Он сидит на её диване.Она у плиты, жарит вкусные котлеты. Он смотрит TV, не думает, что дальше с ними станет. А ей не нужны на сложные вопросы его ответы.

Понедельник. Заботы, дела, а вечером встреча. Тихие объятия в маленькой уютной комнате где-то в шумном городе. Поцелуи, разговоры о важном, может, даже о вечном, а потом короткие, но тёплые прощания в ночном знакомом холоде.

Вторник. Обычный день недели. Они не видятся. Не получается. У обоих заботы, дела. Но о вторниках оба никогда не сожалели, ведь всегда в сообщениях можно написать нужные слова.

Среда наполняется смыслом. Ожидания, впечатления, короткие и длинные смс. В них шутки, сомнения, откровения, с надеждой на
взаимность или без...

А в четверг растворяются в уличном шуме и гаме города. Просто так, без повода. Возможно, есть общие точки пересечения или нарочно устраивают совпадения. Для всех они просто друзья, приятели. И никто не смог бы догадаться, сколько шансов на ошибку и времени на свой секрет они потратили.

Это было неправильно. Но судьи кто? Кем это сказано? Есть мысль, что всё в этой жизни оправдано. Есть и законы нравственности, и те, кто знает точно, как выбрать правильный маршрут. И, да простит Всевышний, пресловутый высший суд. Но как только там вопрос зададут, они не смогут, не соврут. Свою игру в прятки, свой грех и тайну, истязающую совесть, необъяснимую связь избитым словом "любовь" назовут.

Пятница предвкушала общий на двоих ночлег. Это было свидание, прогулка, ото всего мира побег. Жаркие объятия, прикосновения до мурашек, без правил и ограничений, без ненужных томлений и неявных предубеждений. Это была их ночь, с самыми яркими звёздами на небосводе, с разговорами, самыми честными, со смехом, самым искренним, с наслаждениями, душевными и телесными, от которых в глазах блестящие искорки.

Утром - суббота. Они с остервенением спорят. Она плачет, не может проглотить ком, что в горле застрял. Думает, а игра свеч этих ли стоит? И кричит металлическим голосом, что он её потерял.
Он вдруг яростью наполняется, в чем-то её обвиняет. Нет,без неопределённых местоимений обвиняет во всем. И в её чувствах теперь , кричит, не нуждается. Говорит, что с нею он обречён.
Звонит телефон, ему нужно уехать, быстро срывается, хлопает дверью. За ним, в проем, кажется, уходит"любовь". Но заканчивается все снова страстью, безумством и, да, постелью...Этот субботний вечер один из банальных их вечеров.

В воскресенье он сидит на её удобном диване. Она у плиты, жарит " с душой" ему котлеты.
Он по - прежнему не хочет думать, что дальше с ними станет.
А ей не нужны нечестные ответы.





(с) Софья Клевер
[466x700]

Меня переполняют чувства,
И слова буквально льются по жилам,
Но мне не всегда хватает мужества
Быть откровенной в этой жизни.

Если подумать, у меня столько грехов,
Как простит их Всевышний?
И столько мной написано стихов,
Стихов, которые - исповедь...

Пусть со словами на бумаге
Моя душа станет чуточку чище.
Никто же не слышит ночами,
Как страхи гуляю по крыше.

Как слезы неслышно бегут по щекам,
И мысли о том, что пора бы бежать.
В голове в это время стучит там - там,
А бежать - то куда? В руках себя надо держать...

И хорошо, что никто не слышит
Звонких мыслей в больной голове.
Бог его знает, что мною движет,
Когда пишу,
когда не спится мне...



(с) Софья Клевер
[700x700]

Моя милая Лошадь, пишу тебе из тумана. Почему-то туман не рассеялся. Ты хотела. Вероятно, поставили не на того шамана. Или бубен случайно сломался. Такое дело — я действительно сильно скучаю, моя родная, по тропинке брожу с узелком и сижу на пне я. Все вокруг утверждают, что вот, ничего не знаю, что, покинув туман, я пойму — без него страшнее.

В узелке моем только любовь. Не ношу другого. Узелок — это чтоб не забыть, как любовь красива, как весной из сердец городов вырастает слово. Медвежонок в порядке. Стыкует актив с пассивом можжевеловых веток, варенья, десертных ложек. Медвежонок старательно мудрый, хотя бы внешне. Филин ухает вслед, что ты очень плохая лошадь. Ты хорошая лошадь, а Филин — он псих, конечно.

Драгоценная Лошадь, меня растворяет воздух, я плыву по нему. Вдалеке голосят трамваи. Если я утону — протирай, дорогая, звёзды. У тебя всё получится, Лошадь, не сомневаюсь и молюсь (чтобы ты окончательно не исчезла) своим добрым колючим богам. Они где-то выше.
Каждый вечер под старую липу выносим кресло, потому что без чая нельзя. И без звёзд над крышей. Без тебя. Без Улитки. Без Филина (пусть и психа).
Самовар закипает. Зову тебя — стол накроем. У меня получается звать тебя тихо-тихо. И вообще, слишком нежное пузо, чтоб быть героем. Слишком слабые лапы — плясать на краю обрыва. За спиной — только звуки дождя и цветение вишни.
А лошадка мотает башкой с белоснежной гривой. За туманом ежей, к сожалению, почти не слышно.





(с) Наталья Захарцева
[656x700]

последний день лета — он терпкий, как тернослив. и — выйти во двор и хватать теплый воздух ртом. тягучая данность, где август — почти калиф — возлёг на железную крышу. за тем кустом по-прежнему строятся планы и шалаши, и хвастает мальчик, какой у него пенал. смеётся прошедший июль — медноглазый ши — ты так ничего и не понял. и не узнал

в последний день лета — он сладкий как абрикос. наверно, в ответ даже нечего возразить. зато научился смотреть на полёт стрекоз — полковник безделья, смешной генерал разинь. зевота — она заразительна, говорят, но это не самое страшное в наши дни. июнь улыбается — значит, уже не зря ты в ковшик ладони ловил на лугу огни.

последний день лета — и я у него в гостях. ну что же, сентябрь, как в детстве, на раз-два-три. я знаю тебя, я действительно ждал. спустя огромное небо — иди обниму, старик. хромает сентябрь, болит от ходьбы нога. и Оле-Лукойе над ним раскрывает зонт, чтоб он засыпал. потому что наверняка сегодня кому-то приснится хороший сон.

последний день лета — смотри, я тебе несу билет на большой самолет и кусок любви. мы вместе, слегка одичалые, но не суть.

и кто-то тихонечко шепчет вдогон: живи.





(с) Наталья Захарцева
[400x700]

Это так просто, как в августе дыни.
Это так просто, как в марте мимозы:
Нас с тобой выжжет слепою гордыней,
Мы ей болеем, как старцы артрозом.
Что там с тобой говорили в начале?
Что никогда не сыграем в молчанку?
Нас с тобой выжжет нелепым молчанием
Острым и злым, словно профиль гречанки.
Я - решето, или сито для мУки.
Ты - все угрюмее, все саркастичнее.
У расставаний обычные трюки.
Будь мы хоть тысячу раз необычные.
Это обрыв электрических линий -
Искры ночами похожи на слезы.
Это так просто, как в августе дыни,
Это так просто, как в марте мимозы...


© Ольга Кныш

[515x700]

Сто тысяч лет мы не были в кино, чтоб тёмный зал и плюшевые кресла, ворчливый шёпот слева "не канон", "её ж убили, почему воскресла?"
сто тысяч лет не выходили в мир реальный из придуманной картинки.
с машинами, атлантами, людьми.
с субтитрами реклам.
одним ботинком.
и кто-то в лужу обронил блокнот, а кто-то потерял уже и веру.
осенний свет приходит под окно показывать прекрасную премьеру: рябину, жёлудь, толстых голубей, наушники и мокрые кроссовки.
здесь, в городе, сюжеты о тебе, ты в главной роли (думаешь — в массовке).

стекают горлом водосточных труб все небеса, свинцовые как гири. и ты пока настолько мал и глуп, чтоб оценить масштаб драматургии, чтоб оценить, как полон твой стакан, и реквизит, что древний, словно ящер.
сентябрьский ветер — трикстер, шут, аркан — нашёптывает: ты не настоящий.

вот где-то за бамбуковым столом или в стране жирафа и гепарда сидит пират, глотает тёмный ром, и у пиратской обуви нет пары. японец ловит скользкого угря, в суп добавляет водоросли нори.

на всей земле премьера сентября, кино про листья, и оно цветное. его посмотрим, зиму переждём, прибавим громче звук — весну разбудим.
стоит довлатов, плачет под дождём, лениво дождь стучит на "ундервуде".

а где-то, в глотку всем нам якоря, с солёным матерком и стуком дробным, пират штурмует дальние моря. в одном ботинке очень неудобно.
уснул, придумав сны, библиофил.
нечёткий кадр, туман сбивает резкость. представь — о нас однажды сняли фильм. хотели, чтобы фильм был интересным.





(с) Н. Захарцева
[466x700]

Поскольку наше время пребывания на этой земле ограничено, нужно жить максимально счастливо в тех обстоятельствах, что у нас есть...


(с)
[393x700]

Помните, любовь часто замыливает глаза. Любовь к друзьям, близким, кумирам. Мы словно игнорируем некие факты, но разочарование наступит. Трусы останутся трусами. Лицемеры — лицемерами. Те, кто привирал всегда будут привирать. Те кто выбирал деньги — всегда будут выбирать их. И чем дольше мы игнорируем поступки, покупаясь на красивые слова, тем труднее будет оправиться после удара…

© Андрей Веретенников
[459x700]

А ей не хватает лишь шрама на полщеки –
носить его гордо,
как орден – мол, «было дело…»
смотреть исподлобья….
медленно, по-мужски
гасить поцелуев пепел о чьё-то тело…

Привычным движением скомкать чужую жизнь –
как вырванный лист,
что исписан, исчерчен, выжат...
Когда отношения катятся к чёрту вниз -
от зоны бикини до скрытых во тьме лодыжек.
И снова наверх
/только ноги уже не те/...
Уверенным почерком пишется новый триллер
на девственно белом каком-то другом листе
и подпись:
Артюр Рембо или Генри Миллер….

А впрочем, не важно
ей хватит своих стихов –
она не из тех, в ком цитаты скрывают бреши.
И всё-таки….всё-таки нет самых главных слов,
в которых пульсирует, мечется, бьётся нежность….
Самой не понятно откуда в ней эта жесть?
Такая усталость
и что-то на грани бзика:
не спать до утра, а ночью идти в подъезд –
курить и смотреть, как пепел слетает тихо…

Пытаться очнуться,
вернуться к себе самой...
Примерила платье – скептический взгляд в трельяже…
Какое там платье?
Ну, что ты? Проснись и пой!
Рубаха потянет, а платье – такая лажа…
И руки в карманы…..и чёткий….привычный шаг…
А ей бы хотелось…..
а ей бы…… ей так хотелось
к любимым губам прижаться и не дышать….
трепещущей, лёгкой птицей сорваться в нежность.



© Нюансы Стиля Ню
[700x492]

Добро не оставляет шрамов, поэтому его не помнят и не ценят..
Будьте благодарными.

«Люди, которые нас по-настоящему любят, меняют нас не через давление, не через требования, и даже не через советы и логические обоснования. Их Любовь меняет нас через принятие. Они показывают нам две, казалось бы несовместимые, вещи. Первая — они показывают нам боль, которую мы доставляем себе и им своими неразумными поступками. А вот вторая… Вторая — это полное принятие нас такими, как мы есть. Понимаете? Мы чувствуем, что дороги им даже такими… Даже такими неразумными. И это мотивирует сильнее любых слов. Это создает огромное желание преодолеть все свои слабости, привычные реакции и даже страхи эго упасть в чьих-то глазах. Преодолеть и измениться.

Я хочу сказать спасибо всем тем, кто любил меня. Я хочу сказать спасибо тем, кто любит меня. Я хочу попросить прощения у тех, кто не чувствовал мое принятие, но слышал много слов. Так бывает. Все мы растем, все мы меняемся…"

© Андрей Веретенников
[467x700]

Женщина только до определенного возраста любит ушами. Затем она смотрит. На поступки. В любви поступки громче слов.
В этой фотографии большой смысл. В ней невозможная нежность, забота, уважение, любовь и, если хотите, секс. Да, (взрослые) мужские руки, застегивающие застежку на женской босоножке — это безумно сексуально. В этой фотографии целая жизнь…
Часто мужчины боятся унизиться и попасть под каблук. Но парадокс в том, … чтобы одержать «победу» над женщиной нужно стать на одно колено…

© Anna Enbert
[700x565]