А я никогда не буду писать под окнами "Солнышко (котёнок, рыбка, зайка), я люблю тебя!" Мне не нравятся ванильные или ментоловые сопли на подоконниках, мишки Тедди и сердечки в разных местах. Мне не нравится постоянно-разговаривать-через-чёрточку или через_нижнее_подчёркивание, картинки с крылатыми девочками и грустными суицидальными текстами, и мне плевать на все черничные ночи, на небесные запахи, на шерстяные носки и рубашки, на чашки чая и кофе, на поджатые ноги, на шрамы плевать. Ах да. Ещё на ресницы, слёзы и мартини.
А всё потому, что я хочу от тебя детей. Потому что я хочу жарить с тобой картошку и мясо, а не читать статусы во всевозможных интернетах. Потому, что я хочу тебя в охуительном платье на охуительных шпильках. Конечно, с охуительными грудью и задницей, с уложенными или неуложенными волосами на голове. Потому что я тебя хочу, а не то, что в первом абзаце завёрнуто в арафатки и фотографии кошечек. И я, как нормальный парень, хочу тебя трахать, а не обниматься в Новый год, с пледом, чаем и свечами. Я бы хотел дарить тебе не мягкие игрушки, и не варежки с блядской розочкой впридачу, а, возможно, собрание Довлатова, первый снег, спрятанный в морозилке, одежду и обувь, крутые наушники или картину. Я не хочу слышать "мур", "чмоки" и "розовых тебе снов", мне приятнее слышать, как ты меня ненавидишь и через минуту стонешь от поцелуев, как ты не даёшь мне спать разговорами о политике и бьёшь меня подушкой, потому что я тебя не слушаю. И выпей водки, в конце концов. Немного. И разбей посуду, и разрежь мне все шнурки на ботинках, и устрой истерику - нормальную - оттого, что ты любишь меня и тебе невыносимо видеть мой похуизм. Оттого, что я ни черта не меняюсь и не понимаю тебя. Да потому что я тоже люблю тебя, дурочка, и ты меня любишь именно таким и именно за это. И никаких стихов про "любовь-кровь", про, блять, "он обидел, слёз не видел", никаких тебе "удалить отовсюду". Скажи мне. И успокойся. Потому что ты женщина, а я мужчина. Потому что мне потрахаться и пожрать хочется, и это всегда так было, и так будет; и это естественно. И жрать и трахаться я хочу с любимой, не с нервозной девочкой с "ломкими пальцами" и всяческими "няшками" в своей комнате, а с женщиной, которая знает, кто я и кто она сама. С той, которая не пишет "спокойной ночи" по смс, а приезжает ко мне спать. Которая разговаривает со мной и делает что-то со мной, которая даёт понять, что я могу быть там-то и там-то лучше, а не "мне надоело это и это", а не съёбывается - именно съёбывается, стремительно и обязательно с песней - в ночь, в вокзалы, в подружки с алкоголем, в петлю, в ванну, в беспорядочные слёзы. Быть взрослеющей женщиной - это же не только уметь пить и трахаться в подростковом возрасте, и быть мужчиной - это не только рассказывать сказки про красивую жизнь. И, кстати, отношения - это когда вы вместе сделали большую ЖОПУ, и вместе, взявшись за руки, туда влезли, называя её своим ДОМОМ, наводя ужас на родителей и не собираясь оттуда вылезать.
Вы ещё спрашиваете, почему у меня нет девушки... Да потому что я ебанутый.
Давай разойдемся без ссор и скандалов,
Пусть кто-то из общих знакомых шепнет:
«Как жаль… а такая красивая пара…»
И будто с сочувствием грустно вздохнет.
Давай пополам города все поделим,
Чтобы, не дай Бог, случайно в одном из них встретиться
Спустя одинаковые дни и недели.
И чтобы уж точно ни на что не надеяться.
Давай разбежимся по-глупому просто.
На вопросы друзей - безразличное «так получилось»,
И бред, что «нам в разные стороны на перекрестке».
(Пусть никто не узнает о том, что друг другу мы снова приснились)
Давай… пообещаем остаться друзьями.
И в месяц хоть раз наберем до крика знакомый номер…
Пара минут разговора – нам не о чем больше говорить часами.
и... снова. короткие. гудки. в телефоне.
Давай вспоминать друг друга лишь в крайних случаях,
Когда тоска окончательно проест наши бедные души.
Тогда только можно позволить мысль, что ты - то самое,- лучшее.
И запить эту правду коньяком, а за ним равнодушием.
© капля_цинизма
Он никогда не дарил ей цветов не покупал конфет
Их совместное фото было всего одно
А тем временем год подходил к череде лет
Вышивая черными нитями золотое панно
Он пригрел на своей груди как известно змею
Целовал ей пальцы до одури нервно и без причин
И хотелось кричать: вот я видишь весь перед тобой стою
Так зачем в этом мире ещё миллиарды мужчин?
А она улетала под вечер касаясь губ
Выходила в дверь давно позабыв окно
Он боялся что показался ей слишком груб
Подавившись ее прогулками в ночь, но..
Просыпался за полдень, чувствовал едкий дым
Видел пепельницу –обезоруживал боль
Она сладко спала касаясь его щеки и родным
Голоском щебетала, что рассыпала соль
Они жили как айсберги в бесконечности дней
Ему нравилось чувствовать что она не уйдёт
А что нравилось ей.. Да что же нравилось ей?
То что он не гуляет налево не курит и даже почти не пьет.
Они обсуждали Рим Париж и Дакар
И ни слова о том что мол « я тебя люблю»
Вечерами он ждал ее а она заходила в бар
Подпевая Элтону Джону и группе blue.
Странный холод двадцатого ноября
Хотя снега нет и не будет уже конечно.
Он никогда не дарил ей цветов ни одного дня
- и она ушла-
Потому что
Цветы
не вечны.
и проснувшись на разных постелях
в разных комнатах
разных домов
осторожно попробуем сделать
первый самостоятельный вдох
(c)
опубликовано
псевдо_мысли
а потом наступает пятница, бьются стаканы, плавится шоколад.
она одевает джинсы, снимает платьица
солнце к ее коленкам уже не ластится,
она думает, что он скажет "опять ты, пьяница".
или что-то вроде "привет, заходи, я уже порезал салат"
впрочем, что бы он ни сказал, она будет рада.
а где-то внутри и он тоже будет рад.
а потом наступает пятница, и она горит,
не забывает тебя, мерзавца и подлеца.
удивительно, раньше была дьяволица-красавица,
а теперь внутри раскурочено, будто брызнули кислотой.
он ей пишет что "я не той, хто тобi потрiбен, я не той."
вот они, Вера, те самые клейма, ожоги и раны на пол лица.
вот чем кончается наша пьяная молодость
и веселая наглеца,
небоязнь Бога, Дьявола,
мамы и корвалола
и отсутствующего отца.
(с) Юля Стэп

Не кури, моя девочка, дым рассеется, боль останется.
Никотиновый привкус только усилит боль.
И свинцового прошлого груз, что из пальца в палец
Перекатывается, перетрется со временем в соль.
Больше спи, моя девочка, сон полезен для организма,
Не смотри по ночам в окно, не пиши стихов.
Замени свои «наплевать» и «похрену» эвфемизмами,
Даже если в этот город больше не возят слов.
Даже если то, что меж ребер давно не зовется сердцем,
И пускай бормочет, как гул проводов в метель.
Вместо рук его научись о чашку горячего чая греться,
И по пальцев щелчку внутри зажигать апрель.
Все пройдет, моя девочка, он останется вне контекста,
Опечаткой в строке, несказанным вслух «прощай»,
Зарубцованной язвой, забытым привкусом детства…
And don't cry, my dear baby, don't cry, don't cry…
(c)