Вечером вторника я привычно вошёл на эскалатор метро Университет и поехал вниз. Меня окружали каменные лица усталых "москвичей и граждан Российской Федерации". Меня всегда раздражала эта формулировка, когда пафосный и распевный голос в наземном общественном транспорте приглашал "москвичей" и отдельно "граждан РФ" на работу. Что, Москвичи - уже отдельная каста, "надграждане" РФ? Бред...
Кроме застывших лиц с отрешёнными взглядами, были и другие лица. Они, а так же их счастливые обладатели, чуть ли не кричали всем своим видом "нам плевать на всех вас, серых и убогих, плевать на ваши недовольные взгляды, ваши скудные мысли! Мы - живые и активные, а вы - серость и толпа". Эти люди будто нарочито проявляли свою "раскованность". Громкими голосами, размашистой жестикуляцией, вычурной, чуть ли не клоунской мимикой, они пытались отгородить себя от того, что принято ругать в московской сумбурной толпе. Но сами были её частью. Потому что и первые, и вторые обладали на редкость пустыми и безразличными взглядами. Просто первые этого и не скрывали.
Мысли об этом неспешно, но уверенно, как по проторенной тропинке, скользили где-то в моей голове. Свистел уходящий поезд, я видел потоки людей, смешивающиеся между платформами, привычно издававшие гул голосов и шагов.
Но внезапно все эскалаторы замерли, вылючился свет, послышался лёгкий хрип останавливающегося вагона. На долю секунды тишина охватила всю станицию подземки. Но трепетное молчание было не долгим и скоро подземка взорвлась шумом матерных и вполне благопристойных восклицаний, смехом, визгом и плачем, который едва пробивался через всеобщию какофонию звуков, но который нельзя было не спутать с чем-то ещё или не услышать.
Я остался на месте, встав боком к выходу с эскалатора и крепко взявшись обеими руками за поручни. Кто-то сбегал вниз, задевая меня локтями о спину и запинаясь о мои ноги. Но бессмысленно было даже попытаться увидеть этих людей: темнота под землёй абсолютна. Кто-то кубарем катился по ступеням, уже перестав кричать, лишь тщетно пытаясь уцепиться за ноги стоящих. Но цеплялся лишь за воздух. Если ему и удавалось ухватиться за чью-то ногу, то в лучшем случае его просто отпинывали. В худшем он увлекал человека за собой. Через 15 минут свет включился.
И всё замерли и умолкли, точно так же, как когда свет только-только погас. Пара десятков голосов на несколько секунд взывлы и умолкли. Я не видел кречащих, но прекрасно видел половину площадки между платформами. И представшая картина была совсем иной, нежели 15 минут назад. Какая-то молодая девушка, сильно смахивавшая на эмо, вовсю копошилась в сумке пожилой, но упорно молодящейся дамочки, в ужасе закрывшей глаза, которые и так не могли ничего увидеть до этого момента. Какой-то студент или вроде того ненавязчиво тискал испуганную девушку, которая и не пыталась отбиваться, застыв у колонны. Пара белых воротничков самоотверженно запинывала молодого ппс-ника. Кавказец лец 45 вполне уверенно насиловал школьницу. На мраморном полу лежали десяки избитых, некоторые из которых, возможно, были уже мертвы. Прошло секунд 10, прежде чем большинство вышло из оцепенения, тогда как другие сразу же помчались со всех ног к выходам из метро. Я был из этого большинства. И я спустился вниз. К платформе. Я смутно догадывался, что это были за крики в первые секунды включения света. Несколько тел на протяжении всего полотна лежали на рельсках в конвульсивных позах с обезумевшими лицами. Их будто сожгли изнутри. Те, кому посчастливилось не задеть параллельно идущие рельсы, пытались выбраться с путей. Толпа начинала по-немного рассасываться.
Через пол часа станция продолжила работу как ни в чём не бывало. В глаза бросалось только удивительно большое количество уборщиков, соизволивших заняться своим делом. Они смывали кровь.
А толпа пафосно благочестивых и достойных, равных и прекрасных в своём естестве, продолжала бурлить, разнося венцы божественного творения по их пунктам назначения.
От толпы достойных людей до толпы отморозков всего один щелчок. Надо просто выключить свет.
Мы построили такой мир, в котором... если человек идёт против толпы - он идиот; если идёт вместе с толпой - он раб; а свободными и умными считаются лишь погонщики толпы идиотов и рабов...
Чтобы принять человека недостаточно уметь сдержаться и промолчать, когда вы не согласны с ним. Главное - уметь поддержать его в помыслах и делах, даже если вы с ним совершенно не согласны.
Умение выйти за рамки своих представлений о доброе и зле, полезном и вредном, мудром и глупом - главное отличие человека мудрого от человека разумного.
Религия начинает загнивать тогда, когда для рядового верующего важнее становится не поиск и провозглашение Божественной истины о мире и человеке, а лишь прославление своего Бога.
Чем дольше существует человек, тем больше власти над собой и миром он отдаёт в руки других людей.
Всю историю человечества можно свести к тому, что с каждым столетием власть небольшой группы людей распорстранялась на группы всё возрастающие и возрастающие. Это - глобализация в политическом аспекте.
Так что вполне логичны предсказания, что история человечества закончится, когда на земле будет единый правитель - ведь всё медленно, постепенно, с осложнениями, но идёт именно к этому.
Другое дело, что человечество может уничтожить себя раньше, чем сумеет полностью объединиться..)
Мне странно видеть, что люди часто сетуют на жестокость или безразличие Бога.
Разве кто-нибудь из людей не испытывал гнева, усталости, безразличия, которые приводили бы к потерям у других людей? Едва ли. Так почему вы требуете от других большей доброты и внимательности, чем сами способны уделить?
Человек всё в состоянии понять - и как трепещет эфир, и что на Солнце происходит, а как другой человек может иначе сморкаться, чем он сам сморкается, это он понять не в состоянии.
Именно так сказал когда-то И.С. Тургенев.
Может быть, именно потому люди и представляют загадку друг для друга, что сами не хотят видеть очевидных ответов.
Даже отрицание существования Бога - Бог. Бог, то есть та идея, верить в которую до конца дано не каждому. Бог, который является одним из самых трудных испытаний. Потому что этот Бог отрицает бегство от циничной и беспросветной картины реальности. Бог, который оставляет человека один на один с миром. Бог, который не определяет для человека чёрного и белого. Бог, который дарит наибольшую свободу человеческому разуму.
Да, это жестокий, безразличный и бездеятельный Бог в умах людей. Но он же самый щедрый на свободу воли и пути.
Один из самых величайших, самых молодых и самых беспристрастных.
Что есть Бог, как не потребность человека в ответах и определённости, выраженная в мысли?
А если Я есть мысль, то могу ли Я быть единым для всех? Даже каждый человек для других не един. Его образ в умах и сердцах других людей всегда уникален и единственен в своей уникальности. Так как же можеи Бог быть для всех единым?
Так как же кто-то может говорить другим что-то от имени Бога? Как же кто-то может говорить о ложности чужих Богов?
Как же кто-то может не понимать, что, истребляя других от имени Бога, он проливает кровь только ради своей эгоцентричной и несовершенной фантазии, которая порочит то настоящее и великое, что люди называют Богом? То настоящее и великое, что является силой человеческого разума, способной выстроить миллиарды судеб и придать смысл каждой жизни? То великое, что является уникальной мыслью каждого, мыслью, которую нельзя сравнивать ни с какой другой, ни с аналогичной мыслью о Боге?