Давно не было дождей, и кибитки двигались по пыльной и потрескавшейся от жары дороге. Задрав голову и прикрыв глаза ладонью, я смотрел на палящее солнце. Цыгане говорят, что солнце имеет форму колеса. Это сияющее колесо кочует по небу, даря жизнь всему жиому. Но иногда оно может быть очень жестоким, и под его палящими лучами гибнут люди и все живое.

За небольшим перевалом блеснула речка, протекающая у самой границы леса. Почуяв близость воды, кони прибавили шагу. Табор остановился на поляне, окруженной могучими деревьями. Словно какая-то неведомая сила поставила сказочных богатырей охранять эту поляну.

Кибитки выстроились полукругом, и через несколько минут тишину леса нарушило ржание

лошадей и смех резвящихся в речке детей.

Наша кибитка расположилась под сенью кряжистого дуба. Отец распрягал лошадей, а мать, улыбаясь, доставала из-под подушек гордость нашей семьи – пузатый самовар… День уходил неохотно, как дворняга, постоянно оборачиваясь и обнюхивая землю. Растянувшись на пахнувшей медом траве, я представлял завтрашнюю встречу с ярмаркой.

В ту пору часто устраивались конные ярмарки. Сюда съезжались цыгане со всего края, чтобы что-нибудь купить, продать, выменять или просто поделиться новостями. Ярмарка была для цыган как праздник в их нелегких буднях. Ржание лошадей, выкрики торговцев… Вот молодой цыган с лихо закрученными усами предлагает купить медные тазы собственного изготовления. Рядом барышники пытаются всучить барину старую клячу. Зубы у клячи подпилены, а грива выкрашена. Цыган божится, что кляча превосходна, а что худа, так это для выносливости, мол, порода эта из Арабии. Чуть поодаль стоят гадалки, предсказывая любовь до гроба и богатство в будущем.

Но вдруг где-то в толпе вслед за звуками бубна полилась веселая песня. Все, словно сговорившись, пошли в сторону песни: знали – там танцует Лана. Голос Ланы звенел, словно утренняя роса или лесной ручеек, играющий солнечными зайчиками. В стройном и смуглом теле ее была заключена какая-то неведомая и притягательная сила. Я долго стоял и смотрел на танец Ланы, который напоминал мне костер – он то ярко разгорался, то внезапно затихал и еле дрожал.

Ярмарка постепенно затихала. Крадучись, словно рысь, подполз вечер. Где-то впереди послышались крики. Это пьяный барин гонит во всю прыть разгоряченных коней по дороге, на которой играет ребенок. Никто не успел опомниться, как Лана кинулась к ребенку. Еще мгновение – и ее яркое платье мелькнуло под копытами лошадей, заткм под колесами телеги …

Все вокруг окаменели. Стояла такая тишина, что звенело в ушах. Потом я услышал, как у края дороги всхлипнул ребенок, спасенный Ланой. Лошади испуганно смотрели на обступившую их толпу. С кнутом в руке, раскрасневшийся от быстрой езды, стоял барин. Он тупо смотрел пьяными глазами на изуродованное тело Ланы… Появились полицейские, и начали и разогонять толпу и кричать, что нечего оставлять детей посреди дороги. Цыгане всегда виноваты.

… Цыгане похоронили Лану недалеко от дороги у небольшого ручья. Через несколько лет наш табор проезжал те места. Помню, ближе к вечеру мы подъехали к могиле Ланы. Рядом с нею выросла ива. В ней угадывалась сидящая у ручья девушка: ее ветви, словно руки, были опущены в воду, зеленой путаницей тонких длинных ветвей ива напомнила мне небрежно распущенные волосы Ланы.

В эту ночь мне снился странный сон. Лана, убегая, манила меня за собой, но как только я ее догнал, она превратилась в иву. Я внезапно проснулся: передо мной стояла маленькая девочка и теребила меня за рукав: «Ты решил остаться жить на этой поляне? Все собрались, и кибитки вот-вот тронутся».

Улыбнувшись, я поднял девочку высоко над головой. Она радостно протянула руки к солнцу, и вдруг я понял: в каждой из цыганок есть что-то от Ланы, а значит, она жива вечно
 

Скажи - Скажи, а чайки тоже плачут, Когда их море предает? - Спросила девочка у мальчика, Когда весной кололся лед. Деревья на ветру качались, И он ответил на вопрос: - Чайки разбиваются о скалы, Когда их море предает… Летели годы, словно ветер, Летели, оставляя след. И вот, они уже не дети, Им стало восемнадцать лет. О люди, как они любили, Такой любви никто не знал! Когда над ними вьюги выли, Огонь любви их согревал. И вот настал день белой свадьбы, Холодной раннею весной, Невеста в белоснежном платье Пришла к любимому домой. Лишь за порог она ступила - Любимый у двери стоял И, никого не замечая, Другую нежно целовал. На свете нет сильнее боли, Она ступила за порог, Глаза наполнили ей слезы, Шептали губы: «Как ты мог?» Она стояла у обрыва, Вдруг закружилась голова, Она рукой глаза закрыла, Из детства вспомнила слова: - Скажи, а чайки тоже плачут, Когда их море предает? - Чайки разбиваются о скалы, Когда их море предает ...
 

Затем, что совесть нечиста -
Банальна драма и проста,
Ведь нам так нужен человек,
Чтобы закончить СВОЙ забег.

МОГИЛА
 

Мэ тут камам
 

цыгане