[показать]
Александр Терехов
"Немцы"
Газета из прилично-осмотрительно-нелояльных, типа "Собеседника", нахвалила мне писателя Терехова с книжкой "Немцы". В свете вот какое, - говорят, - чудо, стиль бюрократического реализма, "Нацбест" и прочее мерянье шнорхелями, нескромно говорить, но, может, даже, чем черт не шутит, новое слово в словесности, интервью вот, посмотри, взяли, мог бы и почитать, для тебя все-таки стараемся. Опять же лицо у человека хорошее.
Не соврали – жалеть не пришлось. Занятно пишет писатель Терехов, причудливо, ни слова в простоте, все как я люблю. А потому что мысль - штука текучая, наполовину из ощущений, никогда не выглядит отрезком, всегда вектором, а слова – они для выражения мыслей, и хорошие слова - для точного выражения. Надо думать, это у автора стилизация такая придумана в знак самобытности: автор журналист, книжку издает уже девятую, и от полноты сил и крепости навыка может исполнить всякое, в том числе вот такое.
В результате этой текучести даже цитату толком не приведешь, потому что без предыдущего абзаца и без последующего ясности мало, и вот уже вместо цитаты полторы страницы текста, и, по-хорошему, надо брать и читать всю книжку. Вот так это выглядит:
"Эбергарда ноги не понесли на рабочее место – найдут, к нему в буфете, "вы позволите?", подсел лупоглазый безумный – зомби по фамилии Степанов, пил кофе так неловко, хлебал, упускал, задирал локоть, словно прибыл с Марса и только обучается земным привычкам, слабо понимая их смысл.
– Уважаемый Эбергард, я…
– Я помню (твою лупоглазую морду, ты думаешь, здесь всё незыблемо, годами ходят поршни, пожизненно вращаются валы, и на каждом табличка: что может; а мы здесь умираем, подступает огонь, варвары), вы приходили".
По содержанию – замес из бюрократического быта и послеразводных терзаний. Живет на свете пиар-ас московской префектуры Эбергард, среднетиповой приказной дьяк царя волотьки, правит свою пиар-асскую службу, лишнего не отсвечивает, продается на малых оборотах, обращается среди такого же служилого люда, с бывшей женой судится. А попутно по поводу всего происходящего имеет внутри черепной коробки башки наблюдения и раздумья. Главная ценность книжки – в этих последних. Исполнены они с ненормальным для живого человека гиперреализмом. Китайские художники преуспели в этом жанре: берут шариковую ручку и на полотне два на четыре метра пуантилистскими точками рисуют портрет, который с десяти шагов выглядит как чистая фотография. Зачем – непонятно, но труд впечатляет. Так как писатель Терехов человек умный и с опытом, то суждения у главного героя предельно точные, приметливость и понимание человеческой природы необычайные, анализ вербального и невербального – мгновенный и подробный. Иногда даже слишком. Так, что думаешь – не стоило, Александр Михайлович, так-то уж нагнетать, ну не думает нормальный человек при виде свиной ноги с раздвоенным копытом про два старообрядческих перста, нормальный человек при виде свиной ноги думает: "..холодец..? в духовке запечь..? а, ну, нахер, долго".
А вот тема немцев не раскрыта. Немцы, в честь которых названа книжка, - это, вроде как, чужаки. Типа
Эйлера и Клодта, Лефорта и Беннигсена, Бирона и Миниха, Петра III и Ренненкампфа, Грефа и Медведева. Приглашенные специалисты, структурирующее начало: образование, рациональность, повышенное жалование, государева служба, непонимание нюансов языка, отстраненность от окружающего жидкобородого славянского субстрата. "Произведите меня в немцы, государь!". Но немцы в книжке получились не среди местных, а среди немцев, а своим - какие они немцы, своим они - "я узнал, что у меня есть огромная Семья". Откатные яппи, бюджетные баскаки, инженеры своих трехсотметровых квартир, "о, эта утомительная коррупция", Византия во все поля. Азия-с.
Но, в общем, хорошо. Рутина чиновного паскудства изображена вживе, разверстость бездны доходчива, паноптикум годный. На переходах от семейного, болезненного, человеческого вертикаль власти выходит особенно выморочной. Николай Васильевич одобрительно кивает носом.
Две коротких цитаты и одна длинная