А туман поутру - белый, волокнистый прибой; клочья молочного дыма, клубья растрепанной ваты. И ближе, ближе на мягких лапах, как большой безглазый зверь, слепо тычется в забор и на ощупь крадется тропинками. Дальше десяти шагов - только фары утренних машин. Шорох гравия, перестуки электричек. По боку бьет сумка - гранитная плита науки формата А4. Листья - блеклые, пергаментные, рассыпаются в пальцах ржавчиной - ни черта не осеннее золото. Ни дождей, ни холодов - хлесткий ветер и безоблачно-стеклянное небо. Как пуговицы-глазки у плюшевой змеи.
Сеть венозная на руки брошена,
Воздух - сизый дым, пепла крошево,
Угловатая, колковатая,
Без вины завсегда виноватая.
Что-то тянется, сочиняется, -
Шуршит, чиркает, исправляется,
Дремлет - веки усталостью скованы,
В сказках собственных зачарована.
Вновь взорвется, сломается, склеется
Бездыханная
Безвременница.
или
Безвременница
Ох, крайне редко меня сбивают с мыслей противоречивые эмоции, но вот парадокс ... критикуемая мной девушка (Mundra), как ни странно, но все же говорить я буду больше о ней, а не о ее дневнике, она умело расставила капканы. Мне нужно осторожничать, подбирать правильные слова и , наверное, при этом бояться ... боятся быть оплеванной ею после, ибо такая "стратегия" была применена Мун по отношению к другим критикам, имевшим честь столкнуться с ее дневником.
Ее пальцы с завидной регулярностью бегают по клавишам, путаются в показаниях, кричат о собственной уникальности, но увы и ах ... все это просто веет неуверенностью в себе. Она наверное сейчас ухмыльнется, а ведь Мун на самом деле не уверенна в себе, но она тщательно это скрывает... от себя. Мун бродит по кругу своих мыслей, каждый раз возвращаясь к одной и той же точке. Смею заметить, что читать ее не утомительно, а порой и даже занятно. Однако "Светлая мысль о том, что любовь еще нужно заслужить, никому даже и в голову не приходит.", впрочем, как и ей самой ...
Признаюсь честно, разглядывая ее поверхностно, я бы даже заглянула б к ней еще пару раз, но вчитываясь более осознанно, не стала бы добавлять Мун в друзья. От ee веет холодом и некой отчужденность, а впрочем это всего/лишь наигранная жестокость. Она не хочет : "жить, как все, вливаться в серую массу, бросать все свои привычки, заводить семью, становиться ломовой лошадью, терять свою индивидуальность, походить на мильон мильонов кукол Барби, умирать, как положено - в кругу семьи, пафосно резать вены в ванной..." Она отнекивается от желания быть читаемой... только разве это зазорно? Что плохого в желании вести диалог с кем/то, а не с самой собой? И .. уж простите меня, но вести в интернете дневник "для себя" и при этом держать его доступным для всех, не сказка ли это?
Мун на большого любителя, но все же у нее есть свои почитатели, впрочем есть и друзья. Мне с ней не по пути, да и ей со мной тоже. Она не станет меняться, потому что ей просто это не нужно,а мне ... мне ни к чему ее менять. Все мы люди/звери разные и все мы масса серая, кто/то чуть светлее, кто/то чуть темнее и даже такие, как Мун, пытающиеся оградить себя от других, увы не редкость в этом мире, жестоком мире всемирной паутины.
P.S.:
Мне довелось вглядываться в многих людей: красиво излагающих свои мысли, четко расставляющих все запятые и изредка точки,отказывающихся от своих корней и старающихся убежать от самих себя. Людей запутавшихся в себе и своих эмоциях. Поверьте мне, ничто человеческое Мун не чуждо. И не так уж важно, что она не олицетворяет себя с серой массой. К сожалению прицелы на уникальность вовсе не новы в этом мире. Злорадства по поводу критики, никого не сделают лучше. Нападки на девушек, не умеющих складно писать, не помогут излагать мысли красочнее. Высмеивания людей, стремящихся лучше выглядеть, не придадут красоты. И вряд ли непринимание чужих эмоции, сделает богаче ваши собственные. А впрочем, "я подумаю об этом завтра", а сегодня прошу меня извинить.
Та, которая рядом
AQ
Все чудесатее и чудесатее (с)
Есть в обществе такая замечааательная установка - а именно то, что человек, будучи обремененным семьей, непременно должен эту самую семью любить и холить, до последних четвероюродных тетенек-дяденек, ибо сие есть "кровные узы" и никуда ты от них не денешься. Как же так - тут, понимаешь ли, "плоть твоя" рядом ходит, а у тебя только и мыслей, чтобы эту самую плоть отослать (послать?) куда подальше и забаррикадироваться в комнате - нехорошо, товарищ, не по-родственному. Прямо-таки и не знаем, что нам, с тобой, товарищ, делать - эгоист ты, сволочь холодная и вообще нехороший человек - прямой путь к психиатру, ай-ай.
Светлая мысль о том, что любовь еще нужно заслужить, никому даже и в голову не приходит.
Никто никогда не замечал, как Колесо Времени похоже на Колесо Фортуны, мм?
Я слышу решительную поступь Осени - сонная, хмурая, будто только с постели, в облачную простыню закутанная, как в тогу - и льет-плачет дождем, панихиду по Лету справляет. За окном в лужах - волчком вертятся сухие листья-суденышки, сталкиваются и разбегаются желтыми кляксами. Что-то щемит внутри - и позванивает грустным колокольчиком, в такт неловкой Осенней поступи - то ли каблучков перестук, то ли шарканье калош. Неотвратимо, близко, тоскливо.
Нехочунехочунехочу. И сделать ничего не сделаю - руки хилые, время-шкаф не сдвинут. Только и остается, что до облачной мути тянуться - вот взять бы ножницы и раскромсать-разрезать хотя бы на кучевые - последний теплый луч хоть краешком глаза углядеть, кончиком пальца тронуть.
Мечтай себе, болезная.
Рисовать звуками научились давно - лет так несколько сотен назад. И рисовали - громы, разлуки, перепутья, шорохи, - напевно, тонко, будто вырисовывая-выпевая тушью на рисовой бумаге, сплетая ноты в тонкие завесы, как сизовато-серые дымные струйки. А вот нарисовать звук - хотя бы звук, куда уж до мелодии, - мало кому удавалось. Только и получилось, что нечленораздельное немое мычание да отчаянный крик до срыва связок. Право, весьма печальное наблюдение. Было бы чудно - обмахнул скрипичный ключ в краску и нарисовал себе, к примеру, фривольную песенку, из тех, что легко свистеть на ходу. Или серьезный, задумчивый этюд в золоченой массивной раме...
А, ладно - все пустое.
Yesterday was a million years ago
In all my past lives I played an asshole
Now I found you, it`s almost too late
And this earth seems obliviating
We are trembling in our crutches
High and dead our skin is glass
And I`m so empty here without you
I crack my Xerox hands
I know it`s the last day on earth
We`ll be together while the planet dies
I know it`s the last day on earth
We`ll never say goodbye
And the dogs slaughter each other softly
Love burns its casualties
We are damaged provider modules
Spill the seeds at our children`s feet
And I`m so empty here without you
I know they want me dead
I know it`s the last day on earth
We`ll be together while the planet dies
I know it`s the last day on earth
We`ll never say goodbye
I know it`s the last day on earth
We`ll be together while the planet dies
I know it`s the last day on earth
We`ll never say goodbye
I know it`s the last day on earth
We`ll be together while the planet dies
I know it`s the last day on earth
We`ll never say goodbye
We`ll never say goodbye
(Do this last one slowing down)
We`ll never say goodbye.
Слишком много невысказанного-не вырвавшегося таким и осталось - замерло на приоткрытых губах, и растаяло в полуденной жаре, как то мороженое, липкой струйкой стекшее на асфальт; все хорошие идеи лопаются воздушными пузырями, удачные фразы рассыпаются стеклянными буквочками на брусчатку, а из осколков, будто издевка, одно выходит - непутевая. И сказать бы, а не можешь - черт-те что выходит. Не то, не так, не к месту - не поймут, не оценят. Только стоять остается и пряди ерошить - непутевая дурочка, что уж тут скажешь.
Но - только смеются. А потому - в совок стекляшки, и по ветру искрящейся пылью - только бы, проклятые, глаза не мозолили.
взрослые из пробирки
их боги из табакерки
их ноги из чернобурки
их сердце из камыша
их тело беда-привычка
дурная детская кличка
и лег бы в анатомичку
да вот не лежит душа
но взрослые не припомнят
а боги им не подскажут
тело-свинья не выдаст
и выдаст, а не возьмут
а выйдет душой в потемки
путями кровоподтека
и вынесет на подносе
доносчику первый кнут
(с) "Они разговаривают" , Я. Вишневская, О. Пащенко.
P.S. Авторский стиль сохранен.
Вот сидишь ты себе на диване с книжками в обнимку, и плавишься под солнцем, как та шоколадка; а тут тебе дверь бабах - и нараспашку. И вот тебя уже встряхнули, поставили на ноги, отвесили дружеский подзатыльник и - на велосипеды. И в руины. И еще в черт-те-знает сколько мест, всех уже не упомнить - а потом ты падаешь себе на диванчик, а тебе чаю на подносе, тычок в бок и свежий диск в компьютер - пусть играет, и перегнувшись через плечо, читаю "желтуху" - о мировых катастрофах, страшном свином гриппе и про то, как у кого-то-там-что-то-там. А завтра - снова планы, неизведанный лес, пробный прыжок с парашютом, прочая-прочая - в голову вернулся ветер и, кажется, все наконец-то счастливы. Все чертовски, черрртовски просто.
P.S. Знаю, пишу редко, ай-я-яй и стук-стук по голове. Но, как показывает практика, уровень щастья прямо пропорционален кол-ву тем для постов. Бью челом, прощу прощенья.
Хорошие мальчики любят плохих девочек. Они любят их ровно до той поры, пока эти самые плохие девочки не дают им от ворот поворот, помахав на прощанье белой ухоженной ручкой. Хорошие мальчики долго переживают, хлюпают носом и клянут плохих девочек. Потом они, разуверившись в собственной мужественности, идут к таким же хорошим девочкам. Хорошие девочки весьма умны, и поэтому гладят их по непутевым головушкам, отпаивают чаем с вареньем, восстанавливают Хрупкое Душевное Равновесие и в целом ведут себя просто замечательно-расчудесно. Мальчики проникновенно целуют ножки и обещают, что больше ни-ни и кроме них ни в жисть. Peace, love and chewing gum, yeah.
Что, впрочем, совершенно не мешает хорошим мальчикам через некоторое кол-во времени снова удариться во все тяжкие, да.
***
Все совпадения с реальными лицами случайны. Честное мундровское, ей-ей.
Бедная она, бедная; только-только себе уж крылья вообразила, только вспорхнула, как обнаружилось, что и не крылья это вовсе, а новая модернизированная метла. Ни тебе нежных чувств, ни воспарения к неведомым вершинам, хоть плачь. Что уж поделать - пришпорила себе помело и помчалась на ближайший шабаш, коллегам на житье-бытье жаловаться. Еще и атрибутами обзавестись пришлось - тоже в копеечку влетело, эх - лягушачья лапка на шею, котелок, черный котяра из ближайшего дымохода. Средство передвижения обязывает, как-никак.
Есть людское море. Море - оно на то и море, ни конца, ни края, расстелилось мелкими лоскутами-лоскутками-лоскуточками и подрагивает у неизвестных берегов (предположительно, аналогичного происхождения). Море бушует, меняется, пенится, взмывает гребнями волн - словом, делает все, что положено морю.
А есть людская лужа. Лужа отчаянно пытается выделится, поэтому тоже считает себя морем, только маленьким. Она невразумительного цвета и невразумительных наклонностей, и в целом, собственно говоря, тоже весьма невзрачна. Лужа пенится, булькает, хлюпает и плюется брызгами в море. То, впрочем, стоически все выносит и лишь улыбчиво плещет прибоем - что с нее взять, с лужи-то?
***
Ключевое слово - людская.
Вот уж чудо так чудо - принцессы пропали, а наивные рыцари с кладенцами остались. Даже, быть может, семиглавые драконы в катакомбах обживаются.
Впрочем, последние, скорее всего, всего лишь отзвуки радиационных отходов.
Все-таки есть что-то такое, ускользающе-любопытное, в том, чтобы заглядывать в соседские окна - та же замочная скважина. То чья-нибудь фигура мелькнет, то с таким же любопытным столкнешься взглядом, и сразу же юркнуть за занавеску - и стыдно, и смешно. А потом опять - и по балконам пройтись, с геранями, бельевыми веревками и гуляющими раскормленными кошками, и по крышам - вдруг кто появится из-за здоровой антенны.
А напротив, этажом выше, на балконе горит всамделишний китайский фонарь, красный и пузатый. Когда его шатает ветер, он недовольно мигает - сердится, наверное. Сегодня открыли выход наверх, и поэтому я сижу рядом с тарахтящим ноутбуком, болтаю ногами над дремлющей улицей и считаю голубей на проводах - всего лишь очередные детские глупости. Пусть не лишенные своих прелестей и пр.
Плохо быть Питером Пеном в юбке.