"...Задай себе вопрос на досуге. Чего ты стоишь? Кто ты есть без этих своих бесчисленных масок? Останется ли от тебя хоть что-нибудь, если ты перестанешь их носить?
Но ты не перестанешь. До последнего вздоха, до последнего ритма полумертвого пульса. Потому что тебя без них нет!
А я – есть. Я есть, слышишь? И я останусь. Кем бы ты меня не назвал. Сколько бы проклятий не вылил на голову. Я останусь, и у тебя нет надо мной власти.
Ты говоришь лучше, чем я. И держишься красивее. Но я не вижу в тебе мужчины. Мне не за что тебя уважать. Ты не заслужил этого звания даже в качестве достойного соперника.
Я встаю с коленей. Я возрождаюсь. И не перестаю улыбаться. Мне кажется, что я и не перестану уже.
А ты умеешь возрождаться? Или же только падать? Все ниже и ниже в моих глазах.
Первый шаг к выходу.
Ты – не мужчина. Я этого еще не говорил? Так готовься, я скажу. Рано или поздно, но все же произнесу вслух.
Кто из нас выживет тогда? И сможет ли выжить тот, кто давным-давно мертв?.."
"...А я уйду. Вот сейчас. Через секунду. Мне не ревностно – как можно ревновать того, кто тебе никогда не принадлежал, к тому, кто никогда не вызывал ничего, кроме желания плюнуть в лицо?.. Смешно же.
Просто с вами находиться рядом противно. У меня руки от вас тошнит. Мне страшно даже думать о том, что с вами будет. Вы посмотрите на себя-то, вглядитесь получше. Вы друг друга не перевариваете, потому что слишком похожи. А вам не только спать вместе всю оставшуюся жизнь и не только посуду бить. Вам жить вместе предназначено. Я уйду, и меня вы не вспомните через пять минут. А останутся только глаза друг друга. И понимание того, что тот, с кем ты будешь делить эту жизнь, при первой возможности всадит тебе в спину вот такой клинок. И улыбаться будет при этом.
Что? Неужто саднит?..
Да идите вы к черту, господа. Я не из ваших игр. И вы меня в них не затащите.
А ты, Белла – ты на меня не смотришь, спасибо тебе за это. Обещаю, я тебя забуду. Я уже забываю тебя. Прямо сейчас. Я, может, и не любил тебя вовсе, кто знает. Может, всего лишь хотел помочь.
Но ты сделала выбор. Я его не буду оспаривать. Я больше не подойду к тебе ближе. Не буду искать в толпе. Никогда не обращусь по имени. Я тебя не вспомню. Живи, как знаешь. Ты все решила сама.
И я сейчас не играю. Я говорю, как есть – читай, читай же по моим глазам. Я тебе желаю счастья. От всего сердца – оно у меня распахнутое (стреляй – не хочу), не застегнутое на пуговицы. Я хотел тебя вывести, право слово. Но никогда, никогда не вытащить из грязи того, кто в ней родился.
Несколько шагов, скрип дверей, морозный воздух лижет кожу под рубашкой.
Не замечайте меня. Я все равно не вернусь.
Прощай.
Я тебя больше не позову."
"Послушай, Алекто!
Я сегодя шел по своему выдуманному городу и увидел на земле сердце. Оно было завернуто в пластиковый пакет, страшно холодное и чужое. Я поднял пакет с асфальта и развернул его. Это сердце было еще живое, хотя и не билось, да и вообще выглядело прескверно – синеватое, покрытое изморосью. Его лед колол мне подушечки пальцев. Пока я держал сердце в руках, оно немного подтаяло, закапав мне брюки холодной кровью, а потом я вдруг увидел в конце улицы Беллатрикс. Она подошла и сказала: «Пруэтт, верни мне его, оно мое». Я не хотел возвращать, клянусь. Она меня вынудила. А я не смог отказать. Я вообще с трудом учусь ей отказывать... И я отдал ей ее сердце – подтаявшее, но ледяное, с быстро свертывающейся кровью. Я отдал его, а она завернула покрепче пакет и сунула его в морозилку. Но кровь-то так и осталась на моих брюках.
А потом я пошел дальше и увидел другое сердце. Оно билось, Алекто, оно билось жадно и быстро, оно выскакивало из моих рук, но оно было в пыли и с налипшим снегом, и я боялся, что оно замерзнет так же, как замерзло сердце Беллатрикс, но кровь не капала пока что, и я хотел согреть это трепещущее сердце. И, подойдя к фонтану с золотой в водой, что стоял на главной площади моего выдуманного города, я отмыл это сердце от пыли и положил за пазуху, поближе к своему собственному, чтобы ощущать, как порывисто и сильно оно бьется.
А потом я огляделся и присмотрелся получше к моему выдуманному городу, и вдруг увидел, что повсюду – слышишь, повсюду! - были разбросаны эти сердца, бьющиеся и затихшие, мертвые и живые, сердца в измороси и наоборот, такие горячие, что они плавили асфальт. Из-под некоторых растекались уродливые багровые речки, а какие-то сердца эти речки впитывали в себя, как губки.
А я не замечал их. Смотрел – и не замечал. Для меня значения они не имели. Разве что несколько из них, которые я успел подержать в руках. Или те, которые еще намеревался растопить своей раскаленной кожей.
Я не знал, чье это, это живое чистое сердце за моей пазухой. Я хотел вернуть его, но с трудом представлял, кому именно. И я ждал, что его владелец придет за ним. Нет, не так – я надеялся, что его будет кому вернуть. А еще мне хотелось взглянуть в глаза человеку с таким сердцем. Мне представлялись эти глаза средоточием чего-то очень важного,
Читать далее...