Этот, просто потрясающий по силе рассказ (впрочем, как и все стихи и произведения И. И. Савина) появился у меня благодаря сотнику 1-го Корниловского Ударного полка Д. И. Болотиной, за что спешу выразить ей глубокую признательность!


Иван Савин

ПРАВДА О 7000 РАССТРЕЛЯННЫХ

Мученической памяти
братьев Михаила и Павла

Штабс-капитан Коченовский и конный разведчик второй батареи Евгений Стерн шли позади всех, и их то и дело толкали в спину мохнатые сибирки конвоя.
Особенно запомнилась одна: с белым пятном на забрызганной грязью ноге и неровно подстриженной гриве. Лошадь осторожно ступала по камням и, когда негромко звякало копыто, открывала глаза — грустные и ласковые. Ехал на ней Пильчук — веселый матрос в длинной бурке и красных штанах с серебряным шнуром. Лицо у Пильчука все время расплывалось в широкой улыбке и как-то наклонялось вперед, когда он говорил надтреснутым голосом: «Поторопись, поторопись, шпана! Все одно не утикешь. Севодни нам еще одну партию пропустить надоть».
Стерн торопливо двигался по шоссе, размахивая левой рукой. Правая была крепко, до боли связана с рукой Коченовского просмоленной веревкой; она же связывала штабс-капитана с генералом Утловым, худощавым стариком с выбитым прикладом глазом. Генерал тяжко дышал и на ходу вытирал кровь о плечо соседа — военного чиновника Пронева. Кто был впереди, Стерн не видел.
Длинная цепь фигур тянулась в гору, усаженную тополями, и там тонула в предрассветной дымке. Слева был обрыв, изрезанный причудливыми зигзагами скал — как черные монахи стояли они, эти скалы, на долгой молитве: далеко внизу мерно двигалось, вздыхало, пенилось море.
Бледно-желтые капли звезд медленно гасли. Справа, по краю шоссе, то двигались в темную группу, то рассыпаясь по всей горе неясными точками, ехали солдаты комендантской команды. Сзади, на легковом извозчике, везли два пулемета, и так странно было видеть их короткие дула на плюшевых подушках под парусиновым навесом крымской корзинки.
— Поторопись, офицерия, поторопись!
У Стерна в минутной спазме сжались скулы. Он погладил потную ладонь Коченовского.
— В...вы не боитесь?
Штабс-капитан резко качнул головой:
— Нет. Хамье! И, особенно, чего вы... Отстаньте от меня! Потом ударил каблуком в булыжник так сильно, что колыхнулась цепь связанных, подалась назад, а Утлов споткнулся и упал.
— Голубчик... — простонал генерал, вставая, и прижал руку Пронева к окровавленной впадине глаза... — Голубчик...
Шоссе круто свернуло влево, огибая повисшую над обрывом глыбу с полуразрушенной башней наверху. Ее колонны и фигурная вышка мутно белели в тумане. Далеко позади остался город — мертвый, пустынный, с погашенными огнями. В передних рядах грянул выстрел: эхо упало в море. От башни вниз, по серой ленте шоссе, поплыл гортанный крик: «Г-о-о!» Пильчук пришпорил сибирку с неровно подстриженной гривой и помчался вперед. Бурка откинулась назад, как черные крылья.
— Кого это раньше времени... — сказал военный чиновник, глубоко вздыхая. — Может быть, папу? У меня папа впереди. Священник! Просил я: оставьте! Старый ведь! Разве можно стариков убивать? Просил я!
Стерн шел широким шагом, резал воздух левой рукой — между средним и указательным пальцами крепко сжатого кулака виднелась георгиевская ленточка — и говорил не то самому себе, не то облаку, похожему на крейсер:
— Я не могу сказать, что мне страшно. Вот еще... Нет! Но ведь это бессмысленно. Как же так — не жить? Поймите: на поверке — вольноопределяющийся Стерн! А вольноопределяющегося Стерна нет. Не болен, не дезертировал, не в отпуску, а вот — нет! Я... я не понимаю. Это даже глупо по-моему... Глупо!
...У папы был большой серебряный крест, протоиерейский. Сняли. Золотой нательный — тоже. Маленький с голубой эмалью. Так. Верите? Я им так и сказал: берите! Расстреливать зачем? У меня еще жива мать. В селе Михайловке... У нас в саду смородина была. Черная и красная. Черной больше...
...Если бы в бою? Что ж делать? Я готов! Тому, кто Руси сын, на бой кровавый путь один... Но... позвольте! Это же убой! С какой стати? Вот еще... Капитан, скажите, капитан!
Коченовский ответил:
— Не кричите! Прикладом получите.
— Вы еще живы, капитан? Как это все странно, однако. Послушайте! Там опять кричат...
— За что вы Георгия получили, Стерн? Размазня вы, а не солдат! Или с ума сходите? Мне кажется, и я начинаю... Иду, а в голову — шестидюймовка. Бу-ух... понимаете... бух! Я, конечно, умру просто. А пока дрянь на душе, отвратительно...
Стерн хотел что-то сказать, но только разжал кулак, бросил желто-черную ленту с крестом на камни и подумал, что хорошо было бы сейчас им четырем — Коченовскому, Проневу, генералу и ему — рвануться влево и прыгнуть вниз. Тогда, может быть, вся цепь свалилась бы в пропасть, в море. И не надо было бы пулеметов... Сразу...
— Стой! Раздева-айсь!
Цепь остановилась на неровной, скользкой площадке, в двух шагах от обрыва. Засуетились конвойные, зазвенели по камню копыта сибирок. Мягко прошипели колеса корзинки с пулеметами. Их Читать далее...

Письмо в редакцию

Милостивый государь, господин редактор!
В № 63 редактируемой Вами газеты, в статье "Вести из Симбирска" помещены некоторые сведения, не вполне соответствующие действительности; так помощник начальника инженеров дивизии красных Михаил Михайлович Валуев назван Сенгилеевским уездным предводителем дворянства, между тем Валуев никогда таковым не был. В молодых годах он служил офицером, потом был земским начальником в Сенгилеевском уезде, а в последнее время был председателем Сенгилеевской уездной земской управы.
Между прочим я могу добавить одну любопытную подробность: начальник инженеров красной дивизии, вошедшей первой в Симбирск, М. А. Толстой, сын пензенского вице-губернатора А. А. Толстого, родной племянник М. М. Валуева, сын его сестры Веры Михайловны, причем и его отец и мать в июне 1918 года зверски убиты красноармейцами в своем имении.
Сестра того же А. А. Толстого этим же летом вместе со своей дочерью так же зверски замучены красноармейцами.
Кроме того, в упомянутой статье в числе расстреляных в Симбирске названа Е. М. Перси-Френч. По имеющимся у меня сведениям, Перси-Френч не расстреляна, а увезена в Москву.

Сызранский уездный предводитель дворянства А. Казаков

Вестник Приуралья (Челябинск). № 67. Четверг, 12 июня 1919 г.

Специально для Вольноопределяющегося! А то у него какой-то не очень... :)
Обработанная фотография с сайта http://emigrationrusse.com

[467x699]

Это цитата сообщения Вольноопределяющийся Оригинальное сообщение

[288x395]
Проект униформы армии Колчака

О которой я писал в комментариях к предыдущем посту. Не правда ли, красиво?


[184x432]

[452x699]

ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ ПОЛК СЕРБОВ, ХОРВАТОВ И СЛОВЕНЦЕВ им. майора Благотича. Выделился из состава Корпуса сербов, хорватов и словенцев (Сербского добровольческого корпуса), сформированного в годы 1-й мир. войны в Одессе из пленных славян. В нач. 1918 части Сербского добровольческого корпуса через Архангельск и Мурманск были переправлены на Салоникский фронт. Консул Сербии Й. Миланкович 3 марта 1918, в день подписания Брестского мира, прибыл из Одессы в Самару, где открыл консульство. Одновременно в Поволжье перебрались и сербские отряды, сформированные из солдат, отставших и дезертировавших из Сербского добровольческого корпуса. Некоторые из этих сербов участвовали в боевых действиях против немцев, а также выступали на стороне большевиков, помогая им устанавливать советскую власть. 2-й Юго-Славянский ударный батальон (командир майор Матия Благотич) из Одессы к началу 1918 года перебазировался в Царицын, в мае переименован в Сербский революционный батальон, в конце июня переброшен в Ярославль, а в июле — в Казань. 6 августа 1918 при атаке города частями Чехословацкого корпуса и Сводным отрядом подполковника В. О. Каппеля, батальон, охранявший Казанский кремль, перешел на сторону белых и открыл наступающим ворота, обеспечив тем самым взятие Казани. При штурме майор Благотич погиб, и его имя было решено сохранить в названии части. Батальон был передислоцирован в Самару, а затем в Челябинск (нач. сент.). В середине августа 1918 года из бывших чинов 2-й бригады 1-й Сербской добровольческой пехотной дивизии находившихся в Челябинске с июня 1918, был сформирован Челябинский сербский батальон (командир подпоручик Я. Ковачевич). С 8 по 12 сентября 1918 консул Миланкович и его доверенные лица провели в Челябинске «Скупщину югославянских групп и организаций», в результате работы которой был создан Временный югославянский народный комитет в России (ВЮНК). В феврале 1919 правительство адмирала А. В. Колчака открыло ВЮНК кредит в 25 тысяч рублей под гарантии югославянского государства. 25 сентября 1918 на заседании ВЮНК было принято решение объединить батальон в Челябинске, батальон майора Благотича и пять отрядов из Самары в новое формирование под названием Добровольческий полк сербов, хорватов и словенцев имени майора Благотича. 29 сентября 1918 полк был сформирован и его командиром был назначен капитан Маринкович. Чуть позднее в составе полка был сформирован конный дивизион под командованием капитана И. Божича. 15 октября 1918 полк был включен в состав Урал. отд. корпуса (см. Третий Уральский армейский корпус). Командование Зап армии (см. Третья армия белых) поручило полку охрану города. После ухода чешских частей на Д. Восток (зима 1918/19) на полк была возложена задача охраны ж.-д. пути на участке от Чел. до линии фронта Зап. армии. 21 января 1919 все сербские и югославянские военные формирование перешли под командование командующего союзническими войсками в Сибири генерала М. Жанена. На 29 января 1919 полк имел численный состав в 5000 чел. (из 7655 всех сербских военнослужащих, находившихся в России). При полку издавалась сербская газ. «Юго-славянское объединение». В ходе весеннего наступления армий адмирала Колчака части полка были направлены на охрану отбитой у красных Уфы. После оставления Уфы (июнь 1919) полк вновь был дислоцирован в Чел., в Красных казармах. В июле 1919, после эвакуации из города тыловых учреждений и воинских частей, в Чел. остались Д. п. с., х. и с. и Саткинская отд. егерская бригада, обеспечивавшие охрану порядка и оборону города. В соответствии с планом Челябинской операции командующий Зап. армией ген. К. В. Сахаров 23 июля 1919 просил командира полка выступить в ночь с 23 на 24 июля на защиту города. Капитан Павкович выделил для этой цели отряд в 300 чел с 4-мя пулеметами и эскадрон в 60 сабель. Бойцы полка заняли позиции на сев. окраине Чел., в районе от кож. и кирпичных з-дов до Кр. казарм; вступили в бой с частями наступавшего по Екатеринб. тракту 235-го Невельского полка Двадцать седьмой стрелковой дивизии красных. В ходе ожесточ. 3-ч боя погибли почти все офицеры отряда (в т. ч. командир отряда капитан 2-го классса Шимунич, командир роты подпоручик Гаврич, бывший адъютант Благотича поручик Л. Пиля, нач. пулеметной команды Хас, взводный офицер Шрамцер и адъютант батальона поручик Попович) и до 150 солдат; отряд отошел в направлении дер. Чурилово. Одноврем. 2-й батальон при подавлении восстания чел. и копейских рабочих потерял убитыми 2 офицеров (подпоручиков Кларича и Финка) и ок. 50 солдат. К 26 июля 1919 Д. п. с., х. и с. расположился на ст. Чумляк и Шумиха. В разгар Чел. операции Павкович 2 августа 1919 послал адмиралу Колчаку донесение, в котором просил «в связи с большими потерями в ходе боя под Челябинском» сосредоточить полк в Красноярске. Части полка в ноябре 1919 участвовали в боях под Омском. 4-6 янв. 1920 в Красноярске сдались красным около 2 тыс военнослужащих полка имени майора Благотича, которых большевики зачислили затем в 1-ю Енисейскую военно-инженерную рабочую бригаду в Читать далее...

Фото К. Буллы, 1912 г.
[430x699]

[295x417] Вышла отличная книга.

Новиков П. А. Восточно-Сибирские стрелки в Первой мировой войне: 2-й, 3-й и 7-й армейские корпуса в 1914-1918 гг.: монография / П. А. Новиков. - Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2008. - 276 с.

Исследуется боевая работа шести (4-й, 5-й, 7-й, 8-й, 12-й и 13-й) Сибирских стрелковых дивизий, убывших в 1914 г. на фронт Первой мировой войны из Иркутского военного округа и объединенных во 2-й, 3-й и 7-й Сибирские армейские корпуса.

Основой исследования стали шестилетние изыскания автора в ряде центральных и региональных архивов и библиотек. Собраны характерные упоминания о сибирских стрелках; прослежен боевой путь соединений, названы их командиры; описан ратный труд корпусов; выявлены и проанализированы данные о потерях личного состава; обрисован общий контекст боевых операций; введены в оборот документы Российского государственного военно-исторического архива (сведения журналов военных действий, реляций и именных списков потерь Сибирских полков), а также ряд малоизвестных воспоминаний.

Тираж 1000 экз. К сожалению, в книге не указан адрес, по которому ее можно было бы заказать, посему я тоже ничего не знаю...

Атаман А. И. Дутов с "Лентой Отличия" Оренбургского казачьего войска. Конец 1918 г.


[311x698]

ИСТОРИЯ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Как Россия Божьей волею,
Соблазнившись лучшей долею,
Путь свершая исторический
Гнёт стряхнула монархический...
Люди всех чинов и звания
Предавались ликованию
Украшались алой розою,
Утешались марсельезою,
Говорили речи страстные
И носили флаги красные.
Но не долго было радости.
Началися вскоре гадости...
Как пророки с Рейна прибыли,
С большевистскими замашками:
Все поставив вверх тормашками.
И с одной упорной манией
Прекратить войну с Германией.
И тотчас, без предисловия
Пролетарское сословие:
Петроградские рабочие
"Эсы" левые и прочие
Под влиянием ораторов,
Аферистов-провокаторов,
Выносили резолюцию,
Отрицая революцию,
Министерство буржуазное,
Где сидят кадеты разные,
Вкупе с правыми эс-эрами,
Сократив своими мерами,
Разогнать всю эту публику
И советскую республику,
По столицам и селениям
Объявить без промедления.
Тут легендою овеянный,
Революцией взлелеянный
Сам премьер от коалиции
В боевую встал позицию:
Быть бы, думает, проказникам
До зимы с хорошим праздником,
С их орлиными полетами...
Припугнуть бы пулеметами...
Хорошо бы... Но, как видится,
Демократия обидится.
Не с оружием навстречу им,
Выйду с пылким красноречием...
Где ж им сладить, провокаторам,
С патентованным оратором?..
И пошла писать губерния...
Речи, митинги, да прения...
Сам премьер в пылу полемики
Докричался до истерики...
Но с советскою проказою
Воевать извольте фразою!
Не минуешь поражения...
Началось везде брожение...
Шлет Корнилов делегацию
- Предпарламенту нотацию:
"Вы погубите всю нацию,
Бросьте мелодекламацию.
Я с Кавказскою дивизией
Успокою большевизию,
Как пройдемся всей столицею"...
Глядь, - а Керенский в амбицию...
Закипел подобно Тереку,
А затем хватил истерику:
- Мне, трибуну демократии
С ингушами знаться кстати ли?!
Я и так увенчан лаврами
Не желаю знаться с Лаврами
И горя любовью пылкою
Обручился с Учредилкою,
Дожидаясь друга милого...
Генерала же Корнилова
Для спасения отечества
Объявил врагом отечества
И пылая красной местию
Вышли "Правда" и "Известия"
С откровенною тенденцией:
Дуй с плеча интеллигенцию!
Буржуа и бюрократию
Предадим всю эту братию
По закону уголовному
Истребленью поголовному.
Все же русские солдатики,
По домам ступайте, братики.
Мы с ребятами хорошими
Не желаем драться с бошами...
Прекращайте жизнь походную,
А России пой отходную,
Коренными же реформами:
Грабежом, разбоем, нормами,
Социальными вопросами
Позаймемся мы с матросами.
Аферисты-провокаторы
С той поры у них диктаторы.
Совершилось невозможное:
Босяки, жулье острожное,
Именуясь коммунарами,
Сели всюду комиссарами...
И юнцы недоученые,
Из гимназий исключенные
(Зная жизнь с полета птичьего)
Да дантисты из Бердичева
С хулиганами отпетыми
Завалили Русь декретами.
И движение огромное,
Главным образом, погромное,
В городах и по селениям
Охватило население.
Ничего-де не заказано, -
Можно грабить безнаказанно,
Если все, во что мы верили,
Сразу взяли и похерили.
Нет ни Бога, нет ни совести,
Нет ни земского, ни волости,
Ни урядника, ни сотского
А одни декреты Троцкого...
Знать, на то дана свободушка:
Навались дружней, народушка!..
Как остатки буржуазии
Разбежались все по Азии...
Как не стало больше барина,
Добрались и до крестьянина...
Для советского могущества
Отбирают скот, имущество...
Коммунары с пьяной рожею
Грабят избы, храмы Божии...
Раскусил мужик свободушку,
Как свели с двора коровушку,
Да с армейцами постылыми
Не пойдешь на драку с вилами.
Вся Россия обезличена...
Коммунарская опричнина
Вечно пьяная, разгульная,
Грабежи творит огульные...
Всюду слезы и смятение,
Всюду мерзость запустения...
Ходят голыми и босыми,
А питаются барбосами.
Потому что в большевизии
Нет у них иной провизии...
И Бронштейн с советской кликою
Доканал бы Русь Великую...
Но, по милости Спасителя,
Клич Верховного Правителя
От Урала до Маньчжурии
Прокатился громом-бурею...
Отовсюду грозной тучею
Собиралась рать могучая
И вперед, венчаясь славою,
Сокрушительною лавою,
Разгромив орды наемные,
Как река луга поемные,
Сбросив цепи, льды холодные
Залила волной свободною...
И, горя отвагой пламенной,
Скоро будет в Белокаменной.

Мих. Стоговский

Вестник Приуралья (Челябинск). № 39. Среда, 7 мая 1919 г.

Власть народа (Челябинск). № 44. Суббота, 27 июля 1918 г.
[666x550]

Выписка из приказа № 10 от 18 июля 1918 г. по Уральскому армейскому корпусу.

Параграф 3

Петровская сотня Оренбургского казачьего войска неоднократно являла пример мужества и отваги неустанно работая на фронте.
Горячо благодарю Хорунжего Пономарева, его младших офицеров и всех казаков. 3 полк может гордиться лихой Петровской сотней.

Подлинный подписал: Командир Корпуса Генерал-Лейтенант ХАНЖИН
С подлинным верно: Начальник Штаба, Генерального Штаба Полковник Сукин

Власть народа (Челябинск). № 39. Суббота, 20 июля 1918 г.

Недавно принесли вот такое фото.

Группа офицеров 103-го пехотного Петрозаводского полка. Карпаты, Румыния, 12 мая 1917 г.
[541x699]

Вот такая церковь была в Ветлуге (теперь территория г. Златоуста). И следов никаких не осталось, даже названия... Если б не Сергей Михайлович - и не знали бы, что такая была...
[667x588]

ТОСКА О ПРОШЛОМ
(Посвящается ожидающим "второго пришествия")

Ах, как грустно, что ушли большевики!
От тоски готов я даже похудеть:
Не блестят теперь на улицах штыки
Не берут тебя "на мушку" посидеть.
Как из красной тряпки бантик я любил!
Он - "эмблема красной армии побед"
Опьяняюще прекрасен он и мил...
А теперь везде простой защитный цвет.
Подступают слезы горькие к очам,
Я рыдаю потихоньку в уголку:
Не заходят ко мне в гости по ночам,
Не берут моей хлеб-соли, сахарку...
Не гнушались ведь тогда они ни чем
Уносили всё на память обо мне...
Ах, зачем ушло то время! О зачем!
Как тоскливо и как грустно стало мне!
Закатилось солнце красное опять;
Погружается душа моя во тьму;
Я отвык уже по улицам гулять
И никто не отведет меня в тюрьму,
И никто меня прикладом не побьет;
Не нарушат мой покой броневики,
Не стрекочет рано утром пулемет,
- Ах, как грустно, что ушли большевики!

Лев Костров

Вестник Приуралья (Челябинск). № 6. Четверг, 20 марта 1919 г.

Благодаря любезности подполковника Якушева, помощника командира 43-го [Верхнеуральского] стрелкового полка 11-й Уральской стрелковой дивизии, первым вступившего со своей частью в г. Уфу, мы познакомились с некоторыми подробностями взятия Уфы и спешим поделиться ими.
13-го марта после ночлега в селе Максимовке в соприкосновении с противником в 7 час. утра был выслан вперед авангард в 4 роты под командой штабс-капитана Фролова и подполковник Якушев двинулся за ним с 3-м батальоном.
У станции Черниковка подполковник Якушев узнал от начальника станции и его помощника, что в Уфе среди красных паника и что они, по-видимому, оставляют город. На Уфимском вокзале неспокойно и поезда уже не ходят со вчерашнего дня, но что происходит на вокзале и в городе они не могли сообщить. Также сообщили, что впереди наших частей не проходило.
Принимая все это во внимание, подполковник Якушев отдал приказание добровольно вызвавшемуся для исполнения операции по взятии вокзала штабс-капитану Лихачеву с 3-мя ротами двинуться через разъезд Воронки и занять: железнодорожные мастерские, вокзал, пароходные и железнодорожные склады, водокачку и железнодорожный мост через реку. Сам [подполковник Якушев], выславши 6-ю роту под командой поручика Микулина в авангард с тремя ротами штабс-капитана Фролова и 12-й ротой двинулся на город Уфу по дороге на деревню Глумилино, куда пришли в 10 ч. 20 мин. утра. Из Глумилиной была отправлена разведка с 7-ю конными под командой поручика Каткова.
В Глумилине узнали, что красные спешно эвакуируются, что с 7 час. утра двигаются их обозы и в городе находятся кавалерийские части.
Это вызвало решение спешить в Уфу, чтобы захватить обоз.
В 12 ч. 5 мин. дня поручик Катков ворвался в город, а в 12:30 вступила 6-я рота во главе с подполковником Якушевым.
Немедленно же были заняты помещения чрезвычайной следственной комиссии, штаба 5-й армии, тюрьмы, электрической станции, комендатуры и прочих важных в военном отношении пунктов.
Население Уфы сначала не верившее своим глазам, что пришли избавители, боявшееся провокации, робко выглядывало на улицу, но когда узнали подполковника Якушева — уфимца, на улице быстро образовалась громадная толпа. Описать радость и восторг этой толпы, избавленной от дикого зверства красных, нельзя.
Подполковника Якушева обнимали, целовали руки…
На Александровской улице у Сибирского банка еще лежал труп зверски убитой г-жи Ш. Так все напоминало о совсем близких последствиях расправы красных.
На углу Центральной и Уфимской улиц был захвачен в плен помощник командира 231-го советского полка Пыхов и его вестовой. При обыске у него оказалась полевая книжка с маршрутом отступления 26-й советской дивизии.
Между прочим, Пыхов в своих показаниях сообщил, что на фронте 11 дивизии у Осы — Михайловского — Каргин Маминского наступало 5 лучших советских полков и что за взятие Аши Балашевской им обещано было по 1000 р. каждому и месячный отдых в Уфе, и что в этой неудачной для них операции они понесли большие потери.
После занятия комендантского управления был взят в плен помощник коменданта г. Уфы.
В это время в направлении Александровской ул. происходила сильная пулеметная стрельба, повторявшаяся несколько раз.
Израсходовав 6-ю роту на занятие важнейших пунктов города, и опасаясь быть отрезанными от своих главных сил, подполковник Якушев со своею связью поскакал на присоединение к главным силам и встретил их у коннозаводства по дороге к Богородской улице. После чего была выслана 2-я рота по Телеграфной и Большой Казанской улицам для преследования неприятельских обозов, идущих на Оренбургскую переправу.
После высылки роты вскоре ее обогнали 4 сотни 18-го Оренбургского казачьего полка.
Дойдя вторично до штаба 5-й армии в здании Сибирской гостиницы подполковник Якушев отдал приказание занять почту, телеграф, Государственный банк, казначейство и здания под складами красной армии в разных пунктах города.
В 15 часов подполковник Якушев получил донесение штабс-капитана Лихачева, что к 14 часам им заняты железнодорожный мост, вокзал, водокачка, мастерские, пароходные пристани и все склады вправо от вокзала.
Вскоре после этого подошли 11/2 роты 41-го полка под командой штабс-капитана Басола.
С большой похвалой отзывается подполковник Якушев о своих солдатах, в короткий срок бодро сделавших 100-верстный переход и о своих офицерах, выделяя среди них поручиков Каткова, Макушина, штабс-капитанов Лихачева и Фролова.
Из разговоров с исполняющим должность городского головы Уфы Максимовым, подполковник Якушев узнал, что тревога у красных в Уфе началась в ночь с 10-го на 11-е. В 12 часов ночи были получены в чрезвычайной следственной комиссии известия о приближении «белых». 11 и 12 была уже паника — спешно эвакуировался политический отдел штаба армии. Революционный комитет и политический отдел штаба 26 советской дивизии выехали в 12 часу ночи с 12 на 13 марта. Красные в 10 ч. 30 мин. 13-го марта были еще в Уфе.
Когда г. Максимов в 10 часов утра шел на экстренное совещание гласных, созванное Читать далее...