Перевод Льва Гинзбурга
Будь тверд без черствости, приветлив без жеманства,
Встань выше зависти, довольствуйся собой!
От счастья не беги и не считай бедой
Коварство времени и сумрачность пространства.
Ни радость, ни печаль не знают постоянства:
Чередованье их предрешено судьбой.
Не сожалей о том, что сделано тобой,
А исполняй свой долг, чураясь окаянства.
Что славить? Что хулить? И счастье и несчастье
Лежат в тебе самом!.. Свои поступки взвесь!
Стремясь вперед, взгляни, куда ты шел поднесь.
Тому лишь, кто, презрев губительную спесь,
У самого себя находится во власти,
Подвластна будет жизнь, мир покорится весь!
Нет в мире ничего чудесней человека:
В нем Бог и сатана соседствуют от века.
______
Как быть мне, если всё во мне приют нашло:
Миг, вечность, утро, ночь, жизнь, смерть, добро и зло?!
______
Ты смотришь в небеса? Иль ты забыл о том,
Что Бог - не в небесах, а здесь, в тебе самом?
______
Бог жив, пока я жив, в себе его храня.
я без Него ничто, но что Он без меня?!
______
Постой! Что значит "Бог"? Не дух, не плоть, не свет,
Не вера, не любовь, не призрак, не предмет,
Не зло и не добро, не в малом Он, не в многом,
Он даже и не то, что именуют Богом,
Не чувство Он, не мысль, не звук, а только то,
О чем из всех из нас не ведает никто.
______
Спит праведник, во сне вкушая благодать.
А грешник молится и всем мешает спать.
______
Неутомимо то, что Господом зовут:
Его покой - в труде, в Его покое - труд.
______
Ты, грешник, сетуешь на то, что пал Адам?!
Не пал бы первым он - ты б сделал это сам.
______
Когда богач твердит о бедности своей,
Поверь ему: он прав - он нищего бедней.
______
Как совершенно всё, что вкруг себя мы зрим:
Стекляшка и алмаз, паук и серафим!
______
Ты царства Божьего всё требуешь от неба,
А сам для бедняка жалеешь корку хлеба!
______
Я, как Господь, велик. Бог мал, что червь земной.
Итак: я - не под Ним. И Он - не надо мной.
______
Так кто же я такой, творенье чьих я рук,
Предмет, и не предмет, и точечка, и круг?(1624-1677)
Перевод Льва Гинзбурга
Надо признаться, что никто так не кичится внешними проявлениями богатства, как тот, кто недавно это богатство приобрел. Новоявленные богачи, олицетворяющие собой силу капитала и почитающие себя столпами общества, прилагают все усилия к тому, чтобы внушить к себе почтение хотя бы своими манерами и осанкой, если они не располагают для этого никакими другими средствами.
«ТИТАН» Перевод В. Курелла, Т. Озерская
Очень актуально!
[200x279]
Индия реабилитирует Киплинга
В Индии впервые откроется музей писателя Редьярда Кпилинга, который в течение десятилетий считался пророком британского империализма.
Ветхое бунгало возле художественной школы в Бомбее, где родился писатель, будет восстановлено. Возможно, этот шаг является первым признаком его реабилитации в народе, который вдохновил Киплинга на создание популярных во всем мире сказок, стихов и прозы.
После того, как британцы покинули Индию в 1947 году, граждане независимой страны не желали обсуждать творчество писателя, чье стихотворение "Бремя белого человека" считается гимном колониализма.
Из-за явно расистских утверждений в книгах Киплинга, его творчество не изучается в индийских школах и университетах. Нигде, помимо бунгало, нельзя увидеть памятника или табличку, напоминающую о нем.
Отец писателя Джон Локвуд Киплинг был директором художественной школы, которая превратилась в ведущий университет искусств и архитектуры. В скромном доме, расположенном на территории школы, в 1865 году родился будущий писатель. Бунгало стоит в центре тропического сада, в сердце Бомбея. Внутри дома царит упадок, валяются груды пожелтевшей бумаги и экзаменационных билетов. Несмотря на это, туристы постоянно приходили к бунгало, чтобы почтить память Киплинга, который рос в доме до шести лет, пока не был отправлен в Англию.
Теперь благотворительный фонд выделил средства на восстановление дома, а бомбейские власти выдали разрешение на реставрацию. Но поскольку никаких вещей семьи Киплингов не сохранилось, в музее будут храниться фотографии, письма и рукописи бывших владельцев.
"Киплинг покинул Индию еще ребенком, но не забыл Бомбей. Он называл его лучшим городом в мире, и мне приятно отблагодарить его", - говорит председатель фонда Сангиту Джиндал.
Несмотря на официальное равнодушие к его творчеству, Киплинг популярен среди образованных индусов. Примерно 20 тысяч экземпляров его книг продается в Индии каждый год.
Источник: MIGnews
Взято с сайта : http://turi100.net/interesting/?interesting_id=1305
Еще не осень - так, едва-едва. Ни опыта еще, ни мастерства. Она еще разучивает гаммы. Не вставлены еще вторые рамы, и тополя бульвара за окном еще монументальны, как скульптура. Еще упруга их мускулатура, но день-другой - и все пойдет на спад, проявится осенняя натура, и, предваряя близкий листопад, листва зашелестит, как партитура, и дождь забарабанит невпопад по клавишам, и вся клавиатура пойдет плясать под музыку дождя. Но стихнет, и немного погодя, наклонностей опасных не скрывая, бегом-бегом по линии трамвая помчится лист опавший, отрывая тройное сальто, словно акробат. И надпись "Осторожно, листопад!", неясную тревогу вызывая, раскачиваться будет, как набат, внезапно загудевший на пожаре. И тут мы впрямь увидим на бульваре столбы огня. Там будут листья жечь. А листья будут падать, будут падать, и ровный звук, таящийся в листве, напомнит о прямом своем родстве с известною шопеновской сонатой. И тем не мене, листья будут жечь. Но дождик уже реже будет течь, и листья будут медленней кружиться, пока бульвар и вовсе обнажится, и мы за ним увидим в глубине фонарь у театрального подъезда на противоположной стороне, и белый лист афиши на стене, и профиль музыканта на афише. И мы особо выделим слова, где речь идет о нынешнем концерте фортепианной музыки, и в центре стоит - ШОПЕН, СОНАТА No. 2. И словно бы сквозь сон, едва-едва коснутся нас начальные аккорды шопеновского траурного марша и станут отдаляться, повторяясь вдали, как позывные декабря. И матовая лампа фонаря затеплится свечением несмелым и высветит афишу на стене. Но тут уже повалит белым-белым, повалит густо-густо белым-белым, но это уже - в полной тишине.
[699x466]
[699x466]
Взойди вон на эту безлесную гору,
Что выше окружных, подоблачных гор;
Душе там отрадно и вольно, а взору
Оттуда великий, чудесный простор.
Увидишь недвижное море громадных
Гранитных, ледяных и снежных вершин,
Отважные беги стремнин водопадных,
Расселины гор, логовища лавин,
Угрюмые пропасти, полные мглою,
И светлые холмы, поляны, леса,
И грады, и села внизу под тобою;
А выше тебя лишь одни небеса
|
|||
[700x525]
Осенняя роща, едва запотевший янтарь,
и реки, и броды.
Пора опадающих листьев, высокий алтарь
притихшей природы.
Пора опадающих листьев, ты что мне сулишь,
живу ожиданием встречи,
а то, что меня окружает, всего только лишь
кануны ее и предтечи.
Чего ожидаю? Зачем так опасно спешу
все метить особою метой?
Живу ожиданьем одним, только им и дышу,
как рощею этой.
Осенняя роща, о мой календарь отрывной,
мой воздух янтарный,
где каждый березовый лист шелестит надо мной,
как лист календарный.
О мой календарь! Спаси и помилуй меня,
приблизь эти числа.
Иначе все дни и все числа без этого дня
лишаются смысла.
Живу ожиданьем, помилуй меня календарь,
живу ожиданием встречи.
...Осенняя роща, природы священный алтарь,
и теплятся свечи.
Лягушка
Всегда отменно вежлив будь
С лягушечкою кроткой,
Не называй ее отнюдь
«Уродкой-бегемоткой»,
Ни «плюхом-брюхом-в-глухомань»,
Ни «квинтер-финтер-жабой»;
Насмешкой чувств ее не рань,
Души не окорябай.
Но пониманием согрей,
Раскрой ей сердце шире –
Ведь для того, кто верен ей,
Нет друга преданней, нежней
И благодарней в мире!
Перевод Г. Кружкова
[700x525]
Мама
К составу уже паровоз подают.
Мы провожаем маму на юг.
Мы стоим с отцом посреди перрона,
курим, засунув руки в карманы.
Мама — в окне голубого вагона,
лицо озабоченное у мамы.
В морщинках лицо в оконном просвете
глаза мои словно приворожило...
"Не женюсь! — говорил. — Ни за что на свете!"
Ты смеялась и волосы мне ворошила.
Мама! Что там говорят мне губы? Не слышу!
Я часто не слушал, что они говорили.
А ты не спала, когда, снявши ботинки, стараясь тише,
я крался на цыпочках по квартире.
Вот отец: он уверен, что провожают,
приходя на вокзалы за час до отхода.
Он не знает, что матери не уезжают —
сыновей уносят курьерские годы.
А матери стоят на отшибе
в обнимку с годами нашими детскими,
именами уехавших по ошибке
внуков зовут и не ладят с невестками...
Мама! Не слышу! Что там говорят твои губы?
"Будете мыться — носки в комоде..."
Паровоз выдыхает белые клубы.
Поезд уходит. И мы уходим.
1956
[700x466]
|