Это цитата сообщения
dmpershin Оригинальное сообщение"Эвтаназия" во Христе: от евхаристии к воскресению
15 декабря 2004 года почивший Московский Патриарх Алексий II, выступая в храме Христа Спасителя перед московским духовенством, назвал эвтаназию «крайней степенью отпадения от Бога», пропаганду которой невозможно «квалифицировать иначе как скрытый или явный сатанизм, диавольщину».
Так легка ли “легкая смерть”? Кто и почему навязывает обществу ее легализацию? Почему категорически против эвтаназии выступают этика, медицина, психология, право и богословие? И каково тогда приемлемое участие врача в умирании и смерти пациентов? Наконец, о какой “эвтаназии” молились ранние христиане и поныне молится Православная Церковь?
В том выступлении Патриарх уточнил, что в современном мире речь идет о «попытках объяснить самоубийство в медицинских терминах, дав ему название эвтаназия». По мысли почившего Предстоятеля Русской Церкви, «ужас ситуации состоит в том, что орудиями убийства предполагается сделать врачей, которые по долгу службы обязаны заботится о сохранении жизни человека» .
Но так было не всегда.
В переводе с греческого эвтаназия — это «благая смерть» (эв — хорошо, танатос — смерть). Еще в античности под эвтаназией понимали либо безболезненную смерть, либо смерть благородную, хотя, может быть, и мученическую. В обоих случаях она не имела ничего общего с суицидом, и тем более с идеей врачебной помощи врача пациенту в ускорении его смерти. Кроме того, смерть означала переход умерших к загробному существованию и это налагало особую ответственность на живых.
Античные представления о посмертной участи пессимистичны. Гомер повествует о том, что души умерших подобны теням. Они лишены сознания и обитают в преисподней, в царстве Аида. Только испив крови жертвенного животного, они на время обретают сознание и память. Во время своего путешествия в царство мертвых Одиссей встречает Ахилла, который говорит ему, что лучше хотел бы быть на земле поденщиком у бедняка, чем царствовать над тенями в подземном мире (Одиссея, ХII, 488-491).
Но еще печальнее удел той души, над телом которой не совершен обряд погребения. Она обречена вечно скитаться по земле, не находя даже того горестного успокоения, которое ждет её в царстве мертвых. Вот почему в поэмах Гомера и умирающие, и уже умершие просят живых о погребении. В этом их последняя надежда на «хорошую смерть». Душа Патрокла просит об этом Ахилла (Илиада, ХХIII, 65-92), душа спутника Одиссея Эльпенора — Одиссея (Одиссея, ХI, 51-80). Умирающий Гектор просит Ахилла, не бросать его тело собакам на растерзание, но передать родным, чтобы те предали его погребальному огню (Илиада, ХХII, 338-343).
Но забота о посмертной участи душ умерших важна не только тем, кто в ней нуждается, но и тем, кто ее оказывает. Погребение умерших — это долг живых перед богами. Отец Гектора, Приам, рискуя жизнью, приходит к Ахиллу и просит его вернуть тело сына, чтобы «почтить богов» (Илиада, ХХIV, 503).
Антигона, в одноименной трагедии Софокла, сама идет на смерть за право похоронить своего брата Полиника. Свое решение она обосновывает тем, после смерти она, как и каждый человек, навечно окажется под властью подземных богов. А потому для неё важнее угодить этим богам, чем царю Креонту, запретившему ей исполнить последний долг сестры (Антигона, 76-78, 450-470). Антигона заявляет Креонту, что законы вечной божественной правды важнее человеческих установлений. Она объясняет ему, что, если бы не совершила погребения брата, то её нравственные мучения были бы несопоставимы ни с какими страданиями. Свою смерть она называет славной.
Однако каким бы ни был конец земной жизни человека, он, по мысли Гомера, Софокла и других античных авторов, предопределялся роком. В античной мифологии судьбы людей и богов вершили греческие богини судьбы, Мойры. К ним бессмысленно было обращаться с мольбами. Над ними были не властны сами боги. Впрочем, от богов также не приходилось ждать утешения в житейском горе. Проводя время в бесконечных развлечениях, они играли человеческими жизнями безжалостно и беспощадно. Мир людей при всех своих недостатках был гораздо человечнее мира богов; ему были свойственны этика и сострадание.
Тем самым в античности смерть понималась как неизбежное зло, которое можно было минимизировать правильным исполнением погребальных обрядов. Следование нравственным законам также облегчало посмертную участь умерших. Однако Антигона в трагедии Софокла признавалась в том, что не знает, откуда эти законы пришли в мир людей, и не надеялась умолить судьбу пересмотреть свой вердикт.
В первом веке нашей эры эти представления о благой смерти выходят за пределы эллинизма. Иудейский экзегет Филон Александрийский усматривает в эвтаназии уже не слепую случайность, но дар Творца. Комментируя библейский сюжет о жертвоприношении Каина и Авеля, он поясняет, что «для человека величайшим благом является легкая старость и благая смерть (эвтаназия)», однако, хотя они и подаются Богом, Сам Он в них не нуждается,
Читать далее...