Больна. Тридцать девять и восемь, опаленные жаром губы, хочется плакать.
Странно, но одновременно какая-то радость за будущее, п р е д в к у ш е н и е здоровья.
Счастлива ли я с ним? Не знаю. Знаю только что нет потрясений. Есть определённость (я бы даже сказала п р е д определённость), покой, уверенность. Нет страха потери, хотя вру, есть, но обычный, не т о т.
Одиночество. Один. Одна. То есть я плюс я. И больше никого. Пойдём дальше. В этом уравнении одиночество = я. И получается: если я боюсь одиночества, значит, боюсь себя.
Приезжай поскорее, а?
Ты пишешь "осталось всего десять дней". Всего? Я не могу, не хочу и совершенно не умею быть одна. Все мои бесы, так надёжно похороненные, начинают лезть наружу и звать за собой.
Вот этот, с лицом сноба, нет, он не красив. От него просто идёт та самая, такая знакомая, волна. Я знаю на что он способен и знаю как сделать его способным. Как посмотреть. Как улыбнуться. Что сказать. Знаю, каким может стать этот деланно холодный взгляд. Знаю что при желании могу заставить его сыграть со мной в самую адреналиновую игру на свете. Ты не подумай, я, конечно же, сдержусь. Но от его случайного полуобъятия возникают мысли. И что они, если уже не измена? Пожалуйста, не отдавай меня им, приезжай скорее.
Я их б о ю с ь.
Те, старые фотографии, их осталось совсем немного. Почти столько же, сколько неудалённых файлов в памяти. Я собрала их в папку и назвала её "комната Синей Бороды". И теперь туда нельзя заходить.
Больше не ищу Знаки, не прислушиваюсь к снам и они отвечают мне тем же, просто пропали и всё.
И хорошо. Живу спокойно, скучно, размеренно, тихо. Слушаю цикад за окном.
Часто думаю о Тех, наверху. Есть они или это просто я маниакально всматриваюсь в каждое событие, ища в нём тайные знаки, скрытые подтексты и недомолвки?
Но ведь случилось же. Сгустилось, сошлось. Материализовалось. И требовалось всего - закрыть предыдущую дверь. Так дёшево. И так страшно. Закрыть глаза и прыгнуть... А храбрость от отчаяния тоже считается храбростью?
Отдала телефон, подарок Того, о ком нельзя больше помнить. Стирать номера - убивать окончательно, фильтр проходят только те, кто остались по-настоящему живы. Семьдесят смс, от уничтожения каждой - почти физическая боль, кто бы мог подумать.
...Ошалевшие от фейерверка голуби мечутся со стен старинной семинарии на шпиль маурильской церкви, уличные торговцы продают жареные каштаны, на площади пекут хлеб и разливают вишнёвый ликёр, несколько полицейских и толпы, толпы, толпы, скорая помощь кого-то увозит, под ногами море пластиковых стаканчиков с кораблями пустых бутылок из-под шампанского, англичане и испанцы, старые музыканты играют такую же старую музыку и старые люди с напряжёнными лицами её слушают, у лабуха вид старой бутылки вина, он выдержан и проверен временем, тётка в платье с воланами похожа на торт, с новым годом , мы уходим...
А пока я ложусь спать пораньше, чтобы вот так же, пораньше, встать. Пройти ночными ещё улицами, мимо деревьев в электрических светлячках. Войти со свежего, почти морозного воздуха в тёмный, тесный, удушливо пахнущий коридор и пройти через него как можно быстрее. А потом долго, целых восемь с половиной часов, ждать минуты, когда можно будет это место покинуть. Но ведь зачем-то оно мне было дано? Чему именно я должна обучиться, чтобы пройти этот уровень? Человечности? Сочувствию? Пониманию бренности всего и вся? Или, наоборот, привнести в этот коридор свой дурацкий, ничем, в сущности, не оправданный оптимизм?
Ладно, хватит бреда на сегодня.